Повелители волков - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 24

Саураг пас один из многочисленных табунов самого царя Иданфирса. У него был напарник, престарелый Коудзай, но как раз сегодня его скрутила какая-то болезнь, и пришлось Саурагу выгонять табун в степь одному. Конечно, Коудзаю можно было найти замену, но старик слезно просил, чтобы Саураг никому не говорил о его хвори, иначе он лишится средств к существованию, – