Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич. Страница 59

— Игор, хозяйка опять дала три билета на концерт в зал, где ты уже был. В этот раз там будет выступать знаменитая наша певица Кони Френсис.

Кони Френсис! Я видел уже рекламу, знал, что после семи лет тяжелейшего недуга эта знаменитая певица, создательница 16 «золотых» дисков, как писали газеты, «дотронувшись до дна, снова взлетела выше, чем прежде». Да и зал, о котором я писал, мне нравится. Он весь из дерева, ведь его построил город Северный Тонаванда, где расположен этот зал, в память о прошлом своем «деревянном» величии.

Здесь я должен наконец пояснить более подробно, почему упоминания о Буффало часто перемежаются с названиями городов Амерст, Северный Тонаванда и других, хотя речь идет все о том же. Буффало состоит из многих городов, примыкающих друг к другу. Собственно Буффало — только самая старая, прибрежная часть, город небоскребов, старинных домов и притонов. К нему примыкает город Амерст, где расположены новые здания университета и наш геологический факультет. Рядом с ним по другую сторону Бульвара водопадов расположен город Северный Тонаванда. Когда-то к бойням и элеваторам Буффало, расположенным на берегу озера Эри, привозили скот и зерно, а плоты и баржи с лесом проплывали в реку Ниагара и останавливались в Северном Тонаванда — центре лесной промышленности Америки тех лет. Дальше путь водой преграждали водопады Ниагары. Ну а сейчас Северный Тонаванда — небогатый город, потому что железные и особенно шоссейные дороги заменили в основном водный путь. Вот в южном и восточном углу этого города с внешней стороны от скоростной дроги номер 290, опоясывающей Буффало, и стоит мой мотель.

Зал, в котором должна была петь певица Френсис, называется «Мелоди фер» и представляет собой огромный шатер из некрашеного, покрытого лишь бесцветным лаком дерева. И сам шатер без единой колонны внутри, и все под ним — полы, стулья, лестницы — деревянное в память о деревянном былом величии города.

Третий билет на концерт в этом зале мы решили отдать нашей новой знакомой — Диане, так как знали, что в пятницу в семь она всегда бывает в своем «Маяке любви», а концерт наш начинается в десять тридцать. Ведь здесь вечерняя жизнь кончается поздно. Совсем недавно, по закону, бары и рестораны стали закрываться в два часа ночи. А до этого они закрывались в четыре утра.

Ехали мы долго, сначала по скоростной кольцевой дороге № 290, потом по авеню Делаваров. Чем ближе к реке Ниагаре, тем беднее дома. Но вот и нужная улица. Нужный номер. Длинный деревянный одноэтажный дом. На улице много машин, но людей нет. Двери закрыты. Окна заделаны полупрозрачным цветным стеклом, через которое пробивается свет. Над фасадом широкая надпись большими буквами: «Общество спасения во время шторма». А ниже, более мелкими буквами: «Маяк любви».

Дверь закрыта. Никого вроде нет. Переглянулись: была не была. Вошли. Маленькая, как бы семейная гостиная. По стенам полки с книгами, светло, уютно. В комнатке несколько человек, мужчин и женщин в обычных одеждах. Несколько ребятишек вертится между ногами. Все с доброжелательностью смотрят на нас. Вперед прошел крепкий малый лет тридцати пяти, загорелый, по виду рабочий, но в пиджаке и при галстуке. По-видимому, священник, или как он у них там называется.

— Добро пожаловать, рад, что вы пришли к нам. Проходите в зал. Как вы узнали о нас?

— Нас пригласила сюда мисс Дайане Лозанн. Нельзя ли было бы ее увидеть? — начал неуверенно Джон.

— О, к сожалению, сестра Дайане сегодня запаздывает. Ведь она работает в доме престарелой еврейской семьи, а сегодня еврейский Новый год, у нее много работы. Но она придет, вот-вот придет. Пройдите.

На сцене стояли две женщины, совсем молодые, девушки лет двадцати. Одна держала в руках скрипку, вторая — стержень с мохнатым шаром на конце — микрофон певицы. В углу разместился оркестр: барабан, электрогитара и небольшая труба. Человек в плохо сидящем пиджаке вышел вперед и сказал совсем немного. Смысл его слов был: «Бог — это любовь». Он махнул рукой, девушка в розовом костюмчике с микрофоном выступила вперед и запела. Это был не столько религиозный гимн, сколько песня радости и наслаждения, только обращенная куда-то вверх. Подняв вверх свободную от микрофона руку, закинув вверх голову с закрытыми в экстазе глазами, девушка пела все быстрее и быстрее, извиваясь всем телом, и зал подпевал ей, многие так же, как и она, подняв руки, притопывали в такт ногами. Гремел барабан, заливалась труба и скрипка, звенела гитара в каком-то странном регистре. Я слушал и смотрел на молодых мужчин и женщин, особенно на женщин — они были более эмоциональны. Воздев вверх тонкие руки, покрытые золотыми браслетами, в каком-то почти эротическом экстазе, извивались и пели они свои песни Лорду.

