Пират - Вулф Джин Родман. Страница 38

— Вы не лжете, — сказала Новия, обращаясь к де Сантьяго. (Я видел, чего это ей стоило.) — Это я лгунья. Я очень, очень много лгу. Простите меня! Я вас умоляю!

Он улыбнулся обаятельной улыбкой, которая подняла бы мертвую женщину из могилы.

— Вы любите своего мужа, сеньора.

— Я его обожаю, — сказала Новия, указывая на меня.

Даже сейчас мне приятно вспоминать это.

— Поэтому вы должны заботиться о чести вашего мужа, как я забочусь о своей. Наша честь была запятнана женским языком. Не стану уточнять, чьим именно. Мы оба смоем пятно со своей чести.

К тому времени уже стало совсем темно, и я не замечал, что Новия плачет, пока не услышал всхлипы.

— Эти люди… — Голос у нее дрожал. — Пираты… Они любят его. Все до единого. Если вы его убьете, они убьют вас.

— Мой отец хотел умереть с клинком в руке, — сказал де Сантьяго. — Святой Мартин, безусловно, ходатайствовал за него перед Богом, как он просил, но Господь прибрал его в глубокой старости. То, в чем было отказано отцу, даровано сыну сегодня ночью. Или ваши пираты считают нас трусами, сеньора? Они убедятся в обратном.

Если вы дочитали досюда, то уже наверняка поняли, как я хотел поступить. Я хотел бросить что-нибудь в лицо де Сантьяго, как сделал в случае с Янси. Хотеть-то я хотел, но тем вечером мне помешали два обстоятельства. Во-первых, у меня под рукой не имелось подходящего предмета. Во-вторых, я не знал, как отнесутся к такому приему Ромбо и команда. К тому времени все уже наблюдали за нами. Ромбо и Дюбек отгоняли тех, кто пытался подойти слишком близко, но парни висели на вантах и толпились на корме. Мне бы хотелось сказать, что я прошептал молитву и решил положиться на удачу, но на самом деле у меня на это не осталось времени.

Де Сантьяго лучше меня знал толк в фехтовании. Если честно, любой человек, хоть немного сведущий в фехтовании, знал и умел больше, чем я. Но я лучше де Сантьяго знал толк в простых драках, я был моложе и, вероятно, сильнее его, и руки у меня были длиннее.

Я вполне могу упомянуть еще об одном соображении, внушавшем мне надежду. Скорее всего, прошло уже много лет с тех пор, как де Сантьяго в последний раз дрался на мечах или хотя бы упражнялся в фехтовании, и он привык к более длинным мечам с прямыми лезвиями. Вдобавок в такой темноте ни один из нас не видел отчетливо клинка противника. Возможно, у меня ночное зрение было немного лучше. Я не знаю.

Следует отметить еще одно: фехтовальные поединки никогда не продолжаются так долго, как показывают в фильмах по телевизору. Никто не запрыгивает на стол, не перелетает с места на место, держась за веревку, и вообще не делает ничего подобного. Де Сантьяго попытался нанести мне прямой колющий удар в грудь, каким я убил Янси. Я увернулся и полоснул его по руке. Это я помню. Очень скоро мы сошлись вплотную. Свободной рукой он схватил лезвие моей сабли, не ожидая, что оно окажется таким острым. Я изо всех сил ударил противника в живот левым кулаком, стараясь пробить насквозь.

Думаю, я бил с расстояния шести-восьми дюймов, не больше, но де Сантьяго сложился пополам. Я треснул его по затылку медной гардой своей сабли. Он все не падал, поэтому я сделал ему подсечку.

Именно тогда Ромбо удивил меня. Он вырвал саблю из руки де Сантьяго, и, когда де Сантьяго попытался встать, в лицо ему были нацелены два острия.

— Вам лучше сдаться, дон Хосе. — Я говорил по-испански и самым учтивым тоном, на какой был способен. — Мне бы очень не хотелось убивать столь смелого человека, так что признайте свое поражение, и я велю кому-нибудь перевязать вам руку.

Секунду спустя он кивнул:

— Я сдаюсь, сеньор капитан. Чего вы потребуете от меня?

— Сказать нам, где женщина, — отозвалась Новия, и я поддержал ее.

Он двигался с трудом, но все же сумел подняться на ноги.

— В море. Теперь вы выслушаете меня, сеньора?

