Группа особого резерва - Нестеров Михаил Петрович. Страница 18

— В чем проблема, Адам? Не хочешь знать имена пилотов?

— Даже не хочу видеть их лиц. Но, видно, придется… заглянуть им в глаза.

— Значит, ты дозрел и согласен на жертву?

Адам развел плечами: «А куда деваться?»

— Жаль, жаль, — деланно вздохнул Марковцев. — Короче, чем ближе финал, тем больше вопросов.

— Каких вопросов?

— Например, на фига мне это? Не принесет ли это еще больше проблем?.. — Марк немного помолчал. — Тебе не двадцать пять, Адам, и с тобой поздно вести душеспасительные беседы на тему «Познай себя и свой путь». Так говорят на Востоке, да?

— Да, Марк, я понял тебя. Ты, как это сказать… опираешься на все привычное. — Адам остался доволен удачно подобранной формулировкой — она виделась лебедем по сравнению с его недавним лепетом, когда он и двух слов связать не мог. И он просто не мог не развить тему: — Ты не способен сотворить что-то новое, ну… не такое, как раньше. Потому что тебя пугают новые мысли, но принять их — большой риск. И труд.

— Все сказал?

— Нет, — энергично покачал головой азербайджанец. — Не обижайся, но я заметил: ты долгое время ездишь на дохлой лошади.

— Как тебя понимать, Адам?

— Я говорю про экипаж самолета, который мы собираемся захватить. Тебе проще и привычней убить его. У нас на Кавказе говорят: «Если у тебя что-то не получается, сделай это по-другому».

— Ты договорился до следующего: я не смогу убить членов экипажа. Посмотрим, Адам. — Голос Марковцева стал жестким, как если бы его задели за живое. — На борту самолета и увидим, способен ли я сотворить что-нибудь новенькое.

Азербайджанец хотел было что-то сказать, но Марк остановил его, увидев Дмитрия. Его оперативность была напрямую увязана с Сеченовым и последней темой разговоров, содержащей рекомендации. Фактически «хорват» работал на доверии, и в данном случае его работа упростилась на нет. Он не стал пересчитывать деньги — только приоткрыл конверт и наскоро пролистал стодолларовые купюры большим пальцем. Потом пододвинул ногой багажную сумку поближе к Марковцеву.

— Если что, ты знаешь, через кого меня можно найти, — сказал он, прощаясь с Марком за руку и кивая Адаму.

Сергей остановил его и передал пакет с масками, с которыми собрался предстать перед экипажем самолета, чтобы летчики не видели лиц нападавших. «Похоже, Адам переубедил меня».

— Что здесь? — спросил Дмитрий.

— Подарок к Дню независимости. Раздашь своим ребятам.

Но когда торговец оружием сел в машину и завел двигатель, Марковцев, проклиная себя, Адама и всех на свете, остановил его и забрал подарки назад.

— Я передумал, — объяснил он свой более чем странный поступок. — У меня самого трое детишек.

Катерина Майорникова работала, если можно было так сказать, на подстраховке, а собственно закупками снаряжения занимался Хусейн Гиев. Они выглядели экстремально-гармоничной парой. Оба в черных очках. Он — кавказец в черном берете с красной звездой — был копией Че Гевары. Она — в «палестинской» клетчатой косынке, завязанной под подбородком, и в короткой юбке.

Снаряжение они покупали в Чехове, выбрав местный салон из десятка других специализированных. Это была известная далеко за пределами области дроп-зона Волосово, Московский объединенный аэроклуб РОСТО. Продавец-консультант — по всему, опытный «прыгун», на плечах которого были выколоты облака и купола парашютов, смотрел на посетителей взглядом звездочета, точно зная, сколько отпущено этим ряженым попугаям, прибывшим на 86-й километр старого Симферопольского шоссе. За их плечами, как ни напрягай зрение, не разглядишь спасительных крыльев ангела или там вечно хмурого лика Шойгу. Он полюбопытствовал насчет аэродрома и самолета. Катя, продолжая жевать резинку, ответила:

— Байконур. Ракета-носитель «Прогресс».

Ну все ясно.

— Вижу, у тебя семиячеечные парашюты на полках.

— Да, — ответил продавец, снимая с полки упакованное крыло универсального назначения, не забывая «пропиарить» его: — Очень мягкое открытие, хорошая подушка на приземлении. Вертикальная и горизонтальная скорость — в идеале. Укладочный объем — сами видите.

