Запретный город - Жак Кристиан. Страница 26

— Ты даже более восхитительна, чем всегда, дорогая. Это зеленое платье… Ты в нем совершенно неотразима.

— Я так и знала, что оно тебе понравится, — проворковала она, всколыхнувшись не то чтобы совсем уж рыхлыми, но все же недостаточно упругими телесами.

— Прости, но закавыка есть одна, небольшая. Я должен принять одну важную шишку — человек именитый, нрав тяжелый. Потерпишь, а? Потом поужинаем вместе…

Она глупо хихикнула, но пообещала.

— Я и на это уже не надеялась, милый.

И он, поощряя ее за сговорчивость, привлек ее к себе. Слишком резко, пожалуй. Да что там, грубо схватил, стиснул и вдавил в себя что было силы. А ей хоть бы что. Как будто так и надо.

Богатая грудь, пышная шапка осветленных краской волос, бледно-голубые, как выгоревшее небо, глаза и голосок то сюсюкающий, то лебезящий: дородная дама любила строить из себя капризную маленькую девочку.

По правде говоря, она здорово надоела. Ее овдовевший отец от нечего делать волочился за юницами, и чем в более почтенные лета входил, тем моложе становились его пассии, по каковой причине подрастающей дочери не могло быть ни в чем отказа, и папочка следил, чтобы все ее прихоти удовлетворялись: дочурка незамедлительно получала все, чего бы ее душенька ни пожелала. И она давно уже привыкла к тому, что жизнь ее становилась день ото дня все роскошнее и беззаботнее, и изобретала новые и новые желания, способные унять тоску и томления, разъедавшие душу изнутри, От одиночества, правда, помогало вино, но не всегда и очень ненадолго. А хотелось ей навеки остаться маленькой и пребывать во младенчестве, холимой и лелеемой мамочкой и нянюшками, за оградой, надежно укрывающей ее от внешнего мира.

Когда она впервые увидела Мехи на каком-то приеме, она нашла его грубым, неотесанным и слишком много о себе мнящим. Однако же он сумел внушить ей дотоле неведомое и не поддающееся подавлению чувство: страх. Было в Мехи что-то звериное, и животное начало это не очень-то пряталось, оно завораживало ее и заставляло думать, что как раз этого-то ей и не хватало.

Тип еще тот: честолюбия почти не скрывает, зато готовность раздавить всякого, кто посмеет встать на его пути, колесами своей колесницы, — напоказ. Надо его женить на себе, решила Серкета. Наверное, этот Мехи заставит ее трепетать, бросая то в жар, то в холод, и как знать, вдруг дрожь перед супругом растормошит ее и сможет излечить от скуки и пресыщения.

— Сколько еще будет тянуться наша помолвка?

— Это только от тебя зависит, дорогой. После того как на тебя в присутствии Рамсеса Великого надели золотое ожерелье, мой отец видит тебя в ряду верховных фиванских сановников.

— Не хотелось бы его разочаровывать.

Серкета куснула Мехи в правое ухо.

— А меня ты, сокровище мое, подводить не будешь?

— И думать так не смей.

Послышался какой-то шум: это управитель, смущенный зрелищем милующейся парочки, осторожно забарабанил пальцами по двери, которую они даже не прикрыли.

— Чего тебе? — поинтересовался Мехи.

— Ваш гость прибыл.

— Пусть подождет, и закрой дверь с той стороны!

Серкета пожирала военачальника глазами.

— Так что с нашей свадьбой?

— Чем скорее, тем лучше. Успеть бы только прием подготовить и гостей пригласить, чтобы было куда явиться фиванской знати и чтобы знать эта единодушно пожелала нам счастья.

— Хочешь, чтобы этим занялась я?

— Ты сотворишь чудеса великие, дорогая.

Воитель полез к невесте за пазуху. Будущая супруга издала радостный стон, а потом довольно заурчала.

— А насчет нашего брачного договора… Отец мой, знаешь, он бывает строг…

— Какой еще договор? — изумился Мехи.

— Отец считает, что так будет лучше. Ну, знаешь, его немалое состояние… Он уверен, что мы будем счастливы и что у нас будет много детей, но думает, что все равно договор о разделе имущества не помешает. Да какая нам разница, любовь моя сладкая? Не будем мешать в одну кучу всякие судейские заморочки и наши чувства. Приласкай меня еще.

