Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич. Страница 55

Помещение мотеля, куда мы приехали, представляло длинную, сделанную из красного кирпича одноэтажную постройку — ряд приставленных друг к другу комнат. Вдоль фасадной стороны шел узенький тротуарчик шириной полтора метра, приподнятый над гравийной дорогой, на которой против каждой комнаты стояла машина. Прямо на тротуарчик выходили двойные, хотя и легкие, двери и окна. «Моя» комната мне понравилась сразу. Маленькая, но двухконфорочная электрическая плита, раковина, шкафчик для посуды с тремя чашками, сковородой, кастрюлькой и набором ножей и вилок, рядом с плиткой — кухонный столик и умывальник с зеркалом. Под плитой — холодильник. Справа от умывальника и кухоньки (она так и называется — китченесс, уменьшительное от английского слова «кухня») выступает в комнату отсек туалета-душа. Надо добавить лишь, что на полу лежит толстый коричневый ковер и в комнате есть еще два стула и кресло. Ну а на переднем плане — большая двуспальная кровать с одеялом и двумя, хотя и маленькими, подушками.

Когда мы вновь приехали к «гангстеру», я узнал цену и согласился сразу. Плата была почти в три раза меньше, чем в «Мавританском дворе».

— Нельзя ли подержать комнатку? Я, по-видимому, должен дожить вторую неделю на старом месте. Там понедельная оплата.

— Когда кончится ваша вторая неделя на старом месте? — спросил «гангстер».

— В воскресенье, в полдень. Мне не хотелось бы платить два раза, но с воскресенья я заплачу сразу за месяц.

— О'кей, сэр! Платите деньги — и комната ваша. Я записываю ее вам с воскресенья, но она будет готова завтра утром, можете переехать туда сразу. В этой комнате хорошая обстановка, и нам не хотелось бы отдавать ее случайным однодневным постояльцам. Они портят мебель, воруют посуду и все, что можно незаметно стянуть…

Когда я заплатил деньги, получил чек и ключи от номера и уже уходил, «гангстер» крикнул вдогонку:

— Сэр, возьмите мою визитную карточку. Здесь написана моя фамилия. Но зовите меня просто Френк. Если что нужно — я целый день здесь.

Сразу от Френка-«гангстера» я поехал в «Мавританский двор». Объяснил хозяйке, что ее мотель и она сама мне очень приятны, но ее мотель мне не по карману. Она все поняла:

— Конечно, Игор, было бы безумием для вас жить в таком дорогом мотеле все шесть месяцев. Когда вы можете переехать на новое место?

Я сказал, что могу переехать хоть завтра, но понимаю, что мы договорились о понедельной оплате, так что готов заплатить за всю вторую неделю, хотя сегодня и идет лишь второй день.

— Нет, Игор, вы не знаете порядков. Когда я договариваюсь о понедельной оплате, я имею в виду, что постоялец платит полностью за первую неделю, а потом он может съехать, когда пожелает. Вы можете заплатить только за два дня, если вы переедете завтра до одиннадцати утра. Хотя нам жалко терять вас. Муж будет очень расстроен.

Я заплатил ей за два дня и твердо сказал, что уезжаю. Вечером, когда уже было темно, заехал посмотреть, готова ли новая комната. Свернул с бульвара — вдоль моего нового дома сплошная темнота. В свете фар видны какие-то полуразбитые машины. Между деревьями блеснул костер. Люди у костра приветливо замахали мне руками. Комната, как и обещал Френк, была готова. Все в ней сверкало чистотой. И все же, когда я приехал потом в свой «Мавританский двор», он показался мне таким шикарным, залитым огнями, а новое место немного опасным, что ли. Какие-то тени, покачиваясь, бродили по узенькому тротуарчику возле моего нового жилища, и, хотя они кричали мне приветливо «хай!», мне было немножко не по себе.

