Марки королевы Виктории - Мейтланд Барри. Страница 26

В зале на мгновение установилась мертвая тишина, после чего аудитория разразилась шквалом аплодисментов.

Когда аплодисменты затихли, внимание аудитории переключилось на телефонного оператора. Он сидел за столом, склонившись над аппаратом, и, потирая ладонью лоб, о чем-то шептался со своим клиентом. Повторив какую-то фразу, он замер, ожидая ответа. Потом посмотрел на Конвея, еще раз громогласно озвучившего предложение Старлинга, пожал плечами и снова что-то сказал в трубку. Затем он оторвался от телефона, поднял голову и, сверкнув глазами, кивнул. Аудитория замерла. Аукционист, казалось, лишился дара речи. Впрочем, он довольно быстро оправился от изумления и спокойным голосом произнес:

– Один миллион пять тысяч фунтов, леди и джентльмены. – Потом, повернувшись к Старлингу, еще более твердым голосом повторил: – Последнее предложение – один миллион пять тысяч фунтов.

Старлинг мгновенно отреагировал, подняв свою карточку. Казалось, он ожидал именно этого. Те, кто сидел с ним рядом, захлопали в ладоши.

– Миллион десять тысяч, – сказал Конвей.

Телефонному оператору опять, казалось, понадобилась целая вечность, чтобы ответить на это предложение. Складывалось такое впечатление, будто анонимный участник аукциона расспрашивал сотрудника «Кабота» о своем сопернике. Оператор, взлохматив рукой волосы, что-то торопливо бормотал в микрофон. Потом повернулся к Конвею и снова кивнул.

– Миллион пятнадцать тысяч!

Почти одновременно с этими словами Старлинг выбросил вверх руку. Его лицо на экране монитора обрело воинственное выражение, подбородок выпятился. Когда на его предложение поступил ответ, он, ни на йоту не изменившись в лице, снова немедленно поднял свою карточку.

Однако его анонимный телефонный оппонент не торопился сдавать свои позиции и тоже не уставал набавлять. Торги, развиваясь в прежнем темпе: одно предложение – пять тысяч фунтов, – медленно подобрались к сумме миллион сто тысяч фунтов, превысили ее и через некоторое время достигли миллиона двухсот тысяч.

Когда Сэмми, продолжая борьбу, назвал сумму в миллион двести пятьдесят тысяч, один из сидевших в зале посетителей аукциона не выдержал и издал громкое восторженное восклицание. Конвей сделал паузу. Его удивленно приподнятая бровь и озадаченное выражение вызвали в зале общий смех, через нескольких секунд переросший в дикий хохот. Это, казалось, разрядило напряжение, достигшее невероятно высокого накала и сделавшееся почти непереносимым. Возможно, именно по этой причине что-то надломилось в душе у телефонного оппонента Старлинга; тот должен был хорошо слышать эти оглушительные звуки через спутник связи. Вздохнув, он неожиданно для телефонного оператора сказал, что с него достаточно. Потом, подождав, пока затих поднявшийся в этой связи шквал аплодисментов, он еще раз печально вздохнул и повесил трубку.

– Великолепное представление, – сказал Брок, наблюдавший по монитору за Старлингом, в этот момент поднявшимся с места, словно для того, чтобы хоть как-то ответить на аплодисменты и приветственные крики коллег. Выйдя в центральный проход, он некоторое время стоял там, позволяя аудитории созерцать свое лицо. На нем не отразилось ничего, что свидетельствовало бы о владевшем им возбуждении или ощущении триумфа. И это почти демонстративное равнодушие озадачивало тех, кто находился рядом с ним, и их аплодисменты постепенно затихли. Между тем Старлинг неторопливо зашагал по центральному проходу к двери. Брок взглянул на часы.

– Без двух минут три. Надо предупредить наших людей на улице. Нам нужны фотографии всех посетителей аукциона, покидающих зал между этим временем и четырьмя часами пополудни.

