Ключ от Снега - Челяев Сергей. Страница 22

Сосна задрожала всем своим огромным стволом, с ее верхушки посыпались игольчатые стрелки старой хвои, и из-за дерева на тропинку грациозно, чуть ли не пританцовывая, вышло существо, удивительнее которого Книгочею в своей жизни видеть еще ни разу не довелось.

Патрика никогда особо не трогали и не пугали сущности явно нечеловеческой наружности. Он считал, что любой монстр, даже обитатель самого страшного сна, все-таки всегда естествен в своей необычности, чуждости человеку, потому что любой человек для любого другого чудовища или даже обычного лесного кролика тоже чаще всего выглядит монстром, да еще каким! Но чтобы существо настолько совмещало в себе черты человека и животного – такого Книгочей не встречал даже у варгов и прочих оборотней-вервольфов. А их он немало повидал за годы служения, место которого Патрик всегда держал в тайне даже от друзей, кроме, пожалуй, только Симеона.

Перед ними была кицунэ – лисий человек. Черты ее лица больше всего напомнили Патрику смазливые физиономии тех порочных личностей, что делили страсти с себе подобными. Однако у лисьего человека жесткие мужские черты настолько плавно переходили в мягкость женского обличья, что приходилось думать о совершенно новом существе, возможно, соединяющем в себе и мужские, и женские свойства. К тому же это двойственное человеческое обличье было настолько органично спроецировано на звериную наружность крупного, матерого лиса, что если долго смотреть на кицунэ, голова могла пойти кругом. На этом, собственно говоря, и была построена магия человека-лисы: удивить, вскружить голову естественностью сказки, чуда, которое только что вышло на лесную тропу перед тобой из старинных легенд и детских страхов, смешанных с острым, сладким ядом запретной тайны.

Человек-лиса некоторое время стояла неподвижно, наблюдая за двумя людьми, пришедшими в Лес костей по ее тропинке, и явно наслаждаясь произведенным на друида впечатлением. Отпущенник же вновь сложил руки на груди, и вся его поза теперь выражала расслабленность и покой. Он знал, что если кицунэ не нападает на путника сразу, с ветви дерева или, пользуясь своим оборотничеством, из-за спины, то предстоит долгий разговор, и в конце его обязательно будет торг. Но Шедув сейчас очень спешил, потому что превосходно понимал: Лес Костей уже выслал сторожа, который вполне может оказаться и охотником – лесу всегда нужны новые кости.

– Ты угадал, человек, – хищно улыбнулась кицунэ. – Хотя мне любопытно, откуда ты… был родом, раз знаешь имена таких, как я. Ты же понимаешь, что в этом лесу обо всех говорят «был» а не «есть».

Женщина-лиса хищно осклабилась, и в ее причудливом обличье теперь явственно проступили глубоко звериные, лисьи черты.

– Кроме меня, конечно…

Книгочей смотрел на существо во все глаза. Он слышал прежде о подобных сущностях, но всегда считал, что эти оборотни обитают на дальних землях таинственного востока. Впрочем, там, где он был сейчас, вряд ли были такие понятия – восток, запад, север, юг. Скорее, они все присутствовали здесь воедино.

– Ты знаешь, что заступил мою тропу, странный человек, который назвал меня с первого раза?

– Если нужно, я могу сойти с нее, – поклонился Шедув оборотню, но голос его, и без того обычно бесстрастный, теперь был холоднее льда.

– Но ты уже не сойдешь со своего пути, – заметила кицунэ и совсем по-кошачьи зевнула, выгнувшись всем телом и высунув тонкий красный язык. Зубы ее были отнюдь не человечьи.

– Я никогда не схожу со своего пути, – ответил отпущенник, и в его раскосых глазах блеснул лед холодных звезд. – Ты хочешь биться, сато?

– Ты знаешь и это? – теперь в голосе кицунэ послышалось откровенное удивление, она даже выговорила последнее слово как человек – без грассирующей издевки.

– Просто я помню сказки, которые в детстве мне рассказывала мать, – сказал Шедув.