— Хороший парашют, — тут же отозвался Хусейн. — Лично мне в нем нравится близкое к девятиячеечным парашютам сужение.

— А мне — защита консолей от срывов, — вставила Катя. — Берем четыре. И три девятиячеечных.

— Отлично, — одобрил выбор консультант, находя нужный товар в электронной таблице и отмечая его.

— Нижнее белье есть?

— В паре с комбинезонами.

— Сколько стоит?

— Девять сто за мужской, — ответил продавец, сверившись с ценами в компьютере. — Женский чуть подороже. — Он подумал, что группа парашютистов, которых представляла эта пара, готовится прыгать либо с сумасшедшей высоты, либо за полярным кругом. Если бы он смог взлезть в мозги Кати, он бы увидел ее в тесном холодном ящике, в котором она без уникальной «прыжковой» пары задубела бы.

— Забыл, какой размер ты носишь? — спросил Хусейн.

— Эску.

— Значит, обхват груди у тебя девяносто?

— И обхват бедер тоже.

— Нетрудно угадать обхват талии.

— Семьдесят.

— Мне нравятся нестандартные женщины.

И все же по той уверенности и грамотности, с которой они делали заказ, в пилотировании они не были новичками. По их репликам, которыми они перебрасывались небрежно, словно плевались, можно было судить о количестве участников группы. Впрочем, об этом говорил сам заказ: семь парашютов. Однако костюмов они заказали только четыре. Наверняка у троих костюмы еще новые, сделал не совсем складный вывод консультант.

Также он кстати, как ему показалось, припомнил трагедию на местном частном аэродроме. Припомнил вслух, отпуская товар:

— Пару лет назад здесь разбился парашютист. Он переборщил с адреналином, а при вскрытии его еще выяснилось, что и с марихуаной. Короче, он совместил два шоу в одном и нахватал ртом столько земли, что ее хватило для того, чтобы завалить его могилу, да еще на холмик осталось. И вообще на похоронах сложилось такое чувство, что близкие покойного, а это сплошь экстремалы, землю бросали не пригоршнями, а выплевывали.

— Ты был на похоронах? — спросила Катя.

— Да, забежал попрощаться.

— Из чувства солидарности?

— Типа того.

— Ты тоже землю во рту принес?

— Ну я бы так не сказал. Но во рту у меня всегда пыльно, что и говорить. — Он выдержал паузу. Дальше говорил, слегка понизив голос, словно его мог подслушать тот, на чьи похороны его привело деятельное сочувствие: — Он падал у меня на глазах. А его подруга сидела в центре дроп-зоны и снимала на камеру триллер под названием «Смерть под куполом». И даже рука у нее не дрогнула, когда рядом образовалась воронка от упавшего наземь тела.

Со стороны казалось, он отпугивает клиентов и тем самым теряет в деньгах. А с другой — они ему виделись натуральными земснарядами. Что удивительно, его полупрозрачный намек быстро дошел до парочки, причем до каждого разом. Подруга чуть опустила очки, как если бы приспустила трусики перед роскошным «Никоном», и без намека на иронию сказала:

— У меня нет видеокамеры.

Консультант пожал плечами: «Нет так нет». И неоправданно ввязался в дискуссию:

— Обиделись?

— Если бы…

Когда они вышли из магазина, толкая впереди себя стандартные тележки, наполненные снаряжением, включая парашютные защитные шлемы, Катя недоверчиво покачала головой:

— Не верится, что мы оставили в магазине триста десять штук.

— Давай вернемся и заберем.

— Ладно. — Катя вдруг вынула из сумочки с длиннющей бахромой газовый пистолет и передернула затвор.

— Спрячь! С ума сошла!

Катя рассмеялась.

Пожалуй, она вот сейчас и на этом самом месте, с настроением, которое всецело завладело ею, поняла, какие чувства обуревали и толкали на преступления знаменитую парочку Бонни и Клайда. Они остро почувствовали, на что себя обрекли. Их машина превратилась в настоящий арсенал: автоматы, винтовки, охотничьи ружья, пистолеты и револьверы, тысячи патронов. Лично для Бонни, которая выбрала смерть, это приятней, чем скука, которую она познала и которая действительно была смертельной. Она знала, что станет знаменитой, о ней станут говорить. 22 мая 1934 года «Форд» Клайда и Бонни был расстрелян из засады полицейскими. Около ста семидесяти пуль прошили машину, пятьдесят попали в бандитов. Шериф, участвовавший в этой операции, сказал: «Мне жаль, что я убил девчонку. Но дело было так: или мы их, или они нас».