Но вот проспал здесь, на новом месте, две ночи и опять чувствую себя очень хорошо. Здесь тихо, не слышно дороги, ведь бульвар, где много движения, в стороне. Машины соседей подъезжают и уезжают почти бесшумно. В окне прекрасный (во всяком случае, для меня), почти деревенский вид — заросшая высокой дикой травой поляна, половина ее — просто болото. Но вторая половина — сухая, с деревьями и кустами. Там играют дети, почти все время горит костер, много собак, которых не пускают в дорогие мотели. Сушится на веревках белье. Когда в день моего переезда я подошел к костру, вокруг которого сидело человек пять немолодых людей, и они стали называть свои имена, а вокруг стрекотали цикады и было по-южному темно, мне вдруг показалось, что я попал в Америку первых пионеров. Несколько только портят вид большие бочки из-под горючего с вырезанным дном, которые стоят против окон. Туда надо сбрасывать отбросы, которые каждый день негр Джим увозит на своем грузовике.

Постепенно определился режим дня. Работать мы начинаем в 8.30 и кончаем в пять. С двенадцати и примерно до часа — ланч. Первые два дня ходили с Берни в кафе, потом я ездил домой, готовил что-нибудь на скорую руку. Ведь до дома всего пять минут езды. Ну а сейчас, осмотревшись, перехожу на американский образ питания. Средний американец в это время года ест в основном овощи и фрукты и практически не ест мясо. Ведь мясо здесь стоит около семи долларов за килограмм, а десяток огромных помидоров — всего доллар, великолепные кукурузные початки, спелые персики — тоже очень дешевы. Поэтому все обычно берут с собой на ланч многослойный бутерброд, в котором только один-два слоя из десяти — колбаса или мясо. Остальные — салат, помидоры, лук и слоя два-три хлеба — странного, невесомого и безвкусного.

Каждый понедельник те, кто работает с Лангвеем, отдают Су по доллару, и она следит за тем, чтобы всегда были свежий кофе, чай, запасы сахара, порошковых сливок или молока. Каждую среду на доске объявлений появляется сообщение о том, что в пятницу в шесть организуется «пати» — вечеринка, для студентов кафедры и преподавателей, желающие должны обратиться к такому-то до трех часов четверга. Обычно этот человек собирает с желающих по два доллара и дает билет. В среду же появляется объявление о том, что для пати нужны «доноры» — добровольцы. «Доноры должны принести…» И дальше идет длинный список того, что хотелось бы иметь организаторам. Простые вещи: салат, макароны, отварные бобы, короче говоря, все, что нужно для любой вечеринки и что хозяйки сами готовят дома. Тот, кто решил принести что-нибудь, ставит свою фамилию под соответствующим пунктом списка.

Вчерашняя вечеринка продолжалась часов до десяти. Гвоздем ее был Берни, который принес из дома странное концертино (прообраз аккордеона) и сыграл на нем несколько песен. Пили мало. Ведь все на машинах, а законы штата в отношении спиртного становятся с каждым годом все строже.

12 сентября, воскресенье. Опять я лежу на одеяле на поляне перед озером и греческими колоннами. Какие-то полуголые люди водят на странных поводках, сделанных из простых веревок, каких-то дворняжек с добрыми глазами. Опять гремят через динамики гитары. Праздник открытия учебного года продолжается и сегодня. Через час — запуск шаров, надутых горячим воздухом, потом в 20.00 фейерверк, а пока я лежу на траве и, одуревший от странных встреч и разговоров, пишу о том, что видел и пережил.

Сегодня я снова заехал к старым хозяевам в мотель «Мавританский двор» по дороге сюда. Заехал затем, чтобы утешить дочь хозяйки Мишел. Ее очередной бой-френд бросил ее. Она, как говорит хозяйка, влюбляется каждые три месяца, и всегда это кончается «разбитым сердцем».

— Мне бы только кончить школу, — плачет Мишел. — Тогда я вступлю в Нэви или Эйр форс (военно-морской флот или военно-воздушные силы). И уеду далеко-далеко, за море. Пожалуй, я вступлю в Эйр форс. Там форма красивее, — говорит она, слегка успокаиваясь.

— Игор, а у вас в стране многие верят в то, что, когда умрут, они просто исчезнут, а не попадут в рай или в ад? — спрашивает меня хозяин больше для посетителей офиса, которые собираются там по вечерам посидеть, попить кофе.

— Да, — говорю я.

— Я думаю, и у нас многие думают, что они умрут навсегда, то есть не существует души, которая живет после смерти тела. Ведь никто не может доказать, что это не так.

Все молчат, думают.