Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич. Страница 32

— Микис — ты мне, как второй отец, и никаких неприятностей из-за тебя у меня никогда не будет, а чтобы ты больше не думал об этом, сообщаю, что земля моя — заповедная и несудимая, а потому никто, кроме меня ничьей жизнью распоряжаться там не может!

— Ну что ж — это славно. Но я все равно скажу тебе, что твой великий князь, по моему, все же — подлец и негодяй — он просто хотел отомстить мне за то, что я когда-то не пустил его к Марье, когда ей не было еще пятнадцати, и прошу тебя, никогда больше со мной о нем не говори. Ладно?

— Согласен. И что, говоришь, ты сделал с этими людьми, которые пришли за тобой на кладбище?

— Сам знаешь. Я же тебя учил, как стоять одному против дюжины! Прежде, чем они поняли что происходит, четверо уже лежали бездыханными, трое стояли как вкопанные, онемев от страха, и еще человек пять хотели было меня схватить, но раскидал я их всех, вскочил на коня и был таков. А потом уже в Диком поле встретил твоего отца, и он позвал меня в свой отряд. Замечательный был человек, Иван Медведев — царство ему небесное! А теперь вот буду на старости лет служить его сыну — какова судьба, а!?. Но я рад этому, Вася, очень рад.

— И я, — ответил Медведев.

Он был совершенно искренен.

Его ничуть не смутило, что не удалось узнать ничего нового о событиях давних лет, ничего, что приблизило бы его к вступлению в странную должность хранителя того, чего нет, которая, как снег на голову свалилась на него по завещанию несчастного Ионы.

Но Медведев никогда не отчаивался и всегда верил в то, что ему все удастся.

Ничего.

Он найдет Антипа.

Антип наверняка что-то знает.

А нет — так придумаю что-нибудь еще… Я же упрямый… И упорный… Я всегда добивался, чего хотел…

На горизонте показались золоченые маковки церквей Преображенского монастыря.

Они подъезжали к Медведевке и тот, кто сегодня нес караул на восточной стороне, наверно их уже увидел…

Василий возвращался домой с новым, неведомым ему ранее чувством — там его ждали жена и сын, а рядом ехал, человек, которого он любил, как родного отца…

Теперь все самые близкие и родные ему люди соберутся вместе…

И в этот момент двадцатипятилетний Василий Медведев твердо и окончательно осознал, что наконец-то он по-настоящему взрослый мужчина, и теперь у него снова есть семья…

Он мысленно помолился за упокой души своих родителей…

Его юность началась в Диком поле, и этим последним посещением Дикого поля окончилась.

Наступала пора зрелости.

Глава десятая

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ

С тех пор, как в Рославле много лет назад поселился богатый и неслыханно щедрый купец Елизар Бык, частые празднества с изысканным угощением всехжителей по случаю приезда или отъезда общего любимца стали обычным и почти будничным делом.

Однако того, что происходило в этом тихом и спокойном городке в двадцатых числах апреля 1484 года, наверно, до конца своих дней не забыли имевшие счастье жить в то время горожане.

Трехдневный карнавал с бесплатной выпивкой, отменными закусками, музыкантами, скоморохами и кукольниками — такого еще никто не видывал!

А поводом для всего этого послужил юбилей любимого всеми олигарха — 21 апреля купцу Елизару Быку исполнилось сорок лет!

Всеобщая любовь горожан не мешала им, однако, как это свойственно людям, втихомолку сплетничать обо всем, что удавалось узнать о жизни местного богача.

В основном всех занимал один вопрос: как это так — красивый, богатый, умный мужчина — и не женат.

Некоторые совсем уж злые и циничные языки, нашептывали, а их владельцы при этом нехорошо подмигивали глазом, — что, дескать, как-то странно это, но возмущенные сторонники возражали, что как раз в этом-то смысле все у купца в порядке, — что они, мол, едва ли не со свечой у постели стояли, когда не одна рославльская молодушка бывала в гостях у Елизара. А вот почему не женится — это конечно вопрос интересный…

И тут вдруг недавно появилась новая почва для пересудов.

