Угол атаки - Таманцев Андрей "Виктор Левашов". Страница 33

- Не твои дела. Твои дела: отправить "Мрию". Как можно быстрей. Это наш единственный шанс.

В другое время Тимашука устроила бы такая конкретность. Все дела, даже самые большие, состоят из мелких конкретных дел. Их делают конкретные исполнители. Подполковник Тимашук был исполнителем. Да, исполнителем. И нисколько не унижала его эта роль. Почему она должна его унижать? Болтунов полно, работников мало. Он и поднимался по жизненной лестнице только потому, что был хорошим исполнителем. Но сейчас предпочел бы узнать больше. Но если нет - значит, нет. Гораздо сильнее его встревожило резкое столкновение между Ермаковым и Г. Он уже не сомневался, что это было именно столкновение, а не случайная рабочая размолвка. Ермаков никогда не позволил бы себе идти против Г., если бы у него не было очень весомых оснований. Очень. Каких?

Тимашук был человеком Ермакова, а сам Ермаков - человеком Г. Не в правилах Тимашука было сплетничать о начальстве, но свое мнение о первых лицах "Госвооружения" он имел. Первого генерального директора он не знал, тот продержался меньше года, но второго застал. И впечатление от него было ошеломляющим: он был в белом мундире. В совершенно белом. В белоснежном. Тимашук сначала даже глазам своим не поверил. Что же это? Нет же таких мундиров в российской армии! Ни у кого - даже у маршалов! Белый мундир. Генеральские золотые погоны. Да что же это за шут гороховый?!

Своим изумлением Тимашук поделился с шефом. Ермаков лишь пожал плечами, но Тимашук понял, что ему это тоже очень не нравится.

Сменивший его банкир А. был человек штатский, но жучила тот еще. До Тимашука доходили слухи о векселях на десять миллионов долларов, которые А. разместил в своем бывшем МАПО-банке под 5,5 процента годовых, о сомнительных сделках с товарами, которые поставлялись России по бартеру в счет уплаты за оружие. В газетах "Госвооружение" с намеком называли "Госвором". И в этом Тимашук был с журналюгами, в общем, согласен. Пованивало в "Госворе", в его шикарных офисах с орхидеями, сытым чиновным людом и длинноногими секретаршами, надменными, как проститутки. Пованивало, пованивало.

С гендиректором все было ясно. А вот с представителем президента в "Госвооружении" - не все. Тимашук знал, что Г. командовал парашютно-десантным полком и дивизией в Афганистане, в свое время поддержал Ельцина и меньше чем через год после августовского путча 91-го года стал министром обороны. Одно имя Г. действовало на журналюг, как на быка красная тряпка. Уж как только его не обзывали, в каких только грехах не обвиняли. И войну в Чечне просрал, и "Паша-мерседес", а наиболее оголтелая газетенка дала крупный заголовок:

"Вор должен сидеть в тюрьме, а не в кресле министра обороны".

Насчет Чечни Тимашук не мог ничего сказать, он понимал лишь, что все там было куда сложней, чем казалось журналюгам. Г. не мог ни выиграть эту войну, ни проиграть, от одного человека такие дела не зависят, будь он даже семи пядей во лбу. А на "вора" нужно было ответить. Когда стало известно, что Г. подал на газету в суд, Тимашук испытал разочарование. Да за это не в суд подают, а вызывают на дуэль или попросту бьют морду. Но потом вдруг наткнулся на передачу, в которой ведущий свел Г. с редактором этой газеты. Начала передачи Тимашук не видел, застал только конец. Подводя итог, ведущий резюмировал, что конфликт исчерпан, что фраза про вора не имеет отношения к Г., а является констатацией того бесспорного факта, что вор действительно должен сидеть в тюрьме, а в кресле министра обороны сидеть не должен. Он предложил сторонам в знак примирения обменяться рукопожатием. Г. милостиво протянул руку, редактор снизу - по причине своего малого роста - пожал ее. И тут оператор на весь экран показал лицо Г. Оно светилось волчьей - во всю вставную челюсть - улыбкой, надменной и пренебрежительной улыбкой победителя. И это было так неожиданно и так здорово, что Тимашук захохотал и от восторга захлопал себя по ляжкам. Жена даже высунулась из кухни, решив, что показывают Жванецкого.

