Четвертый хранитель - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич. Страница 34
— Ну, это было уже позже, а в начале своего пути наш доктор не был еще так опытен, хотя конечно нам очень с ним повезло — еще бы! Выпускник Краковского Ягеллонского Университета…
— …Который как мне помнится — дополнил Симон, — только что убежал из Варшавской тюрьмы, куда его посадили родственники первого же пациента за то, что он слишком быстро отправил его на тот свет. При этом власти отобрали у Корнелиуса университетский диплом и лицензию на право лечения. Так что он знал многое, но был никем…
— Иначе он не пришел бы к нам… А тут как раз появился Селиванов…
— Да-да — Селиванов… Но, к сожалению, вся эта невероятная история с сотнями драгоценных камней в кожаных сумках, которая передавалась у них из рода в род от какого-то его прадеда, который был старостой ювелирного цеха, оказалась, в конце концов, полной липой. А сколько мы из-за этой истории ни в чем не повинных людишек извели! Ну, Селивановых не жалко, они еще те пройдохи были, а вот старичка того светлого… как же его звали?
— Иона, — подсказал Елизар.
— Вот-вот, Иона. Чего только не вытворял с ним наш дорогой метр Корнелиус, все свои хитрые лекарства извел, а ничего не вышло! Признаться, я восхищен стойкостью и мужеством старого монаха — нашим бы братьям такие качества!
— Да, да, — улыбнулся Елизар, — твое восхищение еще тогда заметно было. Как сейчас помню: «Да покойник он уже», — говорит Корнелиус, — «Жалко места подходящего, да времени нет — я бы его сейчас вскрыл!». А ты ему: «Нет, нет, доктор, не нужно оставлять следов. Положим его тут под крестом, ну, вроде шел по дороге странник, да и помер». И еще помню, как ты аккуратно так иконочку рядом положил, и четки с крестиком ему на руку надел… Ну ладно, старичок-то свое пожил, а вот лично мне больше жаль бедную Марью. Очень коряво вышло с этим поясом у нашего доктора.
— Ну, Елизар, — вступился Симон, — будь снисходителен: во-первых, Корнелиус только начинал свою карьеру, у него-то опыта еще в ядах не было, а во вторых — вспомни, как все было: мы решили, что Марья, как Тверская княжна, может что-либо знать об этих мифических камешках. Корнелиус сказал, что у него, мол, есть такое лекарство, что если оно впитается в кожу, то человек расслабляется и вольно или невольно отвечает правду на все вопросы. Ты помнишь, сколько усилий пришлось нам приложить, чтобы подобраться — не к кому-нибудь — к самой великой княгине московской! Это же не шуточки! И я горжусь тем, как мы это проделали. Вспомни, мы узнали, что ее постельничья Наталья Полуехтова часто говорит с ней перед сном, и решили, что эта Наталья и есть человек, который нам нужен, но как к ней подойти? Она тоже птица высокого полета — жена главного великокняжеского дьяка Алексея Полуехтова, и вот тут-то очень хорошо сработали наши первые, еще не опытные братья, которые уже тогда здорово помогали нам. Через них удалось выяснить, что у Полуехтова кроме законного сына от Натальи — Алексея, которого он не любил, есть еще тайный, незаконный — от какой-то полюбовницы — десятилетний сорванец по имени Степан, и вот в этом-то Степане, который, как ты знаешь, вырос отъявленным мерзавцем, старик Полуехтов души не чаял. Мальчишка постоянно из дому бегал и шлялся месяцами Бог знает где, мать его по этой причине рассудка навсегда лишилась, а Полуехтов покоя себе не находил. Одним словом пообещали мы ему, что позаботимся о том, чтобы беглый сынок его был жив и здоров, находясь под нашим постоянным наблюдением, где бы он ни был, но за это Наталья выполнит нашу очень простую просьбу. Великая княгиня часто хворает и как только в очередной раз она снова почувствует нездоровье, пусть-де Наталья посоветует ей пояс к ворожеям занести и, мол, вся хворь с нее спадет. А Наталья должна была пояс тот, перед сном на великую княгиню надев, посидеть с ней, пока не увидит, что та впадает в полусон, а затем тайно впустить на полчаса в ее палаты нашего доктора, чтобы он с ней поговорил, ей же на стреме стоять, чтобы никто ничего не заметил. А что вышло? Ворожеи над поясом невинно поколдовали, по дороге от них Наталья сделала остановку возле дома, где ждал Корнелиус, он пояс своими мазями натер, и Наталья вернулась в великокняжеские палаты, тайно провезя в своем закрытом возке Корнелиуса. Но то ли он в спешке не тем раствором пояс помазал, то ли переборщил, так или иначе, вместо того, чтобы впасть в полусон, великая княгиня потеряла сознание и стала умирать. Испуганная Наталья позвала спрятанного в соседней коморке Корнелиуса, но он уже ничего не мог сделать, должно быть, не было еще у него тогда такого опыта как сейчас, когда, я слышал — он спустя пятнадцать минут после кончины умерших оживляет! Ну вот и пришлось ему быстренько бежать из палат, хорошо, что никто не заметил, а мы тем временем ждали его в лесу со старичком в тот же день утром выкраденным из его пустыни и все вместе в Новгород к Селиванову поехали. Так что не было в смерти бедной Марьи ничьей злой воли, вовсе не хотели мы ее жизни лишать, просто, ошибочка у доктора вышла.
