Кровавая Роза - Монсиньи Жаклин. Страница 21

– Благодаря тебе, – пробормотал король себе в бороду так быстро, что только Зефирина и Маргарита расслышали его. – Благодаря Божественному провидению, – сказал он уже громко. – Преклони колени, дочь моя, помолимся вместе, как бывало раньше.

Зефирина знала, что при случае король становился набожным, но святошей его никто бы не назвал, и она никогда не молилась вместе с ним. Встав на колени рядом с постелью, она с беспокойством подумала, что, несмотря на внешнее улучшение, лихорадка может вернуться.

Брат Маноло, испанский монах, с мрачным взглядом настоящего инквизитора, и отец Жюльен, французский священник, с добродушным лицом, не покидавшие королевскую спальню всю ночь в ожидании кончины больного, приблизились.

– Спасибо, святые отцы, – вздохнул Франциск I, – мы хотим дать девятидневный обет деве Марии, матери Божьей в три голоса с моей дорогой сестрой и с этой набожной девочкой, как мы часто делали по вечерам во Франции в Шамборе, правда, отец Жюльен?

Франциск говорил назидательным тоном. Можно было подумать, что он проводил в молитвах вечера в долине Луары… Тогда как на самом деле этот юбочник предавался бесчисленным любовным утехам!

Зефирина не переставала изумляться. Позабыв об адском пламени, полагающемся за бесстыдную ложь, отец Жюльен заявил:

– Ах, ваше величество, молитва в три голоса – это самое лучшее, ибо она произносится во имя Отца, Сына и Святого Духа. – И отец Жюльен трижды осенил себя крестным знамением.

Зефирина подумала, что почтенный французский священник несколько переусердствовал. Но намерений его угадать не смогла, видимо, брат Маноло попал в расставленные ему сети.

– Клянусь нашей матерью Церковью, я очень заинтересован, ведь здесь в Испании мы не знаем молитвы в три голоса…

– Это, почтенный отец, молитвы на французский манер! – сладко проговорил Франциск I, а закончил прямо-таки ангельским голосом:

– Отец Жюльен научит вас. А потом, если вам понравится, вы сможете повторить ее моему дорогому «брату» Карлу.

Брат Маноло перекрестился, отец Жюльен – тоже, их примеру последовали Франциск, Маргарита и, разумеется, Зефирина.

– Благословите меня, отец мой, прежде чем мы возблагодарим Богоматерь за наше чудесное исцеление, – попросил Франциск I, сложив руки.

Отец Жюльен подошел к королевской кровати.

– Во имя Отца нашего, благославляю ваше величество, ибо сердце ваше чисто, а намерения похвальны.

С живостью, которой Зефирина не ожидала от грузного священника, он увлек за собой брата Маноло, сержанта и солдат, все они встали на колени возле окна. По приказанию брата Маноло остальные стражники сделали то же самое.

Догадавшись, чего от нее ждут, Зефирина сложила руки и опустилась на колени в простенке, рядом с кроватью. Маргарита уже молилась с другой стороны. Вытянувшись на кровати, выздоравливающий громко начал:

– Приветствую вас, милосердная Мария…

– Приветствую вас, милосердная Мария, – пронзительно вторила ему Маргарита.

– Приветствую вас, милосердная Мария, – послушно отозвалась Зефирина.

Словно из колодца прозвучал скандирующий голос отца Жюльена:

– Приветствую вас…

Перебирая четки, Франциск продолжал:

– Господь наш с вами…

Вступила Маргарита:

– Благословенна между всеми женами.

– У тебя есть план побега, Зефирина? – пробормотал Франциск I между двух фраз молитвы.

– Благословенна между всеми женами… Да, сир…

На другом конце комнаты отец Жюльен, руководивший молитвой, производил такой шум, что у короля, его сестры и Зефирины появилась короткая передышка, чтобы спокойно обсудить свой заговор.

– Иисус, плод чрева вашего… – почти визжала Маргарита.

– Иисус… Черный лакей каждый день приносит дрова… плод чрева вашего… – проговорила Зефирина.

– Черный лакей! – повторил король. – …Плод чрева вашего…

– Благословенна… Вы можете бежать, сир, поменявшись с ним местами.

– Благословенна… Святая Мария, Матерь Божья… идея соблазнительная, Зефи… Хм… молитесь за нас, бедных грешников… Вы слышали, сестра? – прошептал Франциск.

