Рим. Прогулки по Вечному городу - Мортон Генри Воллам. Страница 40
В Риме были специальные школы, где людей обучали сражаться со зверями и еще разным штукам для увеселения толпы. Такие специально обученные люди, называемые bestiarii или venatores, считались ниже рангом, чем гладиаторы. К такому занятию могли приговорить преступников и тренировать их на арене вместе со зверями. После того как был построен Колизей, животных, предназначенных для арены, держали в зверинце, называемом Vivarium, на соседнем холме — Целии. В день игр их сажали в клетки и везли в Колизей. До сих пор можно увидеть подземный коридор, по которому зверей провозили под амфитеатром, потом их загоняли в подъемники и при помощи блоков и канатов вытягивали клетки на арену.
Гибель животных должна была возбудить зрителей перед дневной битвой людей. В имперские времена существовало четыре государственные школы, в которых обучались и жили гладиаторы. Там царила жесткая дисциплина. Людей держали на специальной диете и тренировали в использовании всех видов оружия: от меча и копья до сетки и лассо. Профессиональный гладиатор, подобно современному киноактеру, был идолом толпы и, разумеется, кумиром женщин. Сохранилась надпись на стене в Помпеях, в которой один из гладиаторов назван «девичьим вздохом». При удачном стечении обстоятельств их популярность длилась дольше, чем известность современной кинозвезды, история сохранила имена испытанных воинов, героев сотен сражений, добывших в бою «деревянный меч», который вручался им на арене как знак почетного ухода на заслуженный отдых. Странно то, что некоторые из получивших его гладиаторов не могли даже после этого уйти с залитой кровью арены; привычка к известности, аплодисментам, упоению боем возвращала их обратно. Кроме того, привлекали огромные деньги.
Кроме государственных школ существовали бесчисленные частные луди, где гладиаторов обучали и содержали за счет богатых любителей подобных забав. Они нанимали людей для ангажемента по всей стране, как сегодня устроители корриды нанимают матадоров для своих квадрилий. Колизей тоже надо было снимать. Богатый человек или политик — любитель острых ощущений мог устроить гладиаторские бои в Колизее, и пока они длились, он занимал почетное место, editoris tribunal, особое кресло. Весталкам единственным из женщин разрешалось сидеть на официальных местах. Если на представлении присутствовала императрица, она тоже сидела с ними. Присутствие остальных женщин не поощрялось, они могли сидеть лишь в верхних ярусах, вместе с плебсом. Позже им было разрешено участвовать в играх даже в качестве гладиаторов; но такое явление не было обычным, так же как и сейчас женщина-матадор — скорее исключение, чем правило.
Не знаю, как весталки, которых так тщательно оберегали от суровой правды жизни, выдерживали эти кровавые игрища. Я читал, что иногда их приходилось сажать повыше, откуда им было видно похуже. С первого и до последнего момента, когда призрачная фигура, олицетворяющая Харона или просто обитателя мира иного, появлялась на арене и деревянной кувалдой била по головам тех, кто был еще жив, такие «развлечения» вряд ли годились для весталок, и то, что присутствие женщин-затворниц считалось обязательным, — одно из существенных различий между языческим и христианским мирами.
Гладиаторов привозили в колесницах в день состязаний. Это напоминало современный парад тореадоров. Прибыв в Колизей, гладиаторы выстраивались и обходили арену под музыку, а за ними шли помощники и несли их оружие. Поравнявшись с императорской ложей, гладиатор простирал правую руку и произносил знаменитые слова: «Здравствуй, цезарь, идущие на смерть приветствуют тебя!»
Затем тщательно осматривали оружие, и тех, кто пытался хитрить, отсеивали. Иногда соперников определял жребий; иногда сводили вместе двоих, искусно владеющих разными видами оружия, например воин с мечом против воина с сетью и трезубцем, и так далее. По знаку императора начинались схватки не на жизнь, а на смерть, и целый оркестр труб, рожков, флейт, гидравлического органа сливался с возгласами, издаваемыми тысячами зрителей, с голосами «инструкторов», которые подзадоривали бойцов кровожадными выкриками, а если те плохо старались, то и кнутами подстегивали.
