Мятежная дочь Рима - Дитрих Уильям. Страница 12

Я попытался представить себе эту упрямую и отчаянную молодую женщину. Какой она была? Вульгарной? Мужеподобной? Или же просто сорвиголовой?

— И она научилась?

— Да, еще в поместье отца. Его снисходительность к дочери, пока она была ребенком, могла сравниться только с его же строгостью после появления у нее первых менструаций. А я так вовсе глаз с нее не спускала. И что? Она бы и тогда продолжала фехтовать деревянным мечом, да только ее собственный брат отказался участвовать в этих дурацких играх.

— Стало быть, у нее не было обыкновения делать, как ей велят? Она не любила подчиняться?

— Она имела обыкновение поступать, как ей подсказывает сердце.

Интересный довод — особенно для Рима.

— Я пытаюсь понять, что же тут произошло, — объяснил я. — Что за предательство тут случилось.

Она расхохоталась:

— Предательство?

— Я имею в виду нападение на Адрианов вал.

— Я бы не назвала это предательством.

— И как бы ты это назвала?

— Я назвала бы это любовью.

— Любовь?! Но ведь ты сама сказала…

— Ты меня не понял. Все началось еще тогда, в Лондиниуме…

Глава 5

— Римлянка! — пронзительно вопили бродячие торговцы и разносчики, выставляя короба со своим товаром прямо под дождь. — Взгляни сюда! Драгоценности из Британии!

Чтобы не оглохнуть от их душераздирающих криков и заодно укрыться от весенней капели, Валерия опустила на лицо капюшон. Почувствовав себя в некоторой безопасности, она в ужасе и изумлении взирала сверху на крохотную флотилию, устремившуюся к их судну. Речные лихтеры и узкие кораклы, рыбачьи лодки, сплетенные из ивняка и обтянутые кожей, окружили только что бросившего якорь «Лебедя», словно охотничьи псы — подранка. Их заросшие бородой до самых бровей капитаны наперебой предлагали переправить высоких римских гостей на берег, высадив их на высокую каменную набережную Лондиниума. Женщины бриттов, со скрученными на затылке волосами и в липнущей к телу сырой одежде, визгливо вторили им, предлагая влажный хлеб, дешевое вино, еще более дешевые побрякушки, бесстыдно выставляя при этом напоказ голые груди. Оборванная, замурзанная ребятня тянула ладошки, клянча медяки, их ручонки извивались при этом, точно ножки перевернутого навзничь жука. Нахальные юнцы выкрикивали, где можно дешево снять жилье, найти женщину или что-то продать. Собаки оглушительно лаяли, из клеток, где сидели куры и другая живность, доносилось истеричное кудахтанье, капитан их судна на чем свет стоит проклинал собственных матросов, недостаточно быстро убиравших паруса, — словом, гвалт стоял такой, что хоть святых выноси. Валерия только никак не могла решить, что хуже — весь этот шум или стоявшая вокруг ужасающая вонь.

Ну а в целом Британия оказалась именно такой, как она и надеялась, — абсолютно непохожей на Рим, красочной, запоминающейся и великолепной — словом, в точности такой, как она и надеялась. Валерия ликовала. Теперь от ненавистного Рима ее отделяли тысячи миль, и наконец-то начиналась настоящая жизнь! Она жадно разглядывала город, отделенный от нее узкой полоской серой воды, и пыталась представить себе, что где-то там, за ним ждет ее тот самый Адрианов вал, о котором ей уже столько довелось слышать. И свадьба! Скоро ее свадьба!

— Бритты! — презрительно выплюнул стоявший возле нее молодой человек, с отвращением разглядывая вопивших внизу попрошаек. — Британские свиньи! Так их прозвали наши солдаты после первых же сражений. Голые, перемазанные синей краской, вопящие, не имеющие никакого понятия о дисциплине и лопающиеся от самодовольства — пока не ткнутся лбом в Вал. А после разбегаются в разные стороны, словно насмерть перепуганные зайцы. — Он покачал головой. — Такова их природа.

— Но ведь они просто предлагают нам свою помощь, дорогой Клодий. — Валерия была твердо настроена не позволить своему спутнику, младшему трибуну, который в соответствии с существующим порядком должен был после назначения отслужить год в армии, испортить своим цинизмом ее приподнятое настроение. — Ты только взгляни на них! Высокие, длинноволосые, светлокожие, сероглазые, а какие белые у них волосы! По-моему, они просто великолепны! — Валерия была в том счастливом возрасте, когда люди, не задумываясь, говорят то, что думают. К тому же на дочку сенатора не произвели ни малейшего впечатления ни блестящий меч, ни утонченный снобизм, которыми щеголял Клодий — аристократ по праву рождения, богач по полученному наследству и самодовольный индюк по натуре, да еще благодаря счастливому неведению, которое объясняется только отсутствием опыта. Не имея понятия практически ни о чем, такие люди обычно делают вид, что знают все на свете, включая и то, что подобает думать и как поступать юной девушке вроде Валерии. Щелкнуть одного из них по носу, указав подобающее ему место, всегда было одной из ее излюбленных забав. — А ты только взгляни на их украшения! По-моему, это изделия кельтских ремесленников. — Она игриво скосила на них глаза. — Правда, под этим дождем они все уже позеленели.