– Да, брат, – прошелестела Маргарита и тут же завыла:

– Молитесь за нас, бедных грешников…

Маргарита начала покаяние. Франциск и Зефирина вторили.

– И в час смерти нашей… Нужно лишь поменяться одеждой и найти черный грим… Переодетый, вы могли бы выйти ночью, а негра оставили бы в своей кровати.

– И в час смерти нашей… Если опередить стражу на четыре часа, это возможно… Нужно что-то придумать, чтобы заставить выйти из комнаты солдат и связать несчастного парня, чтобы никто его не заподозрил, – сказал король, всегда отличавшийся добротой. – И в час нашей смерти, хм… – повторил он, не попав в такт… – Нам поможет Анн де Монморанси. Браво, моя Зефирина, да будет так!

– Да будет так!

Брат Маноло поднялся с колен, сообщив, что еще никогда он не испытывал такого удовольствия от молитвы. «Он, конечно же, расскажет об этом его величеству Карлу V».

– Теперь ступай, позаботься о своих близких, дочь моя, – посоветовал Франциск I, чье лицо просто излучало святость.

«Как можно ошибаться в человеческих душах, – думал брат Маноло. – Я всегда считал короля Франции легкомысленным развратником».

Испанский монах мысленно наложил на себя епитимью в десять ударов хлыстом за то, что неправедно судил о своем ближнем.

Выйдя от короля и его сестры, Зефирина пришла в приемную. Здесь уже царила суматоха. Лакеи и слуги разносили воду и еду для завтрака.

Молодой женщине удалось увлечь в угол великолепного дворянина, тридцатилетнего герцога Анн де Монморанси, друга Франциска I. В нескольких словах она посвятила его в план, выработанный вместе с королем. Как раз в это время появился со своими дровами черный лакей.

Вельможа с сомнением покачал головой. Безрассудное предприятие ему не нравилось.

– Это опасно, сударыня. Вообразите, что его поймают в обличье негра? Что скажет Европа? – пробурчал Анн.

– По-настоящему опасно оставаться в руках «людоеда». Что на это скажет Европа? – мгновенно парировала Зефирина.

Анн де Монморанси смутился. Он не привык, чтобы с ним так разговаривали. У Зефирины не было времени убеждать его, по лестнице поднимался неаполитанский вице-король. Он шел на встречу с ней.

Зефирина оставила Анн де Монморанси, поскольку ей нужно было подумать и о своих делах.

– Итак, – проговорил Лануа, – вы видели императора?

– Да, мессир.

– Встреча прошла удачно?

– С одной стороны, да… С другой, я не знаю.

– Не беспокойтесь. С его величеством всегда так, – добродушно заверил ее Лануа. – Могу я еще что-нибудь сделать для вас, княгиня Фарнелло?

Зефирина не колебалась.

– Мне нужен пропуск, чтобы свободно передвигаться. Мне и трем или четырем людям из моей свиты.

Лануа нахмурился.

– Мессир Лануа, – умоляюще произнесла Зефирина, – моя дочь с кормилицей и. оруженосцами осталась за стенами дворца. Я беспокоюсь, поймите сердце матери.

Никто бы не смог устоять перед чарами этого взволнованного лица с изумрудными молящими глазами. Победитель при Павии был таким же мужчиной, как и все остальные. Этот грубый солдат, больше привыкший к полям сражений, нежели к салонам, задумчиво произнес:

– От всего сердца надеюсь, княгиня Зефирина, что мой друг Фарнелло жив и вновь найдет счастье… Пако! – позвал Лануа.

Тотчас маленький писарь с чернильницей в руках отделился от группы оруженосцев. Лануа, взяв четыре свитка, подписал их. И скрепил своим кольцом с печаткой.

– Кроме вашего имени, княгиня, я оставил пустое место для ваших слуг и дочери, но вы должны поклясться именем Христа, что вы и они ничего не предпримите для освобождения короля.

По спине у Зефирины заструился пот. Она спиной чувствовала взгляд Монморанси, стоявшего в двух шагах от нее. Он не упустил ни слова из их разговора. Зефирина, хотя и не отличалась набожностью, верила в Бога. Преступить клятву было для нее настоящим преступлением. Отказаться же означало разоблачить заговор.