Несколько мгновений кицунэ размышляла. Затем резко и неожиданно разинула широченную пасть, мгновенно превратив глаза в узенькие щелки, и медленно, нарочито медленно закрыла ее, явно демонстрируя двум людям, стоящим на ее тропе, свои острые желтые клыки. Через минуту она вновь была подобна человеку, только с очень тонкой талией и непомерно большой головой, поросшей рыжим подшерстком и украшенной остроконечными ушами.

– Тогда посмотри вокруг себя, человек встающего солнца, – промяукала человек-лиса, поднимая лапу, вооруженную изогнутыми и весьма острыми когтями. – И ты тоже, Знающий.

Патрик вздрогнул, услышав, как назвала его проницательная кицунэ. И обернулся.

Кругом, куда только ни кинь взгляд, простирались огромные частоколы костей. Недавний лес куда-то пропал, и вместо деревьев из земли торчали белесые трубы позвоночных столбов, изогнутые стволы каких-то гигантских бивней или исполинских зубов, бесчисленные полукружья ребер, мослы берцовых костей и бесчисленные россыпи костей поменьше и пожелтее. И повсюду были разбросаны черепа, в основном, людские, хотя попадались и лошадиные, ослиные, коровьи, которые легко были распознать по пустым рогам, иногда вывернутым под неестественным углом. Сбоку от тропинки на своеобразном пьедестале из костей человеческих рук восседал целый костяк огромного медведя. Из его черепа торчала рукоять тяжелого топора. Эта жутковатая картина производила странное впечатление застывшего эпизода жестокой охоты; казалось, трагедия разыгралась здесь совсем недавно. В том, что это – трагедия, усомниться было невозможно: повсюду, в радиусе десяти-пятнадцати локтей вокруг скелета бурого лесного хозяина беспорядочно валялись кости и черепа людей и собак. Медвежий исполин приоткрыл зубастую пасть с огромными желтыми клыками, словно улыбаясь Книгочею жуткой, застывшей навеки ухмылкой смерти.

Наверное, подобных картин вокруг было множество, и бесчисленные кости и скелеты, зачастую растущие прямо из серого жухлого дерна, действительно напоминали страшный, дремучий лес из костей и черепов, над которыми обломала себе зубы даже безносая госпожа. И только раскидистое дерево, которое закрывало собой вход в мир кицунэ, было настоящим: хвоя осыпалась лишь внизу кроны, а верхние ветви упрямо зеленели темным малахитом липких сосновых гроздей.

– Я обожаю загадки, странный человек. Если вы ответите, – вновь то ли зевнула, то ли улыбнулась кицунэ, – то сможете пройти дальше. Если нет – даже не знаю, чем я смогу вам помочь.

– На каждый вопрос всегда существует несколько ответов, – невозмутимо заметил Шедув. – Что скажешь, друид?

– Насчет «существует» – не думаю, а то, что найдется не один – в этом я уверен, – подыграл отпущеннику Книгочей, и оборотень снова улыбнулся.

– Тогда поищите, но помните – время ваше истекает.

– Ну, что ж, время повсюду имеет ценность, – подтвердил Шедув. «Даже в твоей вонючей лисьей норе», – подумал Патрик, но, разумеется, вслух ничего не сказал.

– Мой вопрос очень прост, – грассируя, словно ворона, на взрывных «эр», прокаркала женщина-лиса, отчего-то сверкнув треугольными глазами на друида. – Есть ли равновесие без равновесия, и как его уравновесить вне равновесия? И останется ли тогда равновесие равновесием?

– Мудрено, – заметил отпущенник и тут же сделал странный знак кистью: обведя ею окружность, он собрал пальцы в кулак и неожиданно резко выбросил их вперед, словно раскрыл веер или выпустил из руки нечто, устремившееся к оборотню. Кицунэ тут же отпрянула назад и остро ощерилась, а в ее треугольных глазах вновь явственно промелькнули искорки угрозы.

– Не по нраву, оборотень?

Шедув усмехнулся и кивнул Книгочею.

– Нелюдь всегда норовит напустить туману, смешать мысли, подчинить себе разум человека. Хочешь сражаться по своим правилам – тогда давай играть по честному.

Кицунэ что-то проворчала, став в эту минуту похожей на самую обыкновенную лису или собаку, недовольную тем, что от нее только что ускользнула мелкая добыча. Но надежда поймать крупную еще оставалась.

– Так-то, – сказал Шедув и опустил руку. – Знаешь ответ, друид?