Группа особого резерва - Нестеров Михаил Петрович. Страница 16

Она была готова обслужить всех, сделать все, что от нее потребуют. Теряя драгоценные мгновения, Тувинец сделал вид, что раздумывает над ее предложением. Она поверила ему. У нее не было другого выхода. Если бы у нее остались хоть какие-то сомнения, она бы плюнула ему в лицо. Впервые в жизни, стоя на пороге жизни и смерти. Он сказал ей: «Раздевайся». Она, держась рукой за распахнутую дверцу, расстегнула блузку. Теперь она не боялась смотреть на двоих мужчин, которые пожирали глазами оголенные части ее тела. И при этом она едва не испытала оргазм. И каждый из них понял это. Так она расшифровала их взгляды — обращенные и на нее, и друг на друга. Они были соучастниками одного дела. Все трое. Двое мужчин и одна женщина. Которая видела ноги своего мертвого любовника. Натыкалась на него взглядом, как на пустое место, не испытывая ни капли эмоций, словно экономила их для генерального действа. Она сняла блузку и лифчик. Время стегало Тувинца, как гнедого жеребца, но он не упустил случая быть последовательным и строго следовал наскоро разработанному плану. Дабы успокоить женщину, он освободился от оружия, передав его, не глядя, своему товарищу. Игорь едва не выпустил его из рук: цевье было липким от пота.

Она, снова удерживая равновесие, держась одной рукой за дверцу, сняла трусики, но оставляя юбку. Этот момент очень понравился Тувинцу, и он с хрипотцой в голосе сказал:

— Оставь все как есть.

Не дожидаясь приказа, она легла животом на капот, широко раскинув руки и расставив ноги. Тувинец подошел сзади и провел рукой по ее спине — от затылка до копчика, потом в обратном направлении. Коснулся ее волос, слегка наваливаясь на нее и тяжело дыша ей в ухо. Она отвечала ему не менее горячо, уже сейчас отдавая все, что когда-то отдавала мужчине и что было припасено словно для особого случая. Он ласкал ее грудь, касался лобка, невольно ловя себя на мысли, что прикасается к нежному меху только что убитой норки. Какая красота…

Он отстранился от нее, и она, поняв, что настал тот момент, когда он войдет в нее, чуть изогнула спину. Она ждала. Тувинец отвел руку назад и нетерпеливым жестом потребовал свое оружие. Он взял его неторопливо, смакуя каждый момент, облизывая пересохшие губы, без мысли о том, что будет переживать их заново.

Сложенный приклад карабина позволил Тувинцу выстрелить, не сходя с места, в упор, буквально прилипнув бедрами к бедрам жертвы. Он выстрелил ей в спину, и мощный заряд разорвал ей позвонки. Она умерла сразу. Но ее тело, сползшее на землю, еще долго дергалось. Верхняя половина отдельно, нижняя отдельно. Как будто две половины чувствовали разную боль.

Тувинец сейчас мог сказать, что ждал этого момента долгие годы. Что там лось и его слезливые и смышленые глаза, его мех, в котором утопает рука. Он испытал не просто сильный приток адреналина, он получил адреналин совсем другого качества. Припомнились вдруг слова из песни: «За это можно все отдать…»

Ее смерть была быстрой. Ее тело мучилось, но не душа. Так думал Тувинец, провожая глазами машину. «Нива» как будто покатилась под горку, скользя по проложенной колее, медленно, как грузовой вагон для сцепки. Не пригодились шесты, которыми Тувинец и его товарищи собирались толкать машину, стоя по грудь в воде.

Все было красиво. Даже машина ушла под воду с грацией и покорностью антилопы.

Уже на берегу, когда были заметены все следы, он с нажимом еще раз напомнил ход предстоящих действий, называя членов команды парашютистами.

— Парашютистов уберем, как только увидим деньги. Они хранятся в каких-то хитрых сейфах. Сами можем не справиться. Любая ошибка может обернуться бедой. Порох, — многозначительно сказал он, веря в его силу. — Внутри контейнеров порох, который может превратить деньги в крапленые карты.

— Всех? — еще раз переспросил Игорь, красноречиво проведя рукой по горлу.

— Я же сказал.

— И твоего друга азербайджанца?

