Гнев Нефертити - Мессадье Жеральд. Страница 48

Очевидность была жестокой: Ай тщательно подготовил план мести и поставил всех перед фактом.

Сменхкара сел.

— И у тебя не возникло ни малейшего подозрения, Тхуту?

— Нет, мой царь. Никто из слуг, находившихся в Северном дворце, мне ничего не сообщил. Возможно, они тоже не подозревали, что готовит Ай, потому что вход в зал, где происходило бальзамирование, был для них закрыт. Но я еще проверю это завтра.

— Майя?

— Мой царь, я тщательно проверил все расходы, сведения о которых мне предоставили служитель Ка и глава бальзамировщиков. Там не было никаких упоминаний о символах царской власти. За них заплатил кто-то другой.

Он явно не осмеливался произнести имя Ая.

— Пентью?

Сменхкара обратился к нему впервые после их нелицеприятного разговора.

— Я признаю, что должен был обратить внимание на одно упущение.

— Какое?

— Мне, как хранителю Архива, должны были предоставить тексты фресок из комнаты, которую вскрыл Ай. Я не сомневаюсь, что это были бы тексты, предназначенные для царского саркофага, и я обязательно обратил бы на это внимание. Но я решил, что задержка вызвана спешкой.

Сменхкара кивнул. Оплошность Пентью была простительной. Никто не ожидал такого удара. Но не слишком ли часто этот человек совершал оплошности?

— И все это время Панезий помогал скрывать совершаемое преступление.

— Ему хорошо заплатили за его неоценимые услуги, — четко произнес Тутанхатон.

Все взгляды обратились на маленького принца. Это было замечание зрелого человека. Сменхкара сдержал улыбку. Его брат был прав: Первый слуга Атона таким образом отыгрался на Сменхкаре. Он считал себя отвергнутым, ведь восстанавливались старые культы. Кроме того, для него было унизительным вести переговоры со жрецами. Поэтому он был доволен возможностью, предоставленной Аем, нанести оскорбление тем, кто одновременно лишил его могущества и использовал для своих целей.

— Желаю, чтобы все, причастные к этому заговору, были сурово наказаны.

— Они будут наказаны, мой царь, — ответил Аа-Седхем. — Кроме одного. Самого главного.

— Так как ремесленникам, которые сделали саркофаги, уже заплатили, — сказал Сменхкара, обращаясь к Майе, — я хочу, чтобы они были изгнаны из Ахетатона.

— Неужели это такое страшное преступление — представить мою мать царицей? — внезапно спросила Макетатон.

Вопрос и высокомерный тон, каким он был задан, произвели эффект, который вызывает падение крупного камня в гущу лягушек, квакающих в пруду. Проницательный разум мог ощутить бурные водовороты в молчании, которое последовало за этим. Сменхкара повернулся к царевне и спокойным тоном произнес:

— Если бы она была царицей, преступно было бы представить ее просто супругой царя. Но обратное тоже преступно.

— Если бы моя мать не умерла, — упорствовала Макетатон, — разве не стала бы она царицей? И разве не отцовская любовь вдохновила моего деда на этот поступок?

Меритатон понимала, что ее сестра повела себя дерзко, но ведь она не знала, что за всем этим крылось. Сменхкара взял себя в руки и ответил все так же спокойно:

— Отцовская любовь — одно из наиболее благородных чувств. Но почитание правды — это высшее чувство. Божественная справедливость стоит выше всего.

У Макетатон задрожали губы. Он уже приготовилась резко ответить Сменхкаре, но, окинув взглядом собравшихся, царевна не ощутила поддержки. Ни одного союзника! Она проглотила свое поражение, попрощалась со Сменхкарой и покинула царский кабинет. Из последних сил держась на ногах, Меритатон попросила Сменхкару отпустить и ее. Он встал и поцеловал ее в щеку.

— Ты хороший советчик, — сказал он и проводил ее до дверей, думая о том, что, несмотря на доброе отношение к нему, она бесстрастно предложила забеременеть от другого.

Было действительно поздно. Сменхкара дал знак Уадху Менеху, и тот распорядился быстро накрыть ужин для всех присутствующих.

Лотосы в бассейне, устроенном в саду, уже давно закрылись, соответственно пути Анубиса.