Самыми милосердными из боев были те, после которых побежденному гладиатору разрешалось попросить даровать ему жизнь. Если он хорошо сражался, толпа могла спасти его от смерти. Тогда зрители поднимали большой палец вверх, что означало «Mitte!» — «Пусть идет!», или же опускали палец вниз, крича «Jugula!» — «Убей его!» — и обрекая на смерть; а хозяин этого мира, осмотревшись и поняв, чего хочет большинство, давал окончательный знак: жизнь или смерть.
Но о пощаде не могло быть и речи, когда дрались до смертельного исхода. Тогда группа гладиаторов сражалась до тех пор, пока в живых не останется только один из них. Но еще более ужасны были такие зрелища перед основными состязаниями: на арену выпускали толпу грабителей, разбойников, убийц и других преступников, приговоренных к смерти, раздавали им оружие и заставляли убивать друг друга. Расправы над христианами во времена Нерона должны были носить именно такой характер, но так как христиан невозможно было заставить убивать друг друга, на них выпускали диких зверей. Потрясает контраст между достоинством и благородством римской жизни в лучших ее проявлениях и низостью публичных развлечений.
Одно из самых живых впечатлений о Колизее — рассказ Диона Кассия о том, как сумасшедший молодой император Коммод, который хотел, чтобы ему поклонялись, как Геркулесу, выступил в качестве бестиария. Дион Кассий присутствовал при этом в качестве официального лица, сенатора, в соответствующей одежде и лавровом венке. Он описывает, как юный император убил из своего лука сотню медведей, стреляя из разных точек галереи амфитеатра. Потом, спустившись на арену, Коммод убил тигра, морского льва и слона. В интервалах между этими подвигами сенаторам, которые со стыдом наблюдали, как сын Марка Аврелия роняет императорское достоинство, приходилось тем не менее издавать ритуальные возгласы, вроде: «Ты сильнейший!», «Ты всегда побеждаешь!» Потом, вспоминает Дион Кассий, император подошел к скамьям, где сидели сенаторы, держа в одной руке голову только что убитого животного, а в другой — окровавленный меч, и «не говоря ни слова, тряхнул головой, как будто угрожая поступить с нами так же, как только что поступил со зверем». Многие сенаторы давились от смеха, но так как смех этот мог стоить им жизни, Дион Кассий говорит, что он спокойно выдернул из своего венка несколько лавровых листьев и стал жевать их, а «сидевшим рядом посоветовал сделать то же самое».
От чтения древних авторов у меня создалось впечатление, что многие из них не любили игрищ, но принимали их как нечто узаконенное и совершаемое с благословения главы государства. Императору Тиберию не нравились подобные увеселения, и он не скрывал этого, так же как и Марк Аврелий, который многих оскорблял тем, что, сидя в императорской ложе, позволял себе разговаривать или диктовать письма. Но только во времена христианства оппозиция приобрела реальный вес и игры постепенно сошли на нет. Последние игры были лишь воспоминанием о былом, Кассиодор говорит, что дикие звери, привезенные по приказанию Теодориха в 519 году, показались современникам внове. Последние зафиксированные игры провел Флавий Аниций Максим в 523 году. Если кости лошадей и быков, обнаруженные археологами в Колизее в 1878 году, остались не от тех игр, значит, позже тут была арена для боя быков.
В Средние века здесь иногда ставили пьесы или проводили карнавальные шествия. Потом, когда выросли деревья и сорняки, это место облюбовали воры и отшельники, а ведьмы и колдуны стали заниматься здесь черной магией. Именно здесь темной ночью Бенвенутто Челлини устроил себе знаменитую встречу с демонами. С одним сицилийским священником и мальчиком-учеником из его студии Челлини отправился в Колизей. Начертили магический круг, произнесли надлежащие заклинания, сожгли благовония. И амфитеатр наполнился демонами, которых видели священник и поверженный в ужас мальчик, но, кажется, не видел Челлини. Испуганный паренек говорил потом, что их окружили миллионы воинов. Священник тоже был напуган и дрожал как лист. Челлини потом признавался, что тоже испугался, но тогда сказал своим спутникам, что все, что они видят, — дым и тени. Мальчик воскликнул: «Весь Колизей в огне, мы горим!» Они ушли, когда стали бить заутреню, и мальчик говорил, что по пути домой их преследовала парочка демонов, то забегая вперед, то скача по крышам домов.