С Бобом и Джерри тропой инков - Романов Петр Валентинович. Страница 34
Обратив внимание на то, с каким интересом я рассматриваю морду леопарда, Пабло заметил:
— Не думаю, что это входило в первоначальный архитектурный проект. Такие маленькие крепости строили проще, да и никто их не украшал, это же не храм. Наверное, кто-то позже подобрал голову на развалинах храма и вставил в стену, чтобы отпугивать врага.
Возможно. Во всяком случае, было ясно, что крепость поставили тут не ради красоты.
Я мысленно попытался представить бой. Стены прочные — если уж инки что-то строили, то очень надежно. Гарнизон, видимо, небольшой, человек пять, а осаждали дозорный пункт, наверное, толпы дикарей с луками. Наверняка была и крыша, тоже каменная — это же не крестьянский дом «в соломенной шляпке», которую легко подпалить, а пусть и небольшая, но крепость. Взять такой бастион теми средствами, которыми располагали пришельцы с Амазонки, на мой взгляд, было невозможно. Разве что на измор. Но ведь для того и строились дозорные крепости, чтобы подать сигнал тревоги — был какой-то способ, может барабан. Поэтому, думаю, к защитникам крепости довольно скоро подходила подмога. Империя инков была, конечно, лакомым куском, но откусить от него мог не каждый.
Впрочем, как и любая империя, эта, хоть и претендовала на бессмертие, имела, как доказали конкистадоры, свою ахиллесову пяту.
Хотя день уже клонился к вечеру и измотаны мы, во всяком случае я и Джерри, подъемом на тропу были изрядно, старик оказался строгим проводником. Он уже наметил место первой ночевки, поэтому я, чертыхаясь про себя, собрался вместе с индейцами, и мы снова двинулись в путь. Тропа, правда, на этом участке была вполне сносной и без больших подъемов, да и приличной ширины — метра полтора, что позволило мне взять Джерри на поводок, отчего мы оба почувствовали огромное облегчение.
Пройдя часа три-четыре, мы уперлись в стену. То есть это была та же тропа и опять-таки в очень хорошем состоянии, но теперь она ступенями градусов под 70 взмывала вверх. Уже начало темнеть, поэтому конца подъема я не увидел.
— Ну вот, — удовлетворенно заметил шаман, — здесь и заночуем, а завтра со свежими силами прямо к Господу Богу в гости.
Действительно, казалось, что тропа ведет именно туда.
О завтрашнем утре даже не хотелось думать, я мечтал сразу же рухнуть у подножия этой лестницы и заснуть, но шаман был неугомонен, тем более что пользовался полной поддержкой со стороны Боба. Пришлось готовить ужин — какую-то кукурузную кашу с мясными консервами, — снова пить чай и ритуально сидеть у костра.
Разговор, правда, вышел интересный. Раз уж старик сам пошутил по поводу лестницы, ведущей на небо, я решил поинтересоваться у Пабло, в кого же он верит, если шаман: в какого бога или в каких богов.
Старик от вопроса не уклонился, хотя и улыбнулся мне так, как обычно улыбаются взрослые, когда малые дети спрашивают у них, отчего деревья качаются.
— Да во все верю, — ответил старик, пошевелив палкой угли в костре. — И в того бога, что принесли нам испанцы, и в тех богов, что нам достались от предков. Бог или боги — они везде, даже в камнях и деревьях, в каждой травинке, надо только научиться их слышать, а если кому-то повезет, то и говорить с ними. Просто есть великие боги, а есть духи. Они не так всесильны, но уважать следует и их. Зачем с ними ссориться? Они и в беде могут помочь, и в деле.
Когда я иду искать нужные для лечения травы, то прошу духов травы не прятаться от меня, объясняю им, что срываю каждую травинку не просто так, а чтобы помочь больным. И тогда они откликаются. И я даже ночью легко нахожу в зарослях то, что мне нужно.
У всего сущего есть свой дух. Некоторые, не спорю, злые, с дурным характером, и с ними лучше не связываться, если ты, конечно, хороший человек и не желаешь никому несчастий. А у других духов, наоборот, доброе сердце, и они всегда готовы помочь. И вообще получается, что у местного горца, верующего в духов природы или в бога маиса, который он выращивает, связь с божественным теснее, чем у горожанина, который не видит ничего божеского вокруг себя, пока не придет в церковь. А тут бог везде и во всем. На мой взгляд, это только делает человека лучше и чище.
