Княгиня Ренессанса - Монсиньи Жаклин. Страница 29

– Как я уже рассказывал вам, если мне не изменяет память, в день нашей свадьбы, происхождение этого колье восходит к 1187 году, то есть к кануну третьего крестового похода. У меня в семье утверждали, что у этого изделия трагическая история. В самом начале было три одинаковых колье, и принадлежали они трем дочерям султана Саладина. Согласно легенде, все три драгоценности в течение 333 лет должны оказаться в руках одной женщины. И когда это произойдет, обладательница их получит доступ к сокровищам великого султана. Но это всего лишь легенда. Если вы говорите правду, если существуют три пластинки, то речь может идти о каком-то талисмане… Чтобы понять смысл этих треугольников и написанных там слов, надо заполучить все три пластинки… – почти шепотом сказал Фульвио. – Но рука, однажды совершившая кражу, захочет вернуть их…

– Если вы мне не верите, пошлите кого-нибудь в Ломбардию и проверьте, там ли еще пластинка.

– Благодарю за совет, – произнес с иронией князь.

Уже наполовину убежденный, он тем не менее никак не мог избавиться от некоторого недоверия к Зефирине.

– Ну, поверьте мне, я могу быть строптивой, бунтовать, но я никогда бы не опустилась до воровства. Как мне убедить вас, Что меня можно выпустить на улицу и не считать преступницей? Клянусь, буду вести себя достойно княгини Фарнелло и никуда не уеду, пока снова не стану Зефириной де Багатель. Но я не в силах чувствовать себя заключенной, я сразу становлюсь глупой, злой, сварливой. Я прошу вас, умоляю… Фульвио… поверьте мне.

Первый раз в жизни молодая женщина назвала своего мужа по имени. Глаза ее при этом были полны слез.

Если бы в тот момент князь обнял ее, то смог бы, вероятно, избежать многих несчастий, но он был слишком большим гордецом. В данный момент он не чувствовал себя в силах отнестись к молодой женщине с нежностью и простить ее.

К женщине, которая его унизила, он испытывал лишь физическое влечение, и тем сильнее, чем дольше оно оставалось неудовлетворенным.

Вместо того, чтобы сказать: «Берегитесь, Зефирина, чья-то преступная рука может пожелать завладеть третьей пластинкой, и у меня есть причины опасаться за вашу безопасность. У вас есть неумолимый враг, а вы так молоды, и мне хотелось бы защитить вас и от врага, и от вас самой, я чувствую себя ответственным за вашу жизнь», он отвернулся от нее, чтобы не дать себе размякнуть, и сухо произнес:

– Хорошо, мадам. В конце концов, что мне за дело до вашей участи. Вы получите возможность ходить когда и куда вам захочется, но только в сопровождении Пикколо. На этот счет я отдам распоряжения.

Лицо Зефирины осветила торжествующая улыбка.

– Благодарю, монсеньор, – сказала она, низко присев перед ним.

Фульвио взял ее тонкие пальчики в свою руку, чтобы поцеловать. Но после сцены в карете она хорошо помнила, до какой степени Фульвио способен взволновать ее, и чтобы остаться сильной, ей не следовало позволять ему дотрагиваться до себя. Поэтому, не давая ему времени выполнить свое намерение, она, точно ошпаренная, отдернула руку. Но Фульвио, как всегда ошибаясь, отнес этот жест на счет отвращения, которое он ей внушает.

Он сделал несколько шагов по комнате и снова подошел к жене.

– Не забывайте, однако, что ваши «признания» ничего не меняют в наших отношениях. Я бросил вам вызов и уверен, что выиграю его. В тот день, когда вы запросите пощады, когда вы окажетесь у моих ног с мольбой оставить вас княгиней Фарнелло, в тот самый день свершится моя месть за все ваше поведение, и я безжалостно отшвырну вас…

При этих словах, показавших, до какой степени он все еще оскорблен Зефириной, Фульвио повернулся на каблуках и вышел.

Несмотря на все свое самообладание, побледневшая Зефирина несколько мгновений продолжала стоять посреди комнаты.

Сделав несколько неуверенных шагов, она вынуждена была прислониться к одной из стоек балдахина. Складки красного полога мерцали в свете каминного огня.

