Каиново семя - Клюева Варвара. Страница 4
Но, проснувшись среди ночи от какого-то внутреннего толчка, Сергей Владимирович с удивлением понял, что это ощущение муторности никак не связано с разочарованием. Оно порождено беспокойством, если не сказать тревогой. Причем анализировать причины тревоги мозг почему-то отказывался. Стоило Сергею Владимировичу задать себе вопрос "В чем дело?", и мысли пускались вскачь, как резвые блохи, в самых разных направлениях, но только не в нужном.
Промаявшись полчаса без сна, Гуляев, кряхтя, вылез из постели и побрел на кухню. Поставил чайник, закурил, постоял у окна, бессмысленно пялясь на силуэт соседнего дома, расцвеченный редкими пятнами освещенных окон, на сереющее небо и неожиданно понял, что именно скребло когтями по сердцу, что вытолкнуло его из сна.
Если виновник Альбининой смерти убил ее не сам, а прибегнул к услугам кого-то из персонала клиники, то самым подходящим кандидатом на роль заказчика была Оксана Вольская. Она хорошо знала тех, кто у нее работает, и могла выбрать исполнителя не наугад, а со знанием дела. У нее были естественные рычаги воздействия на подчиненных - и само положение хозяйки клиники, и, возможно, осведомленность относительно чьих-то грешков.
Бывает, врачебная ошибка приводит к обострению болезни, а то и к смерти пациента. Выявляются такие ошибки сравнительно редко, а если выявляются, то коллеги не спешат обличать провинившегося собрата - то ли из корпоративной солидарности, то ли из суеверия. От ошибок ведь никто не застрахован, а ну как в другой раз сам окажешься в таком же положении? Возможно, Вольская знала о такой ошибке, допущенной кем-то из подчиненных, - кому и знать, как не ей, опытному врачу и хозяйке клиники? Легко представить, какую это давало ей власть над провинившимся. Не нужно никаких угроз, запугиваний, только намекни, что хочешь смерти некой пациентки, а уж проштрафившийся коллега сам сообразит, что от него требуется.
Можно не сомневаться, что мотив у Оксаны был. Как она сказала? "Существуют поступки, еще более страшные, чем убийство и столь же непоправимые. Альбина получила по заслугам. Возможно, даже недополучила". Сказать такое про подругу, про умершую подругу... Что это, как не признание в существовании мотива?
И эти постоянные напоминания о смертельной усталости. Разве не были они слишком нарочитыми? Хороший психологический ход, между прочим. "Ты просил меня о встрече, и я твою просьбу уважила, хотя сам видишь, чего мне это стоит. Оцени мою добрую волю и не приставай со своими дурацкими вопросами. А в качестве ответной любезности не вызывай меня в прокуратуру".
Гуляеву стало совсем тошно. Оксана Вольская, которую он знал по школе, никогда не прибегала к хитростям и уловкам. Одноклассники уважали и побаивались ее - она была сильной личностью, и, по их мнению, чересчур уж правильной. Ксана неизменно отказывалась от участия в сомнительных затеях вроде коллективного прогула или небезобидного розыгрыша какой-нибудь нелюбимой учительницы да к тому же безжалостно высмеивала одноклассников за мелкопакостническую сущность, безмозглость и дух стадности. Обзывала бандерлогами, цитировала обидные куски из Киплинга. Ее многие недолюбливали. Но уважали, потому что она никогда не "стучала" и не выдавала зачинщиков, если побег или розыгрыш все-таки устраивался. Зная о ее справедливости и беспристрастности, Вольскую часто просили судить спортивные матчи и соревнования. Любой спор, каким бы бурным он ни был, быстро прекращался, если она брала чью-то сторону.
И эта самая Вольская убила Альбину, за которую когда-то стояла горой, которую утешала, защищала, оберегала, которой, в конце концов, дважды спасла жизнь? Убила чужими руками, воспользовавшись начальственным положением или знанием чужой неприглядной тайны? А после этого затеяла со следователем, бывшим одноклассником, недостойную игру? Да полноте, может ли человек до такой степени перемениться?
