Это ты, Африка! (СИ) - Кротов Антон Викторович. Страница 76
В Нувейбе, в окрестностях порта, было целых четыре банка. Три из них были уже закрыты на дневной перерыв (многие конторы в южных странах закрывались днём из-за жары). В четвёртом, о счастье, работал обменный пункт! Правда, валюта там была представлена только в виде однодолларовых купюр. Египетские фунты, подареные Андрею в Каире, здесь превратились в такие солидные пачки баксов. Мы отправились в кассу снова и вернули египетскому государству подарок египетского народа.
Медленно и неторопливо кассир пересчитал баксы и выписал нам билеты на паром. С билетами в руках мы вновь прошли через ворота порта. Человек в паспортном окошке поставил нам выездные штампы, и вот мы уже стояли на палубе парома, залитой солнцем, забитой египтянами, иорданцами и иностранцами, заставленной коробками, чемоданами и иными вещами. В три часа дня пароход, наполнившись, отчалил.
Как много на пароходе белых мистеров, — удивлялся я. Вскоре, однако, осознал, что после Судана почти все иорданские арабы кажутся мне белыми. Но и настоящих иностранцев, с видеокамерами и в шортах, тоже было немало.
Последний взгляд на Нувейбу. Прощай, Египет!
Все лавки на палубе и внутри судна были забиты людьми. Мы разместились на полу среди многих прочих граждан. Плавание длилось около четырёх часов. Когда приплыли в Акабу, оказалось, что на пароме размещалась просто уйма людей; возникла толчея. Даже в ту комнатку, где выдавались визы новоприбывшим иностранцам, возникла очередь белых мистеров.
Вот четверо немецких панков катятся по маршруту: Тунис — Ливия — Египет — Иордания — Израиль — Греция — Европа. Хитро сделали, что поехали именно в этой последовательности: на обратной дороге после посещения Израиля ни в какую Ливию их бы не пустили!
Вот вездесущие японцы и французы. Вот две девушки-американочки.
— О, Америка! — улыбаюсь я. — Наверное, вы после Иордании поедете в Ирак? Вас там очень ждут!
Но девушки после Иордании намеревались посетить совсем другую страну, ту же, что и немецкие панки.
Иорданская виза обошлась нам с Андреем, как и некогда Грише, в 26 динаров (37 долларов) на человека. Мы могли бы сэкономить, сделав её в Каире за 22$, но для этого пришлось бы ждать двое суток, а задерживаться в Египте ой как не хотелось! Получили визу и вышли из ворот порта на вечернюю трассу.
Мы были единственными иностранцами, совершившими сей «безрассудный» поступок. Остальные остались стоять в огромной очереди ожидающих такси, ибо было всем объявлено, что выход в город не только запрещён, но и вообще невозможен, ибо общественного транспорта здесь нет, и единственная возможность достичь Акабы — это применить такси, заплатив по динару с человека. И арабы, и белые мистеры понимали, что достичь города пешком — невозможно! Таксисты портового города сновали туда-сюда, постепенно рассасывая многосотенную очередь. Мы же, не прошло и трёх минут, уехали почти от ворот порта до города на добром, мягком грузовике.
Иордания! Ура! Мы почти дома! После проблемного Египта прямо как рай земной. Постучались в ворота дома, попросили чая; хозяева, улыбаясь, накормили нас. Поужинали, вышли на трассу и застопили грузовик, с водителем которого вели по дороге беседу на арабском языке — и нашей способности разговаривать хватило на добрую сотню километров! Впрочем, это говорит о том, что попался хороший, любопытный, понятливый и разговорчивый водитель; с другими, бывает, трёх слов не свяжешь. Когда же к часу ночи нам совсем захотелось спать, мы попросились на выход и устроились на ночлег недалеко от трассы, посреди пустыни, примерно на полдороги между Акабой и Амманом.
Мы достигли сирийского посольства в пять минут двенадцатого, но оно уже закрылось. «Работаем с 9 до 11 утра», — было написано на запертых вратах его. Голос по дверному домофону сообщил нам, что сирийская виза обойдётся нам в четырнадцать с половиной динаров (20$) на человека.
