Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич. Страница 27

Через несколько минут девушка уже выписывала мне билет «Пан-Америкэн» по маршруту Лос-Анджелес — Бостон — Нью-Йорк — Москва, а на разницу между этой ценой и ценой билета Москва — Крайстчерч она выписала еще и свободный билет на четыреста долларов. На эти деньги можно пролететь еще раз из Бостона в Лос-Анджелес или Сан-Диего и обратно, если захочу.

Закончил с билетами часа в два дня. По совету мистера Триппи поехал к берегу океана, к заливу, где помещается местный яхт-клуб, взял этюдник, думал порисовать яхты.

Час стоял на остановке автобуса, ведь официально автобусы по городу ходят в воскресенье через каждый час, но график проверить нельзя. Наконец приехал. Удивительно много яхт, небо усеяно спортивными частными самолетами. Зашел в «Универсам» и целый час не мог выйти. Роскошь и обилие товаров в американском супермаркете без привычки потрясает. К шести стало совсем темно, и я вернулся на остановку автобуса. Ведь последний автобус в сторону аэропорта и мотеля уходит где-то около семи, а вдруг он уйдет раньше?

Приехал домой в семь — в двери записка от мистера Триппи! Приглашает прийти в гости. Его жена приглашает. В конце записки — телефон. Надо ехать. Ведь он так помог мне. Позвонил, что принимаю приглашение. В восемь он заехал за мной.

Большой дом. Выпили по рюмке коньяку.

— Я австриец, — рассказывает он, — жена — немка из восточных районов. Когда туда подходили ваши, они бежали на запад. Но под Ростоком оказалось, что вы уже захватили все, и мы оказались у вас… Сначала было очень страшно, но потом оказалось, что вы, русские, ничего… Только от своих, немцев, доставалось. Был уже май сорок пятого, засеяли, надо было ухаживать за посевами, и нас послали обрабатывать картофельные поля. Было голодно. Но новые, свои немецкие начальники не разрешали взять даже картофелины. Работали за так, бесплатно, а потом пришла зима, урожай убрать не успели, и все вымерзло, пропало… А питались из ваших, русских военных кухонь. Потом уехали к родителям в Западную Германию, оттуда в Канаду и вот — США. Но мысленно мы все там, в Европе. Два года назад жена захотела посмотреть место, откуда она родом. Там теперь Польша… Все уговаривали не ехать. А мы поехали. Нашли ее старый обветшалый дом. Попросились внутрь к новым хозяевам. Сначала было неловко, но нас так хорошо встретили. Два дня у них жили и до сих пор переписываемся, этих людей поселили в наш дом потому, что мы же разрушили все у них в стране.

Сидим, разговариваем. Я рассказываю, что и нам было несладко, когда немцы подошли к Москве… Сейчас не осталось зла… Скорее, наоборот — взаимная симпатия к тем, кто тоже страдал.

Разговор переходит на другое. Мистер Триппи рассказывает, что основной заработок его — не в «Пан-Америкэн». Он большой бизнесмен, занимается куплей и продажей участков и квартир в городе. Только что продал несколько многоквартирных домов. Поэтому будет получать большие деньги в течение еще двадцати пяти лет.

Я спросил мистера Триппи, почему он, у которого такие большие доходы от торговли домами, работает на этой не очень большой должности в «Пан-Америкэн». И он удивил ответом:

— Для интереса. И потом, это престижно — служащий такой знаменитой компании. Ты чувствуешь себя делающим часть большого дела, оказывающего влияние на всем земном шаре… Кстати, и билет бесплатный в любое место мира и обратно на самолет нашей компании мне полагается. И я всегда его использую, объездил весь мир… — говорит он, стараясь последней фразой как бы принизить гордый пафос первых слов, как бы стесняясь самого себя.

22 января, понедельник. Летим на восток в самолете «Дуглас-10». Через полчаса Бостон. Новое для меня: первое — самолет широкофюзеляжный и в каждом салоне большой кинотелеэкран, но вместо кино при взлете из-за спины летчика показывают, как рулит машина, как выходит на полосу, как взлетает, как работают на переднем плане руки пилотов, бегут огни полосы; второе — решил послушать наушники, и оказалось, что передача идет не по проводам, а по трубкам — звукопроводам.