— А кто тебе сказал, что он мой друг? — Тувинец рассмеялся. — Эта работа прямо для меня.

Он вдруг осекся. Надолго задержав взгляд на товарище, он изрек:

— Ты похож на сливной бачок: ни капли наружу, все внутри. Поплавок перекрывает любые потоки. Какой бы страшный напор ни хлестал из трубы.

— Что с тобой такое, Вадим?

Он отмахнулся: «Ничего». Ему в этом деле единомышленник был не нужен, он рассчитывал на Игоря как на исполнителя. Игорь не понял бы его, если бы он изнасиловал эту женщину. Но понял ли он его поступок? То, что он совершил, подвластно его пониманию? Вряд ли. Он сам мало что понял. Им двигали какие-то импульсы. Им двигала чья-то рука, нашел он сносное определение. Так часто бывает. Просто одних людей потом заест совесть, а другие сами ее съедят. Вот все отличия. Но как донести это до товарища, который то ли ждет объяснений, то ли ему наплевать на это.

Тувинец мог стать хорошим пилотом. В летной школе у него были одни из самых высоких показателей. Но больше всего увлекла его «прикладная» дисциплина: выживание в дикой природе. Наставниками в этой дисциплине были инструкторы спецназа ГРУ. Выжить в той же тайге означало обеспечить себя пропитанием, крышей над головой. Выжить означало ориентироваться. Этот курс захватил Тувинца так сильно, что он стал забывать головокружительные тренировочные полеты. Непроходимые леса, пустыни, степи манили его так сильно, как не приманивало небо. Он расстался с формой, о которой мечтал еще в школе, но взамен получил ту, о которой и мечтать не смел. Три года в спецшколе под Саранском, и он становится инструктором по «выживанию в экстремальных условиях природы», включающему в себя обеспечение водой, огнем, предсказание погоды, оборудование укрытий от непогоды, обеспечением продуктами, приготовление пищи. Он стал тем более классным инструктором, потому что был еще и летчиком. Помимо этого, он самостоятельно изучал такие дисциплины, как следопытство. А это и занятие охотой, и наблюдение за поведением животных, плюс изучение следов людей и техники.

Отбор кандидатов в инструкторы был требовательным. На первом месте стояла выносливость. Поскольку выполнение и демонстрация задач по выживанию в экстремальных условиях природы приравнивались к боевым. В отличие от подготовки спецназа, летным экипажам не требовались изнурительные марш-броски. Тем не менее Тувинец мог похвастаться исключительной физической подготовкой и при случае демонстрировал свое явное превосходство над своими подопечными.

И все же он частенько начинал занятия со слов: «В экстремальной обстановке вы — как бойцы спецназа, действующие в отрыве от своих войск, в течение нескольких часов, а иногда дней и недель. Вы — в отрыве от своих диспетчеров…» В такие моменты он начисто забывал, что и сам является летчиком. Но скорее всего этот факт свидетельствовал о том, что как летчик он кончился.

На следующий день после возвращения из Азербайджана Сергей Марковцев в последний раз встретился с Виктором Сеченовым. За одиннадцать дней — третья встреча. Инициатором выступил сам Виктор. Рисковал ли он, разрушая то алиби, которое начал выстраивать задолго до встречи с Марковцевым, последнего не интересовало. Если его и возьмут за жабры люди генерала Короткова, то Марка они уже не достанут. Он мог исчезнуть и без денег, а с миллионами его не найдет и сам господь бог. Но если посмотреть на другую сверкающую сторону звонкой монеты, то в ней отражался четкий след денег…

Марк оглядел его с ног до головы и без обиняков спросил:

— Поиздержался?

Виктор ответил честно:

— Да. Вложил всю наличку. Продал однокомнатную квартиру. Сейчас последний хрен без соли доедаю.

В этом деле каждый и рисковал по-своему, и взносы делал сообразно своему статусу. Взнос Марка не менее весомый: его богатый опыт.

Сеченов принес с собой деньги — на покупку снаряжения и оружия. Марковцев спросил:

— Мне по своим каналам поискать, или ты конкретный адрес дашь?

— Дам, — коротко ответил Сеченов. — Твои связи устарели, а мы не имеем права рисковать. Я дам тебе человека, который в Москве достанет любое оружие в предельно сжатые сроки. — Он замолчал.