И вдруг все смолкло. Девушка устало-удовлетворенно открыла глаза, как бы проснувшись. Все захлопали. И опять человек в плохо сидящем пиджаке вышел вперед:

— Спасибо, сестра Дебора. А теперь сестра Дженни сыграет нашему Лорду на скрипке.

И вновь гремел оркестр, и хор пел что-то, хлопая в ладоши. И опять — все быстрее, быстрее. А потом вдруг вышла на сцену женщина лет тридцати пяти — красивая, уверенная — и, попросив детей выйти, начала проповедь. Смысл ее был удивительно прост: зачем стремиться к чему-то, зачем беспокоить себя. У Лорда для каждого все предрешено. А у тебя есть только одно — любить или не любить всех ближних. Так люби их, и тебе воздастся, на тебя сойдет блаженство. После проповеди сестра Джин — ее звали так — вдруг спросила:

— Кто хочет попытаться воспарить сегодня?

После маленькой паузы подняла руки одна пара, а потом еще одна. Они вышли вперед, стали в ряд. Сначала сестра Джин подошла к молодой женщине. Парень, что играл на гитаре, барабанщик, певица — все встали в плотный круг вокруг женщины, оттеснив от ее друга. Джин что-то тихо говорила женщине. Потом быстро подняла обе руки и как-то рывком дотронулась ими до висков женщины. И женщина вдруг повалилась навзничь. Помощники Джин подхватили ее и осторожно положили на пол. А певица уже накрывала ее каким-то легким одеялом. Потом Джин подошла к мужчине, и через минуту он тоже, расслабившись, повалился на спину, в руки ассистентов Джин. Скоро все четверо уже лежали. Наступила тишина, и мне вдруг стало страшно. Даже рубашка на спине взмокла. «Боже мой! Что же здесь делается! И куда я попал?»

Вот тогда-то я и увидел в первом ряду Диану…

Уже после концерта в баре куриных крылышек, куда нас отвез Джон, я спросил ее, что это был за странный пугающий ритуал, когда человек должен падать на спину. Диана посмотрела на меня удивленно:

— Это не ритуал. Это они теряли сознание, и, если бы их не поддержали, они бы разбились. Тут надо быть очень внимательным, — продолжала она. — Ведь некоторые падают не назад, а вперед или вбок. Или просто оседают, где стояли. А их надо растянуть, чтобы они легли на спину.

Я почувствовал, как у меня начали шевелиться волосы на затылке и стала спина вновь мокрой.

А Диана деловито рассказывала о том, что в это время их души напрямую разговаривают с Лордом, и что иногда даже слышно, как эти люди говорят на непонятном для всех языке, и что хорошая сторона этого дела заключается в том, что дьявол, который не проникает глубоко в человека, думает, что человек спит, и не следит за ним, и в это время человек может говорить с Лордом без зловредного влияния дьявола…

Да-а-а! Даже Джон был несколько удивлен. А Диана рассказывала нам, как она кончила три года назад школу и ушла из дома и как нашла год назад счастье в работе на благо этого общества радости. И вдруг я все понял.

— Диана, а не кажется вам, что в этом обществе в основном все-таки несчастные люди?.. — спросил я ее осторожно, чтобы не обидеть.

— Конечно! — удивила она ответом. — Неужели я бы стала тратить время, воспитывая не совсем нормальных детей или помогая старикам. Ведь мне только двадцать один год, а я уже дважды была на грани самоубийства. Один раз уже вытащила все из холодильника, собиралась влезть туда и задохнуться. Но в это время в кухню вошел отец. И я вдруг поняла, какое горе я ему принесу. Я его так люблю. А с мамой у нас ничего не получалось. Я была старшей из шести детей, ухаживала за всеми, но мама меня так не любила. И когда мне исполнилось восемнадцать и я кончила школу и получила права водителя, я сказала: «Все. Я уезжаю в город». И уехала. И ничего. Правда, сначала было ужасно. Была комната, появилась эта машина, я ведь работала. Но цели в жизни не было. Я ведь француженка, католичка, наша церковь такая скучная, формальная. А теперь я нашла себя в безвозмездной службе другим. И когда-нибудь Лорд отблагодарит меня, пришлет мне того, которого я буду любить всю жизнь. Правда, может быть, на это уйдет время. Но я готова ждать.