Как же все-таки неприятно, что придется пользоваться общественной переправой, мысленно возмутилась она. Отсюда ей видна была городская баржа, на фоне зеленовато-серого пейзажа ее ярко-алая обшивка и зеленый узор вдоль борта делали ее похожей на какой-то экзотический цветок. Неужели весть об их скором приезде не опередила их при переправе через Канал? Или флаг с сенаторским значком еще не успели заметить с городских стен? Как бы там ни было, «Лебедь» встал на якорь, оставшись никем не замеченным. Во всяком случае, официальные лица явно не спешили приветствовать его.

Впрочем, никто из ее римских знакомых не удивился бы подобной неучтивости. Услышав о том, что Валерия помолвлена с офицером, получившим назначение на Адрианов вал, все почему-то смущались, а поздравления, которыми ее осыпали, были щедро приправлены сочувствием. Да, конечно, Марк был богат, но… Британия?! Соболезнования, которые ей выражали по этому поводу, были весьма сдержанными, а оттого еще более оскорбительными. «Но почему?» — недоумевала она. По слухам, здешние дворцы и виллы мало чем уступали римским, женщины ее круга пользовались всяческим комфортом, и только по ту сторону Вала по-прежнему царили грязь, сырость и мрак. «Ах, неужели же тебе придется жить в крепости?!» — негодовали подруги. Мысль о подобной судьбе приводила их в содрогание, многие ужасались унижению сенаторского Дома Валенса. Но деньги, полученные от семьи Марка, помогут ее отцу сделать дальнейшую карьеру, и в то же самое время имя ее отца будет способствовать продвижению ее мужа. Пусть глупые подружки остаются в Риме! Ее нареченный жаждет славы. Что ж, Валерия сделает все, чтобы помочь ему добиться ее.

— Разве тебе не лестно такое внимание к твоей персоне? — игриво спросила она своего поклонника. — Разве в Риме твое появление вызвало бы такой ажиотаж? — Валерия швырнула попрошайкам мелкую монетку, и толпа с воем кинулась за ней. Свалка была настолько яростной, что легкие лодки бриттов едва не перевернулись. Вопли и визг раздирали барабанные перепонки.

— Не делай так больше, Валерия. Это же пиявки!

— Успокойся, это была всего лишь медная монетка. — Одному из местных удалось завладеть ею, но только после того, как он укусил своего соперника за ухо. Их алчность и злоба потрясли Валерию до глубины души. — Мой отец говорит, что Рим добивается верности своим благородством, а вовсе не мечом.

— Думаю, и тем, и другим. Я имею в виду, что главное тут — благоразумие, с которым Рим использует каждый из этих методов.

— Хочешь сказать, что я поступила неблагоразумно?

— Нет, но… Просто с таким лицом, как у тебя, Валерия, не нужны ни деньги, ни меч. Ты и без них завоевываешь сердца всех!

— О, мой галантный Клодий!

Впрочем, Валерия давным-давно привыкла и к восхищению, и к комплиментам, которыми ее осыпали юноши. И сейчас могла бы поклясться, что Клодий уже наполовину потерял из-за нее голову. В первую очередь мужчины обращали внимание на ее глаза, такие черные, что они казались бездонными. Но потом обращали внимание на светившийся в них незаурядный ум и волю, несколько необычную для столь юного создания, — это привлекало и вместе с тем тревожило мужчин, и они сами не замечали, как очень скоро превращались в ее покорных рабов. От нее исходило неизъяснимое очарование, противиться которому было невозможно — полудевочка, полуженщина, жизнь в которой кипит ключом, и вместе с тем восхитительно невинная. Этот дар завоевывать сердца, за который другие женщины отдали бы все на свете, стал для нее одновременно и величайшим сокровищем, и проклятием. Это было оружие, которым она только училась пользоваться. Внешность Валерии была под стать ее глазам — смуглая южная красавица, с кожей, щедро позлащенной средиземноморским солнцем, пышной гривой черных, словно вороново крыло, волос, спускавшихся почти до пояса, полными, сочными губами и высокими скулами. Фигура девушки своим изяществом могла бы поспорить с деревянной статуей лебедя, украшавшей нос их корабля. Влажный блеск ее похожих на оливы глаз заставлял многих шептаться о нумидийской [9] крови, якобы текущей в ее жилах, другие яростно возражали, твердя, что среди предков Валерии были египтяне или, возможно, финикийцы. Валерия отдавала предпочтение простым украшениям, которые лишь подчеркивали, но не затмевали ее яркую красоту, и обычно старалась не злоупотреблять ими. Три кольца на одной руке и узкий браслет на другой, изящное ожерелье, обвивавшее ее тонкую шею, брошь, поддерживающая покрывало, да еще золотая заколка в густых волосах — вот и все ее украшения. И это в Риме, где городские женщины и особенно патрицианки навешивали на себя такое количество золота, что едва могли передвигаться крохотными шажками! Одевалась Валерия, следуя самой последней моде, а благодаря усилиям своей служанки всегда держалась с подобающей скромностью.