Какой Жванецкий, это было почище Жванецкого. Перед миллионами телезрителей этого толстенького бородатого педика отхлестали по морде, а он этого даже не понял. Потом понял, каялся в своей газетенке, а толку? Как он подобострастно пожимает руку Г., видели все. А эту заметку кто читал? Вот и утрись, педик!

Но Г.-то каков! Не прост. Очень не прост. Да и то: в сорок четыре года стать генералом армии и министром обороны - для этого мало париться с президентом в бане и пить с ним водку. Многие парились и многие пили, а где они? Пишут воспоминания.

После отставки с поста министра обороны Г. ушел в тень, даже назначение его в "Госвооружение" осталось для журналюг незамеченным. Он исчез из публичной политики, но списывать его со счетов было рано. И сам себя он тоже не списывал.

Ему было всего пятьдесят лет. Если в таком возрасте человек ставит на себе крест, он спивается, разменивается на молодых баб или начинает строчить мемуары, обозначая свой путь в российской истории кучами говна, вываленного на головы современников. Ни выпивки, ни молодых баб Г. не чурался, но это не выходило за пределы нормы. За мемуары он тоже не собирался садиться, хотя ему было что рассказать - не меньше, чем президентскому телохранителю. Он занимался другим, более важным делом. Прибрал к рукам "Госвооружение", гендиректор был у него на побегушках, понимая, что Г. может отправить его в Лефортово одним движением пальца. Без ведома Г. не совершалась ни одна сделка. А "Госвооружение", "Газпром" и РАО ЕЭС были теми структурами, без поддержки которых не может существовать никакая власть. "Госвооружение" было даже важней - оно могло дать живые деньги. И при необходимости дать быстро.

Это и заставляло Тимашука видеть в Г. одну из самых серьезных фигур российской политической жизни. Из тех, кто еще скажет свое слово. Он существовал в российской политике неявно, его присутствие угадывалось лишь по косвенным признакам. Так астрономы обнаруживают невидимое небесное тело по изменениям орбит мелких планет. Г. был наверняка не единственной такой фигурой. О других Тимашук не знал, но не сомневался, что они есть. И значение их возрастает по мере того, как энергия жизни покидает оболочку президента Ельцина, опустошенного водкой и борьбой за власть.

Чувство причастности к сильной команде всегда сообщало подполковнику Тимашуку жизненное спокойствие и уверенность в своем будущем. И вдруг обнаружить, что ты не в команде, а в стае, - даже предположить это было тягостно. Черт бы этих генералов побрал! Дело сначала нужно сделать, а потом выяснять отношения. Они сцепились, а ты сиди и думай, чего они не поделили.

Впрочем, нечего думать. Приказ получен. Приказ четкий. Приказ санкционирован Г. или даже отдан им самим. А если Ермаков не согласен с ним - это его проблемы. Разберутся. Для Тимашука тут нет вопросов: приказ есть приказ. Он не видел причин, по которым мог бы не выполнить его. И менее всего допускал, что что-то может ему помешать.

В Потапове подполковника Тимашука ждали. На вертолетную площадку встретить его вышли командир части полковник Тулин, похожий на гриб-боровик, перестоявший на лесной опушке, два его зама - подполковник и майор, и начальник охраны "Феникса", состоявшей из сорока бывших спецназовцев из расформированных подразделений "Вымпел" и "Зенит-2".

Фамилия начальника охраны была Сивопляс. Двадцатипятилетним старшим сержантом "Вымпела" он участвовал в штурме дворца Амина в Кабуле, потом был тяжело ранен осколком мины в голову и попал в плен. Когда до начальства дошло, что он знает много лишнего и может рассказать об этом, его обменяли и вывезли в Ташкент. Два года он провалялся в госпиталях и был комиссован с мизерной пенсией. С тех пор его левый висок и скулу пересекал страшный пиратский шрам, он был полон нескрываемой враждебности и презрения ко всему миру и предан Тимашуку, который вытащил его из беспросветной жизни и пристроил к делу, отвечавшему его основательности и любви к дисциплине.