Но ведь переменилась же Альбина - чудная крохотная девочка с удивительно нежным и большим сердцем. Можно поставить под сомнение оценку, данную ей Оксаной, но спорить с общественным мнением было бы глупо. А старградцы с редким единодушием почитали свою губернаторшу за особу безжалостную и властолюбивую. Гуляев и сам мог бы кое-что добавить к этой характеристике. Расследуя однажды заказное убийство некоего Лытникова, старградского дельца средней руки, Сергей Владимирович выяснил, что его деловые интересы частично пересекались с интересами Турусовой, и попытался добиться встречи с Альбиной Николаевной. Поскольку созвониться с ней не удалось - хамоватый секретарь без стеснения отфутболил назойливого следователишку, - Сергей подстерег Альбину неподалеку от ее офиса. Не слишком мудрый поступок. Мало того что Альбина облила его высокомерным презрением и отказалась разговаривать, так еще и прокурор на следующий день устроил безобразную выволочку. Куда, мол, лезешь, недоумок?
Если одна женщина могла до такой степени измениться, почему не может другая?
И все же Сергею Владимировичу не хотелось в это верить. Может быть, потому, что лицо нынешней Оксаны напомнило ему иконный лик. А может быть, из-за той непринужденности, той легкости, что он испытывал в ее присутствии, несмотря на ее откровенный отказ помочь.
"Ничего, Оксана Яновна, и без вас справимся. Мало ли на свете сплетников? Говорят, Альбина меняла прислугу как перчатки. Наверняка среди уволенных найдутся обиженные, которые с радостью вывалят перед любым желающим грязное хозяйское белье. Служащие Альбины Николаевны тоже вряд ли откажутся перемыть покойнице косточки - ну, хотя бы некоторые. Если я не ошибаюсь, мало кто настолько любил Турусову при жизни, что захочет хранить ей верность после смерти. А уж вызнав все о ее неблаговидных делишках, я как-нибудь сумею вывести убийцу на чистую воду, сколько бы времени это ни заняло".
В тот же предрассветный час не спала и Оксана. Впрочем, она не спала вот уже... сколько? Неделю? Две? Пожалуй, с того дня, когда к ней в клинику заявился Турусов...
- Нет, Виктор Палыч. И давайте не будем тратить время попусту. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит.
- Ксана, ради бога, выслушай меня...
- И не проси, Виктор. Ни ради бога, ни ради черта, ни ради светлого будущего дорогой Альбины. Слишком многое мы с тобой побросали в топку пламенной любви к твоей драгоценной супруге. У меня топливо кончилось, нечего больше бросать.
- Ты думаешь, я не понимаю? - Вальяжная физиономия губернатора скривилась то ли в горькой усмешке, то ли в беззвучном плаче. - У самого все выгорело. Даже головешки, и те в пепел рассыпались. Не о любви речь. Вернее, не о любви к Альбине. Последние года два я вижу в ней не жену и даже не женщину, а гранату с выдернутой чекой. Малейший толчок, и взрыв накроет всех, кто поблизости, - меня, тебя, Маришку...
- Ты уж извини, Виктор Палыч, но твое благополучие меня волнует мало. Еще меньше, чем собственное, а уж куда, казалось бы, меньше. Или ты полагаешь, что я пошла к вам с Альбиной в рабство из стяжательства или честолюбия? Ошибаешься, дорогой. Деньги и карьера на моей шкале ценностей...
- Бог с тобой, Ксана, я никогда...
- А что касается Мариши, то Альбина при всем старании не сумеет изгадить ей жизнь больше, чем уже изгадила. Больше просто некуда. Короче, тебе не удастся меня напугать, Витя. И переубедить не удастся. Так что давай закончим этот разговор.
- Ксана, удели мне еще пять, нет, десять минут. И не перебивай. Это все, о чем я прошу. Я уже понял, ты не собираешься менять свое решение. Пусть так. Дай мне высказаться, а потом можешь повторить свое "нет". И тогда я его приму. По крайней мере, мне не придется винить себя в том, что я сдался, не исчерпав весь арсенал.
Оксана крутанулась вместе с креслом, обратив к собеседнику профиль, кинула обреченный взгляд за окно и сказала, вздохнув:
- Ладно уж. Выкладывай. Но я тебя предупредила.