Несколько лет назад стала работать у купца одна молодая семейная пара — беженцы из Московского княжества, сказывали, будто из Новгорода — Ян и Янина Курилович. Так вот, от многочисленных домашних слуг просочилась в город сплетня, что де, мол, назначив Яна Куриловича своим канцлером и посылая его постоянно в какие-то поездки, Елизар Бык тем временем уделяет особое внимание его супруге, Янине, принятой на должность горничной…

Впрочем, все это была досужая болтовня и на самом деле никого всерьез не волновала личная жизнь купца — дескать, долгая ему лета, а мы все с удовольствием отпразднуем его проводы в дорогу, встречи из дальних странствий и уж тем более юбилей, вроде сегодняшнего — дожить бы ему лет эдак хотя бы до ста.

Елизар Бык самолично веселился с народом двадцатого и двадцать второго апреля, однако собственно день рождения он припас для особо торжественного ужина наедине со своим добрым, старым и любимым другом, ученым книжником Симоном Черным.

Симон Черный прибыл как всегда вовремя, в черной, инкрустированной серебром карете и одет был в изящный черный бархатный костюм европейского покроя с большим белым жабо, поверх которого свисали с его головы уже слегка редеющие, но все еще длинные и давно седые космы.

Друзья, как обычно, уединились в комнате с плотно завешенными окнами при свете огромного количества душистых и ароматных свечей в серебряных канделябрах, которые только ради таких встреч заказывал в Багдаде купец Елизар Бык.

Апостолы тайной веры обнялись и сели за богато накрытый стол, а Елизар отпустил слугу, как это он обычно делал, чтобы им никто не мешал, ведь если что-нибудь понадобиться, слугу этого легко можно призвать, дернув за шелковый шнур.

Симон, улыбаясь, протянул Елизару маленькую сафьяновую коробочку, открыв крышку. Там находился большой серебряный перстень необычайно красивой работы.

— Это историческая реликвия. Он совсем недавно был на пальце самого Родриго Борджиа, у которого нам следовало бы поучиться обаятельному добродушию и беспощадному коварству, с которым он умеет вести свои дела. Помяни мое слово, пройдет пару лет, и он станет Папой [8].

— Благодарю тебя, — с улыбкой принял подарок Елизар. — Полагаю, он не похож на перстни, которые изготавливал наш покойный Ефим Селиванов, и я могу без опаски надеть его, чтобы он напоминал мне всегда о тебе и этом дне.

— Да, конечно, — рассмеялся Симон, — хотя он тоже имеет нечто эдакое. Вот тут погляди под камнем маленькая кнопочка. Если ее нажать — вот видишь — камень приподнимается, а там внутри белый порошок, без малейшего вкуса и запаха. Одной крупицы достаточно… Так что, содержимого этого перстня хватит на целую армию.

— Надеюсь, что у нас никогда не будет такого количества врагов. Благодарю тебя, подарок действительно очень ценный.

— Эти Борджиа, я думаю, самые крупные в современном мире специалисты по ядам. С ласковой улыбкой на устах они беспощадно травят своих врагов, и никто не может обвинить их в этом — яды настолько безукоризненны, что не оставляют в организме ни малейших следов, не вызывают никаких внешних изменений органов — полная иллюзия, будто человек умирает по совершенно естественной причине.

— Искусство медицины развивается. Я помню наш добрый друг Корнелиус в начале своего пути, будучи еще неопытным, такое натворил с поясом великой княгини Марьи, что она за сутки в пять раз увеличилась в объеме.

Легкая тень пробежала по лицу Симона.

— Что ж, — сказал он, — первый блин, как говорится… Однако, гений Корнелиуса заключается как раз в том, что он умеет мастерски учиться на своих ошибках и никогда больше их не повторять.

— Прости, — сказал Елизар, — я напомнил тебе о печальном, и ты нахмурился.

— Ты напомнил мне о нашей юности, а она действительно не была веселой.

— Еще бы! — воскликнул Елизар. — Да мы-то и встретились с тобой двадцать… нет раньше… ба! — двадцать два года назад, на крутом обрыве над бездонным днепровским омутом в Киеве, и если бы не великий промысел Господа нашего единого и вездесущего, который свел нас на этом обрыве минута в минуту одновременно, наверно, косточки наши давно бы уже обглодали днепровские рыбы: но ведь не с руки как-то кидаться в омут, когда рядом стоит твой сверстник и мрачно пялится на тебя. В общем, помешали мы тогда друг другу.