Торговаться не имело смысла. Нашли столовую, где поели горохового хумуса на последние, остававшиеся у нас гроши, и разошлись в разные стороны, намереваясь встретиться завтра, в 9.00, у ворот сирийского посольства, уже с нужною суммою в руках.
Чтобы мой вид располагал к зарабатыванию денег, я сперва решил помыться. Совершенно естественная мысль — попроситься на помывку (только на помывку!) в какой-нибудь столичный отель — со второй попытки привела меня к успеху. Став чистым, я зауважал себя и отправился на поиски спонсоров.
Если бы мне лет восемь или девять назад, когда я садился в свои первые электрички и ехал на них в Питер, Харьков, Минск или Ярославль, кто-нибудь предсказал, что я дойду до того, что буду ходить и стрелять динары на сирийскую визу на улицах далёкой иорданской столицы, — я бы, верно, посчитал это чушью. Да и мои родители, наверное, тоже.
Просить деньги у граждан — смею сказать, довольно противное занятие. Но почти все известные путешественники, типа Фёдора Конюхова, занимаются этим. Только они занимаются этим ещё дома, ходят по разным богатым людям и пытаются получить от них относительно большую спонсорскую помощь. А нам пришлось заниматься этим не дома, а по пути, ходить по разным лавкам и магазинчикам и получать спонсорскую помощь небольшими порциями. Почему, интересно, ходить и просить, например, 10.000 долларов на свою великую экспедицию считается естественным, как бы нормальным занятием, а просить, скажем, 1–2 доллара неудобно? А то, что конюховы рекламируют своих спонсоров — я тоже рекламирую, вот, пишу о них… Развлекая себя подобными рассуждениями, я ходил по столичным магазинам, лавкам и гостиницам и собирал с сочувствующих по динару. Продавать им мавродики я не решился — за время странствий они приобрели очень неважный вид, да и осталось их меньше десятка.
Процесс шёл, можно сказать, со скрипом. Несмотря на довольно понятную и почти грамотную речь в английском и арабском вариантах, которую я произносил перед хозяевами одёжных магазинов, фотоателье, аптек и мастерских, — только каждый третий соглашался вступить в число моих спонсоров. Мне потребовалось посетить за два часа не менее пятидесяти столичных заведений, прежде чем мои карманы отяжелели необходимой суммой — четырнадцать с половиной динаров. На тот момент это составляло примерно 20$ или 500 рублей.
Попутно я получил в подарок несколько порций хлеба, мороженого и один арбуз. Съев их и на этом завершив своё презренное занятие, я решил прогуляться по Амману и набрёл на местную достопримечательность — остатки древнего римского амфитеатра, похожее на то, что мы видели в сирийской Босре.
Римский амфитеатр в Аммане является основным туристически-историческим местом города. Различные иностранцы — французы, японцы, американцы — бродили вокруг него, разглядывая различные статуэтки, чётки, монетки, тюбетейки, косынки-арафатовки и иные восточные сувениры, продаваемые здесь в больших количествах.
Меня сразу заинтересовали местные нумизматы, разложившие на каменных плитах площади, на тряпках-подстилках, россыпи ничего не стоящих монет многих стран мира. Тут были иракские, сирийские, оманские, египетские, иранские, тайландские, бахрейнские, индийские, пакистанские, афганские, турецкие и многие, многие другие. У меня ещё оставалось некоторое количество российской мелочи, и я предложил нумизматам взаимовыгодный обмен — свои ничего не стоящие монеты на их.
Сперва я «ограбил» одного торговца, затем другого; третий уже понял, что у меня очень много российской мелочи, и стал менять свою монетку на две моих; следующий пытался менять одну свою на три моих, и т. д… Я выгреб у всех их интересующие меня монетки, и тут внимание моё привлекли стопки бумажных динаров соседнего Ирака. Одноцветные, без водяных знаков, но с портретами Саддама Хусейна, эти банкноты прямо символизировали ту страну. Мне захотелось и сих сувениров.