— Да, — вздохнул Елизар, — такая заманчивая была идея, а ничего не получилось….
— Ну да, ты же помнишь — мы для очистки совести, чтобы уже полностью закрыть это дело, послали Ефима Селиванова с женой и сыном в лагерь Антипа — у некоторых членов нашей Рады такая мысль была, будто Антип не зря несколько лет возле болота на Угре прячется, и целый лагерь там выстроил — может в том болоте прячет денежки — как никак, он внуком приходится старичку-то тому. Вдруг к нему сокровище по наследству перешло! Вот и бродили Селивановы три года по болоту, заправскими разбойниками у Антипа стали, Ефим уже ремесло свое ювелирное забывать начал, а толку никакого: не было ничего в том болоте, и за все три года ни одного связанного с этим делом слова они от Антипа не услышали. Похоже, деда своего Антип вовсе в глаза не видел, да и с отцом не так часто встречался, а тут, откуда не возьмись, появляется наш Медведев и за двое суток разделывается с Антипом. Некогда было Раду собирать, я единолично принял решение: следовало выяснить, кто такой этот Медведев — мы и передали Селиванову, чтобы он перешел к новому хозяину с теми антиповскими людьми, которые остаются в «Березках». Ну, тут хоть маленькая польза от этого дела была. Спас он Степана Полуехтова из медведевских рук, за что, как ты знаешь, Степан с ним расплатился сполна на льду реки Мухавец…
— А где он, кстати, сейчас, этот Степан, что-то я потерял его из виду.
— А мы его в резерве держим, — ответил Симон, — как отправили тогда в Верховские княжества, в дом брата Дорошина, так он там у него и живет в ожидании дальнейших поручений. Лицо ему Корнелиус поправил, уже не через год, через три менять надо. Искусство Корнелиуса совершенствуется, ну а должность в братстве у Степана сам знаешь какая, но к счастью пока работы для него нет.
— В хорошем месте он у нас находятся. До меня тут от моих любезных жителей Рославля всякие слухи долетают. Сдается мне, что в Верховских княжествах какая-то каша заваривается.
— Ничего удивительного! Иван Васильевич уже разделался с Верейским княжеством, и сейчас у него осталась одна Тверь. Я думаю, в течение года он приберет ее к рукам, а вот потом начнет потихоньку отхватывать западные земли. И начнется все с Верховских княжеств. Все эти князья: Мосальские, Серпейские, Воротынские, Одоевские, Белевские — их только помани, они тут же на московскую сторону и перескочат, а там дорога на Смоленск открывается…
— А мы что на это? — спросил Елизар.
— Ну что мы — мы будем из всех сил поддерживать, пока наша сестра Елена движется к великокняжескому престолу, будем создавать для нее могущественное княжество, и пусть Иван Васильевич на нас в этом направлении работает. Главное, чтобы Софья не помешала. Но там у нас Савва. Вот такой итог нашей двадцатилетней деятельности.
— Что ж, — улыбнулся Елизар, — и все же иначе как чудом это назвать нельзя. Двое отчаявшихся мальчишек, стоящие на краю Днепровского омута с намерением расстаться с жизнью вдруг превращаются в знатных и отнюдь не бедных, при этом еще не старых людей, пьющих самое дорогое вино и вспоминающих дни своей далекой юности, а за спиной у них более чем пятитысячная армия верных и послушных братьев, готовых выполнить их любой приказ.