Гнев Нефертити - Мессадье Жеральд. Страница 21

— Уже твердеет, — сказал швец.

Действительно, каждый раз, когда бронзовое шило пронзало высушенную кожу, слышался легкий щелчок.

— На животе стягивай как можно сильнее, — советовал Асехем.

— Тогда останется много лишней кожи.

— А ты ее заверни вовнутрь.

В четыре часа, хорошо сформированный и прошитый, Эхнатон приобрел великолепный вид. Команда бальзамировщиков собралась, чтобы полюбоваться результатами своей работы.

Асехем решил, что через четыре или пять дней можно будет начинать обертывание. Необходимо было предупредить распорядителя, чтобы тот, в свою очередь, передал жрецам, что необходимо поторопить писарей с написанием священных заклинаний на лентах.

Распорядитель Уадх Менех не был подобен ни ястребу, ни соколу, ни коршуну — у него была крысиная душонка. А крысы — создания восприимчивые и сразу чуют, что где творится. Узнав о том, что бальзамирование подходит к концу, он обрадовался, что все в царстве происходит, как должно быть. Обряды, созданные выдающимися умами благодаря божественному вдохновению, были все-таки очень красивы.

Потом, как жуки-долгоносики заводятся в муке, в голове Уадха Менеха зародились сомнения. Он вспомнил о визите великих жрецов и удивился отсутствию реакции с их стороны. Он знал, что это были могущественные люди. Разве они могли так просто смириться с поражением? Да и бывший регент тоже как-то легко уступил позиции. Все шло слишком уж хорошо.

Обращение к Сехмет

Нефертеп был сама любезность. Мухи так и липли к нему в удушающих сумерках Мемфиса, поэтому носильщики веера старались изо всех сил, чтобы они не слишком докучали господину.

Напротив него разместил свое необъятное седалище Хоремхеб, за глаза его называли Бычий Зад. Удостоенный чести быть приглашенным персоной, чья духовная власть равнялась его военной власти и к тому же длилась довольно долго, Хоремхеб провел рукой по жирной шее. Цирюльник хорошо знал свою работу: его медное лезвие было, как всегда, до такой степени остро заточено, что могло одним движением рассечь муху пополам. А бальзам, который он наносил на кожу, был одновременно жирным и воздушным и не обжигал ее. Да, все-таки самый великий полководец царства заслуживал соответствующего своей славе бритья.

Военачальник подозрительно уставился на Нефертепа. Чего ему будет стоить приглашение отужинать у великого жреца, тем более один на один? Неужели Нефертеп собирается попросить большую часть добычи, полученной в последней кампании? Что, его жрецы настолько ненасытны? Разве он не получил три огромных медных блюда тонкой работы, кресло из эбенового дерева и слоновой кости и золотые нагрудные латы из сокровищ, взятых в стране Куш? Итак, он ждал претензий со стороны Нефертепа, а не мешало бы исхлестать этому лысому физиономию.

Однако ничто не говорило о том, что великий жрец собирался требовать что-либо.

— От наших вестников я узнал, — начал он таким тоном, словно речь шла о назначении нового руководителя налогового ведомства, — что бальзамирование умершего царя почти завершено.

Слуги принесли большое блюдо с жареной птицей и еще одно — с говяжьим филе с луком-шалотом и сметаной, выложенное на тонких хлебцах и посыпанное золотистыми крошками кориандра.

Хоремхеб уже осушил четыре кубка вина. Когда он увидел поданные блюда, у него загорелись глаза. Несомненно, великие жрецы питались так же хорошо, как и цари.

— Да, — подтвердил он, беря сразу два хлебца. — Регентша готовится к большой церемонии.

— А ты собираешься присутствовать на ней? — спросил Нефертеп.

Священнослужители старались не принимать участия в обрядах, да они и не испытывали особого желания присутствовать при этом.

— Ими будет руководить ваш глубокоуважаемый друг Панезий, — сообщил Хоремхеб, жадно проглатывая хлебцы.

— Погребение состоится в Ахетатоне?

Хоремхеб кивнул. Он взял большую луковицу и впился в нее зубами, как шакал, разрывающий утку. Нефертеп с восхищением рассматривал два золотых зуба военачальника — один резец и один коренной, красиво расположенные и соединенные с соседними зубами золотой нитью. Он узнал творение рук царского дантиста. Хоремхеб наполовину опорожнил кубок с вином и прищелкнул языком, явно удовлетворенный. Затем он спросил:

— Что это за вино? Я никогда не пил ничего подобного!