Может быть, ей следовало раздвинуть полог, раздеться и лечь в постель покорно, точно овечка? Нет, она никогда не признает себя побежденной. Лить слезы ради того, чтобы остаться княгиней! Уж не помешался ли Фульвио от избытка высокомерия, произнося подобную угрозу?

Раздался стук в дверь, и в комнату вошел слуга. Он сообщил княгине, что по распоряжению монсеньора для выхода ее милости приготовлен портшез.

Изобразив на лице приличествующую княгине Фарнелло беспристрастность, она не спеша спустилась во двор палаццо.

Глава XV

ВЕЧНЫЙ ГОРОД

– Ради всего святого, мадам, я больше не могу.

– Soupiere… Souliez… Soumission… [29]

Мадемуазель Плюш и Гро Леон восстали. За три дня, верная своему обещанию, Зефирина изъездила и обошла Рим вдоль и поперек. Запасясь старинным планом, который нашла в библиотеке дворца, юная грамотейка все же не удовлетворила ни жажды знаний, ни желания постичь Вечный город, в котором во времена Римской империи всегда находили прибежище не меньше двух миллионов человек, хотя число постоянных жителей не превышало сто тысяч.

Древняя стена Аврелиана по-прежнему определяла границу Рима. Зефирина не один раз побывала не только у этой стены, но и на древнем коровьем рынке, у терм Диоклетиана, переоборудованных в церковь, у мавзолея Адриана, в Колизее, который был в таком плачевном состоянии…

Все эти развалины заставляли взволнованно биться сердце Зефирины. Лишенные своих богатейших архитектурных украшений во времена византийских императоров, разграбленные варварами, превращенные в Средние Века в крепости, все эти бывшие храмы, дворцы патрициев, амфитеатры и термы были обезображены и растащены архитекторами нового века, названного веком Возрождения.

Ослепленная грандиозными руинами, Зефирина была возмущена тем, что ее современники, забыв о величии прошлого, точно хищники кидались на римские памятники, чтобы использовать их камни для строительства современных зданий.

И хотя она не могла не признать великолепие растущих как грибы после дождя новых кварталов, последние привлекали ее куда меньше, чем древние развалины.

Забыв о парижской грязи, она страдала от тлетворного запаха городских улиц. Смрад от гниющего на улицах мусора усугублялся отсутствием в жилых домах «удобств», из-за чего людям приходилось справлять свои нужды в подворотнях, на лестницах и даже во внутренних двориках богатых дворцов.

Зефирина, привыкшая к чистоплотности, характерной для анжуйцев, была потрясена бесцеремонностью римлян.

Однако большая бухта Тибра, несмотря на вонь, выглядела так живописно, что Зефирина часто просила отнести туда свой портшез.

В лабиринте римских улиц и улочек, в которых она без устали разъезжала, дворцы, монастыри, церкви чередовались со скромными жилищами ремесленников и простых горожан.

Кондотьеры, не расстающиеся со шпагой задиры-дуэлянты, папские гвардейцы, испанские гранды, побежденные, но не утратившие гордости французы, предавшие Францию вместе с коннетаблем де Бурбоном, сновали по улицам, направляясь кто к оружейникам, кто к ювелирам, кто к еврейским портным.

Люди иудейского вероисповедания, которых в городе было тысяч пять, очень преуспевали.

Иногда Зефирина просила доставить себя в окрестные виноградники или сады, которые подступали к самому городу, а кое-где пересекали и городскую черту. Большущие быки с огромными рогами преспокойно возлежали у подножия древних обелисков, а стада коз паслись среди развалин.

Стоя на одном из холмов, Зефирина могла хорошо разглядеть Ватикан, папский дворец, Сикстинскую капеллу, построенную в прошлом веке, базилику святого Петра, сооруженную двадцать лет назад архитектором Браманте, наконец, старинный замок Святого Ангела, крепостные стены которого, воздвигнутые в III веке и перестроенные в XV веке, были свидетелями многих драматических событий. Думая о всех тех, кого в этих стенах предали смерти, Зефирина отвернулась, чтобы не видеть этот укрепленный овал.