29 января, понедельник. Вот я и снова начал работать в КРРЕЛ. Уже неделю живу в гостеприимном доме Тони Гау. Этот маленький человечек в красном выполз мне навстречу из палатки у островов Дейли в Антарктиде еще пятнадцать лет назад, а потом мы вместе написали статью. Тони по-прежнему занимается изучением ледяных кернов, и его помощь в работе с моими кернами, которые скоро придут, мне очень нужна.

Когда я встретился с Тони первый раз, он недавно женился, а сейчас у него уже выросли двое детей; сын Антони — невысокий, веселый черноглазый мальчик лет четырнадцати, и дочка — очаровательное создание двенадцати лет под именем Анджела, что и значит — ангельская, ведь «ангел» по-английски — «анджел». Хозяйством в доме занимается жена Тони — Мардж, она чуть выше Тони и раза в два тяжелее его. Меня всегда удивляло, какими толстыми могут быть отдельные американцы, — в большинстве своем они худые. Мардж из числа толстых американок, но все равно обаятельна своим добрым нравом, улыбкой, смехом, симпатичными ямочками на щеках красивого лица.

Дом, в котором живут Гау, стоит на склоне холма, так что часть первого этажа, где помещается комната для игр детей и их спальни, наполовину как бы врыта в землю, в склон. Ну а главной частью второго этажа является большая гостиная-кухня — комната, в центре которой стоит открытый со всех сторон очаг камина, а выше его, на каменных столбах — широкий раструб вытяжной трубы. По одну сторону от камина пространство комнаты заполнено большой кухонной плитой и всеми другими атрибутами кухни. По другую сторону стоит большой диван, обеденный стол, скамьи, горшки с цветами. Через стеклянную стену этой комнаты виден склон долины, далекие, в дымке, мягкие холмы — горы Нью-Гемпшира. Здесь же, на этом этаже, — спальня хозяев и комната для гостей, где разместился я.

Через пару дней мне стало ясно, почему Мардж такая толстая. Она так любит готовить и делает это так хорошо, что просто удивительно, почему Тони худой как щепка…

По вечерам мы ужинаем все вместе. Едим конечно же по-американски, то есть почти все время левая рука у каждого висит как плеть под столом, и ты только иногда достаешь ее, чтобы уже двумя руками ножом и вилкой разрезать мясо, а потом тут же снова безвольно опускаешь ее под стол, как плеть. Я обратил внимание на такой способ еды еще в Мак-Мердо. Оказалось, что даже в американских книгах правил хорошего тона именно такой способ поведения за столом признан национальным, американским, а постоянное использование двух рук и, соответственно, ножа и вилки — это уже чужое, европейское.

Конечно, приехав на несколько месяцев, я не могу, да и не хочу жить в гостях даже у Тони. Мне надо снять комнату или квартиру. Но пока дело затягивается, потому что мои друзья хотят сделать так, чтобы я мог арендовать или купить здесь за казенный счет машину. А для этого надо найти дешевую квартиру и надо, чтобы эта квартира была расположена не близко от работы (чтобы было основание для использования машины).

План дня у меня обычно такой. Встаю в шесть утра вместе со всей семьей Гау. Все в Америке встают рано. Завтрак, приготовление бутербродов для ланча, поездка на работу занимают час с лишним. В семь тридцать все уже на работе. Несмотря на то что официальное начало работы в восемь ноль-ноль, половина стоянки машин уже занята. Это значит — половина сотрудников уже на работе. Каждый, проходя через вестибюль, расписывается в одной для всех книге, ставит время прихода. Вечером, уходя, он в другой книге отметит время ухода и снова распишется. Обед у нас занимает официально один час, но время не фиксированное: с 12 до 2 часов. В этих пределах каждый выбирает сам желательную ему продолжительность ланча и записывает его в книгу учета. Наша группа выбрала для себя начало ланча в полдень, а продолжительность — в полтора часа. Но мы — Тони Гау и я и еще несколько наших друзей — не обедаем. Вместо этого ровно в полдень мы выбегаем на улицу, садимся в одну из машин членов нашего кружка и мчимся к спортивному комплексу Дартмутского колледжа. Бегом в раздевалку, переодеваемся в спортивные шорты и кеды и — на беговую дорожку закрытого стадиона, помещение которого — огромный, надутый воздухом свод из прорезиненной материи — в двух шагах. Примерно полчаса мы бегаем, потом снова в темпе — в сауну. Десять минут парная, потом — короткий душ, переодевание, опять бегом к машине — и мы снова на работе. Вся операция укладывается в полтора часа.