Через несколько минут Сэмми Старлинг возник в дверном проеме комнаты на втором этаже. Вблизи он казался более потрясенным всем происшедшим, нежели можно было подумать, наблюдая за ним по монитору. Взгляд у него стал потухший, а дыхание поверхностное и затрудненное. Зато парень из персонала «Кабота», сидевший рядом с ним во время торгов, наполнился энтузиазмом и непрестанно улыбался от радостного возбуждения. Два человека в униформе из службы безопасности «Кабота» вошли вслед за Старлингом в помещение и с благоговением положили на стоявший в центре комнаты стол прозрачную пластиковую упаковку с коричневым бумажным конвертом.

Старлинг бросил взгляд на маленький конверт.

– Странное испытываешь чувство, – сказал он, – когда видишь, что все, чем ты владел, ужалось вот до таких размеров. – Он посмотрел на Брока. – Эти люди совершенно меня обчистили. Они знали о моих финансовых возможностях не хуже моего бухгалтера.

В комнату вошел еще один человек с сосредоточенным выражением лица и пачкой документов в руках. Когда человек негромко кашлянул, чтобы привлечь к себе внимание, Сэмми повернулся к нему и усталым голосом произнес:

– Надеюсь, вы не ждете от меня еще и чаевых?

Человек ответил ему смущенной улыбкой.

– Разумеется, нет, мистер Старлинг, – пробормотал он. – Общая сумма выплат внизу… вот взгляните…

Сэмми лишь пожал плечами.

– Нет проблем, старина, – сказал он, одарив сотрудника «Кабота» ослепительной белозубой улыбкой.

В комнату на втором этаже принесли свежесваренный кофе. К тому времени сотрудники «Кабота» уже ушли и в комнате установилась атмосфера напряженного ожидания. Пока Брок обсуждал с офицерами из департамента СО-10 возможные варианты развития событий, Кэти подсела к Старлингу и попыталась завязать с ним разговор.

– Как вы думаете, как ваша жена воспринимает происходящее? – спросила она, размешивая в своей чашке сахар.

Спросила и сразу же поняла, что этот вопрос ему не понравился.

– С ужасом, конечно. Если она вообще способна сейчас что-либо воспринимать, – негромко сказал он. – А у вас другое мнение? – Ни в его речи, ни в его повадке не осталось даже малейших следов эйфории от успешно завершенного дела – даже если они раньше и появлялись.

– Извините. Я это в том смысле, что мне хотелось бы знать, какой она по складу человек: спокойный или, наоборот, склонный паниковать в критической ситуации.

– О Господи… – Он потер ладонью свое широкое круглое лицо. – Нет, не сказал бы, что она относится к разряду спокойных и рассудительных людей. Уверен, от паники и страха она сейчас готова из собственной кожи выпрыгнуть… Особенно если учесть ее пребывание наедине с похитителями в течение пяти или шести дней.

– К сожалению, я ничего не знаю о ней за исключением того, что она очень красивая женщина.

– Да, она красивая… А кроме того, умная, гордая и своенравная. Это не говоря уже о бездне вкуса и прекрасно развитом воображении. Но в данной ситуации все это вряд ли ей поможет. А вот насколько она храбрая, я сказать не могу… Раньше ей как-то не приходилось демонстрировать это качество. Но если бы такое приключилось с вами? Насколько храброй оказались бы вы? – Он одарил ее оценивающим взглядом. – У вас большой опыт в такого рода делах? Вам часто приходилось общаться с ублюдками вроде похитителей моей Евы?

– Мы не знаем, кто ее…

– Нет, знаем. Я знаю. – Он повернулся и посмотрел в окно на ярко-синее небо над Стрэндом. – Я много лет жил среди таких типов. И мне страшно, Кэти. Вы и представить себе не можете, как мне страшно.

Кэти ощутила в районе солнечного сплетения неприятную сосущую пустоту. И созерцание офицеров Гэллоуза и Хита из департамента СО-10, с непоколебимым спокойствием рассуждающих о временных рамках и особенностях операции по задержанию похитителей, облегчения ей не принесло.

Вновь к ней повернувшись, Старлинг конфиденциальным тоном добавил:

– Если что-нибудь пойдет не так, обязательно свяжитесь с Салли, хорошо? Салли Мэлони. – Он вынул из кармана свою визитную карточку и написал на обороте имя женщины и ее лондонский номер телефона. – Скажите ей, я…

Поскольку он не закончил фразы, Кэти спросила:

– Что?..

Он пожал плечами:

– Я очень сожалею о случившемся.