Мехи повторил маневр, но на этот раз с меньшим пылом. Вот тебе и на! Никогда не знаешь, откуда ждать подвоха. А ведь овладение богатствами отца Серкеты должно было стать едва ли не важнейшей вехой на его пути. И ступенькой, оттолкнувшись от которой он сможет как можно ближе подобраться к вожделенной власти.

— Какой-то ты скованный, зверь мой… О мой лев, наводящий на всех ужас… Неужто тебя так обеспокоила эта глупая мелочь?

— Нет, конечно же нет… А жить ты у меня будешь, правда?

— В то время, когда мы будем в Фивах, конечно да. Дом великолепен и стоит в очень хорошем месте. А мой отец решил немедленно оплатить все твои долги, и, значит, ты станешь полноправным домовладельцем.

— Как он щедр… Чем я ему отплачу?

— А ты люби его дочь! До безумия. Как она тебя.

И влепила ему звучный поцелуй, смачно втянув его кожу сочными полуоткрытыми губами.

— Еще у нас будет большое загородное поместье под Фивами, в сельской местности, и еще одна усадьба — в Нижнем Египте, и хорошенькое жилище в Мемфисе… Все эти дома будут записаны на меня, но ведь это такой пустяк, чего он стоит? Ну, милый?..

Мехи захотелось изнасиловать ее, нагло, жестоко, как можно грубее, как пристало бездумному в своей беспощадности воину-завоевателю. Но она и без того его слишком хотела — какое там насилие. Да и посетителя не стоило заставлять ждать слишком долго. Что ж, он получил удар ниже пояса, и теперь надо бы вернуть должок. Молодой военачальник давно понял, что лицемерие и ложь — грозное оружие и что, владея им, всегда можно выйти из самого затруднительного или запутанного положения. Прикинуться на все согласным, не трепыхаться, а тем временем готовить решающий контрудар. Отец Серкеты заблуждается, полагая, что ему по силам взнуздать мужчину такого закала, как жених его дочери.

— Прости меня, сладость всех чувств моих, но эта встреча в самом деле для меня очень важна.

— Понимаю…

— Подумаю, как готовить свадьбу. А пока… еще и о вечернем ужине подумаю.

25

Мехи был очень горд своим просторным домом. Чтобы его приобрести, пришлось попотеть, уламывая прежнего хозяина, пожилого знатного фиванца. Хорошо еще, что старикан был сам не свой — у него недавно умерла жена. Ну и удалось сбить цену. Войсковое начальство выделило ему ссуду на очень выгодных условиях. Словом, суетиться пришлось сразу в нескольких направлениях. Притворная щедрость будущего тестя превратит его в полноценного домовладельца куда раньше, чем он думал! На самом деле отец Серкеты хотел ввести в высшее общество зятя удачливого и богатого и вроде бы не страдающего от недостатка средств, но подразумевалось, что это он, казначей, как человек знатный, а не кто-то еще владеет положением. Ох, как же он поплатится: будет знать, как унижать Мехи.

Два этажа дома были поставлены на невысокую платформу, положенную непосредственно над фундаментом, и поэтому в доме никогда не бывало сыро. Цокольный этаж занимали хозяйственные помещения, и отвечал за них управитель. К столу Мехи подавали хлеб, испеченный его личным хлебопеком, и он наслаждался чистотой своих одежд, выстиранных и вычищенных приставленными лично к нему прачечниками. На ступенях лестницы между этажами стояли кувшины со свежесрезанными цветами, благоухание которых освежало воздух.

На первом этаже — гостиные и приемные; на втором — рабочий кабинет хозяина дома, спальни, ванные, отхожие места. Молодой военачальник озаботился устройством системы труб, по которым из дома выводились сточные воды. Словом, удобства если и уступали уровню дворца, то разве лишь фараонова, да и то не слишком.

Ни в какой сад Мехи никогда не тянуло, а про землю и говорить нечего: есть селяне, пусть они в земле и ковыряются. Люди, равные ему по достоинству, заслуживают лучшей участи, и только очень хороший дом в центре большого города, такого, как Фивы, вправе носить гордое имя пристойного жилища.

Когда он вошел в просторную гостиную под высокими потолками, его в который раз приятно поразила удивительная свежесть: хитроумное сочетание вытяжек, заслонок и люков позволяло забыть, что за порогом — безжалостное лето. Кстати, может ли быть что-нибудь хуже, чем отвратительная жара?