Суди сам. Каждое обычное, повседневное дело становится для местного крестьянина священным, он же всегда работает в паре с каким-нибудь духом. К тому же при этом все время помнит о наставлениях предков, о правилах, что ввели за века до него. Есть тут, конечно и элемент страха: нарушишь правила — тебя тот же дух или божество покарает.
Шаман какое-то время помолчал в задумчивости, затем продолжил:
— Может быть, самое главное, что возникает в результате, — это понимание того, что все в мире взаимосвязано. Ты что-то сделал не так, и мироздание пошатнулось. А это тебе обязательно когда-нибудь аукнется. А если не тебе, так твоим детям. Вот и выходит: не захочешь, а будешь в своих поступках осторожнее и сдержаннее. Разве это плохо?
Старик снова помолчал, а потом неожиданно предложил:
— Если хотите, я вам на всю жизнь дам по помощнику. Он будет вас оберегать от разных напастей. Это апу — дух гор. Этот дух не всесилен, но он надежный спутник в жизни. Я могу попросить апу тех гор, что находятся рядом с вашим домом, чтобы они приглядывали за вами и в случае чего помогли в трудной ситуации?
От таких предложений не отказываются, поэтому мы с Бобом кивнули в знак согласия. Старик встал, отошел в сторону и минут пять искал какую-то травку. Вернулся с пучком зелени, снова уселся у костра и стал что-то бормотать, подбрасывая траву в огонь. Потом он обратился к Бобу и спросил его, как называется гора рядом с тем местом, где он живет. Вообще-то Боб постоянно нигде не жил, а все время колесил по стране, но тем не менее что-то такое труднопроизносимое на кечуа назвал. Старик кивнул и снова углубился в свое камлание.
Скоро настанет и моя очередь, подумал я и впал в легкую панику. Никаких гор в Москве, кроме Ленинских — а в ту пору им еще не вернули старое название Воробьевых, — припомнить я не смог. Поэтому, когда шаман спросил о моей домашней горе, я так в отчаянии и выпалил: «Ленинские горы». Было забавно слышать, как старик очень серьезно бормочет что-то свое, иногда вставляя три понятных и мне слова — «апу Ленинские горы».
Так где-то уже за полночь мы с Бобом обзавелись каждый своим апу. Разница была, конечно, значительная: апу Роберто был покровителем какого-то местного пика, пятитысячника с заснеженной вершиной, по сравнению с которым обиталище моего апу — холмик с трамплином — выглядело простой песчинкой.
Интересно, однако, что где-то в глубине души я, несмотря на свой скептицизм, относился к заклинанию шамана вполне серьезно. И даже позже переживал, когда Ленинские горы снова стали Воробьевыми. А черт его знает, подумалось тогда, сохранится ли в таком случае заклинание в силе или я навсегда потерял своего апу. Все-таки любой помощник при нашей-то непростой жизни далеко не лишнее.
Ночью я спал как убитый — утром Бобу долго пришлось трясти меня за плечо. Вчерашняя усталость, свежий горный воздух, а может быть, и помощь апу погрузили меня в столь глубокий сон, что я, даже проснувшись, долго соображал, где нахожусь. В реальность я вернулся, лишь почувствовав запах свежего кофе: Боб и Пабло давно уже встали и сделали завтрак — яичницу с беконом. Ну и конечно, о том, что я проснулся, неприятно напоминал вид стены, которую мы должны были сегодня преодолеть.
Кофе обрадовал, стена нет, но внутренне я уже был готов идти на приступ. Шаман оказался неплохим психологом — мы совсем не случайно устроились на привал именно здесь: с предстоящим испытанием я уже как-то свыкся. Гораздо хуже было бы, если бы подобное препятствие возникло перед носом неожиданно, когда уже здорово гудят ноги.
Между тем путь наверх был не просто труден, но и опасен. Я это хорошо понял, поднявшись метров на тридцать вверх и впервые оглянувшись назад. Если я оступлюсь и мы с Джерри скатимся по всем этим каменным ступеням, то наши косточки перемешаются в нечто невообразимое, так что ни один судмедэксперт не разберется, где я, а где доблестный крысолов. Дальше я двигался, надеясь только на своего апу. Даже терьер, который сзади прекрасно видел, по какой крутизне мы поднимаемся и как далеко дно бездны, вел себя необычайно смирно, словно понимая, что из-за любого его рывка мы можем сорваться вниз.