На следующий день после погребения своей сестры, в четыре часа пополудни Мутнезмут, жена Хоремхеба, пришла с визитом к своей племяннице и будущей царице Меритатон. Две женщины обнялись, поцеловались, а затем поплакали, как того требовали обстоятельства. Потом Меритатон увела тетю в сад. Они сели друг напротив друга в беседке на берегу Великой Реки, где было не так жарко. Две рабыни принесли блюдо с фигами и разрезанный арбуз, а также кувшин с яблочным соком.

— Скажи мне правду, — потребовала Мутнезмут, схватив свою племянницу за правую руку и с силой сжимая ее. — Мою сестру отравили?

— Отравили? Какое ужасное подозрение! Кто тебе сказал такое? И как я могу знать?

Меритатон мгновенно осознала опасность ситуации: если бы она рассказала Мутнезмут о признаниях Пентью, она нарушила бы хрупкое перемирие, которое позволяло осуществить коронацию без новых, возможно катастрофических, потрясений. Ведь Мутнезмут неизбежно расскажет об этом и мужу, и отцу. А уж они, в свою очередь, тут же обвинят Сменхкару в участии в отравлении царицы, или еще хуже: заявят, что он сам отравил Нефертити, чтобы захватить власть. Последствия этого были непредсказуемы.

Мутнезмут не сводила с Меритатон пристального взгляда. Царевна выдержала его и протянула гостье кубок с яблочным соком.

— Мой отец приходил ко мне, — сказала Мутнезмут. — Он потрясен. Он уверен, что это Сменхкара отравил мою сестру. И что тебе известно об этом.

В этот момент к ним подошла Макетатон. Она их увидела, стоя на террасе и, одолеваемая любопытством, решила присоединиться к ним. Девушка услышала последние слова своей тети. Она поцеловала ее и спросила:

— Что знает моя сестра?

Отчаяние завладело Меритатон.

— Ничего я не знаю! — заявила она.

— А что ты должна знать?

— Моя тетя сообщила мне о немыслимых подозрениях! Что Сменхкара отравил мою мать и я знаю об этом! Почему меня не обвинить еще и в том, что я сама отравила собственную мать! — воскликнула она, воздев руки к небу.

Выражение лица Макетатон сделалось ядовитым.

— А меня бы это не удивило, — желчно произнесла она. — Если бы она не умерла, он не стал бы царем.

Мутнезмут огорченно вскинула брови.

— Я сожалею, Макетатон, что ты услышала наш разговор.

— А я не сожалею! Мне никогда ничего не говорят в этом дворце! Я не люблю Сменхкару и никогда его не любила. Это только внешне он ласковый, а на самом деле он вероломное создание. Вчера он продемонстрировал, как ненавидит мою мать. Он взбешен оттого, что ей соорудили царский саркофаг и устроили царское погребение! Мой дед все сделал правильно! Она настоящая царица! А этот предатель — жалкий мангуст!

Слова протеста застряли в горле Меритатон. Она ничего не могла рассказать из того, что ей было известно.

Увидев трех женщин и решив, что там происходит что-то интересное, Анхесенпаатон оставила игры с Пасаром и тоже пришла в беседку.

— Сменхкара не убивал мою мать! — в этот момент горячо заявила Меритатон.

Анхесенпаатон вытаращила глаза.

— Естественно, ты не можешь сказать ничего другого, ведь он женится на тебе, и ты станешь царицей! — кричала Макетатон.

— Я знаю, кто на самом деле виновен, — глухо произнесла Меритатон.

— Ты с ним заодно! Ты сообщница этого убийцы! — продолжала кричать Макетатон.

Вне себя от гнева, Меритатон влепила ей сильную пощечину. Макетатон вскрикнула, гневно посмотрела на сестру, резко встала и, рыдая, покинула беседку. Мутнезмут хотела было броситься за ней.

— Мутнезмут! Останься здесь! — приказала Меритатон.

Мутнезмут, пораженная столь резким проявлением властности, повернулась к ней.

— Слушай меня внимательно, Мутнезмут, — грозно начала Меритатон. Ее голос звучал глухо. — Если моя мать и была отравлена, то не Сменхкарой. Спроси у своего мужа, кто виновен, потому что как раз он это знает. И не приходи больше ко мне с мешком отбросов.

Она встала и вышла из беседки, совершенно опустошенная этой бурей бешенства. Неслыханный поворот событий: теперь она и Сменхкара подозреваются в отравлении Нефертити. Таков был результат грязных махинаций шакала Ая, глупости гусыни Макетатон и наивности ослицы Мутнезмут. Опасность была очевидной: тем, кто стремился отнять трон у Сменхкары, было только на руку представить царя и царицу преступниками.