Новия не ответила, а Ромбо в тот момент орал, чтобы кто-нибудь подошел и остановил кровотечение, — поэтому я велел де Сантьяго продолжать.

— Мы имели обыкновение завтракать вместе, сеньор и сеньора Гусман, моя жена и я. В хорошую погоду из нашей каюты выносили маленький столик и ставили на палубе. Понимаете, я ничего не опасался. Однажды утром мы хватились сеньора Гусмана. Я приказал обыскать корабль. Он…

— Этот корабль часто обыскивают, — пробормотала Новия.

Де Сантьяго снова поклонился ей.

— Совершенно верно, сеньора. Обыскивают, но ничего не находят. Это произошло примерно через десять дней пути от Коруньи. Он бросился в море. Другого объяснения нет. — Де Сантьяго вздохнул. — Его жена последовала за ним два дня назад. Я скрыл это от своей собственной жены. Самоубийство сеньора Гусмана стало для нее страшным ударом. Она была глубоко угнетена. Еще одно самоубийство… — Он не договорил фразу. — Я позволил ей думать, что сеньора Гусман не выходит из каюты по причине недомогания. Уверен, вы меня понимаете.

Я понимал одно: что свалял большого дурака, когда приказал Ментону привести Охеду. Я хотел, чтобы капитан видел, что поединок честный. Теперь он услышал историю своего начальника и, вероятно, принял ее за чистую монету. Мы снова надели кандалы на де Сантьяго, и я приказал Ментону отвести обоих обратно на нос.

Насколько я помню, тогда сменилась вахта. Тогда или чуть раньше. Тем не менее мы стояли и обсуждали услышанное — Ромбо, Новия и я. Ромбо был склонен верить де Сантьяго. Новия считала, что в истории нет ни капли правды и на корабле вообще никогда не было мистера и миссис Гусман — а каюту занимала какая-то другая женщина, которая в данную минуту прячется на «Кастильо бланко».

— Кто бы она ни была, — сказал Ромбо, — он предпочел умереть, чем выдать ее.

Я заметил, что де Сантьяго не умер.

— Но он думал, что умрет, капитан.

Новия потрясла головой:

— Он рассчитывал убить Крисофоро. А потом — кто знает, как все сложилось бы?

— Его ты тоже понимаешь.

— Понимаю, будь уверен, — сказала Новия Ромбо. — Чего я не понимаю, так это почему он отказывается выдать женщину. Он не из таких, как Охеда. Почему он так поступает?

Тут меня осенило, но я сделал вид, будто знал все с самого начала, и, по-моему, мне удалось провести обоих.

— Дело в тайном укрытии женщины. Он знает, где она прячется, — и именно там он спрятал свои деньги.

Они посмотрели на меня, как святой Иоанн смотрел на ангела на острове Патмос, и мне стало страшно приятно. Я хотел сказать, что я тоже просто слуга Божий. Это было бы правдой, но я промолчал.

Наконец Ромбо сказал:

— Я не умею видеть сквозь стены. Хорошо, что среди нас есть человек, обладающий такой способностью.

Новия дотронулась до моей руки:

— Ты понимаешь, что все это значит, mi corazo?n? [9]

— Думаю, да.

— Он прячет деньги в этом тайнике, но женщина знает о нем, поскольку сама там прячется?

— В какой-нибудь крохотной комнатушке, — сказал я. — Где едва хватает места, чтобы лечь двум людям.

Ромбо сплюнул.

— Я по-прежнему ничего не понимаю, капитан.

— А я понимаю, — сказала Новия. Она рассмеялась, йот одного ее смеха меня снова захлестнула волна блаженства. — Ее муж умер. Он утешает вдову.

— Но ведь на борту находится его жена. — Ромбо потер подбородок. — Я болван.

— Думаю, ты никогда не был женат. Крисофоро, не пойти ли нам обыскать белый корабль?

— Сейчас темно, — сказал я. — Найти ее будет гораздо проще при свете дня. А также перебраться с нашего корабля на «Кастильо бланко». Давайте посмотрим, что известно жене де Сантьяго.

Мы приказали привести Пилар. Она плакала и продолжала плакать, даже когда у нее с рук сняли кандалы. Я велел Новии обнять женщину и все такое прочее, но она успокоилась далеко не сразу.

— Ваш муж жив, — сказала Новия. — Клянусь вам. И вы живы. Если вы честно ответите на все наши вопросы, настанет день, когда вы благополучно вернетесь и расскажете своим друзьям, как попали в плен к пиратам.