— Это вино из Нижнего Египта. Двойной выдержки. Его евреи делают.

— Двойной выдержки! Да это вино способно воскресить Осириса!

— Я дам тебе целый кувшин такого вина, — пообещал Нефертеп.

У Хоремхеба снова загорелись глаза, и он допил вино. В конце концов, этот жрец оказался не таким уж мерзким типом, как он предполагал. У него был по-царски щедрый стол, и он даже делал подарки. Нефертеп захрустел маленькой луковицей и приказал виночерпию снова наполнить кубки.

— Не находишь ли ты странным, что сын не будет покоиться рядом с отцом?

— Такова была воля регентши, — ответил Хоремхеб, пожимая плечами.

— Значит, гробница Дома Маат останется пустой?

Кубок Хоремхеба, однако же, пустым не оставался, за этим следил виночерпий. Хоремхеб сжевал три редиски одну за другой и громко рыгнул.

— Насколько я понял, — сказал он, — Ай намерен пустить погребальную процессию по Великой Реке.

— А чего он боится? Враждебных выступлений?

— Может быть, — ответил Хоремхеб. — Или, наоборот, нескрываемого равнодушия. У этих хлебцев изысканный вкус, — добавил он, беря еще один.

— Достойно ли это божественного царя, если он после смерти не осмелится пересечь свое царство?

— Конечно же нет, — заявил военачальник. — Мои воины огорчены этим.

— Спуск по реке должен вызвать благоговение народа перед воплощением божества. Если бы воцарился любимый преемник фараона, народ можно было бы успокоить.

— Это было бы замечательно, — заметил Хоремхеб. — Так было, когда отец Эхнатона отправился на покой, к своим родителям. Церемония продолжалась три недели!

Нефертеп кивнул.

— Что и говорить, — задумчиво произнес он, — эта страна напоминает расчлененное тело. Туловище и ноги здесь, а голова непонятно где.

Хоремхеб, в свою очередь, закивал головой.

— Это правда. К тому же ослабленное тело, я бы сказал.

— И нет Исиды, которая могла бы соединить его части.

— У нее нет тринадцатой части! — воскликнул Хоремхеб, вспомнив о фаллосе Осириса.

Он вдруг громко расхохотался. Его необъятное брюхо заколыхалось, потом на высокой пронзительной ноте смех резко оборвался.

Нефертепу ничего не оставалось, кроме как разделить веселье своего собеседника. Он сделал вид, что его тоже рассмешила эта грубая солдафонская шутка.

Хоремхеб схватил птичью тушку, оторвал ей голову и решительно впился в нее зубами. Послышался хруст костей и довольное мычание военачальника.

— А это что такое?

— Перепела, фаршированные бобами с чесноком.

Снова довольное мычание. Такие звуки издает гиппопотам в своем болоте.

Слуги сновали туда-сюда, удовлетворяя все прихоти военачальника и слушая его восторженные высказывания во время трапезы. При этом они оставались совершенно безучастными, лишь иногда насмешливые огоньки появлялись в их глазах. Нефертеп лично с самого утра следил за приготовлениями, хотя обычно этим не занимался. Его жена была весьма удивлена. Нефертеп знал, что Хоремхеб был гурманом и что его жена Мутнезмут, дочь Ая и сестра Нефертити, кормила его не лучше, чем в казармах, восполняя качество количеством.

— Недавно я был в Ахетатоне, — наконец снова заговорил военачальник, — чтобы доложить регентше о нуждах армии, в частности по поводу нехватки колесниц. Она слушала меня, ничего не понимая, и нашла мои требования чрезмерными. К счастью, там присутствовали ее отец Ай и двоюродный брат Нахтмин.

Он с жадностью схватил вторую половину птичьей тушки, и косточки захрустели под его железными челюстями. В то время как Хоремхеб уплетал другие блюда из птицы, Нефертеп хранил молчание и, в свою очередь, разделался с двумя тушками. Он не хотел быть заподозренным в приготовлении каких-нибудь подозрительных кушаний. Наконец Хоремхеб сделал паузу, обсосал несколько ножек и положил на стол маленькие косточки.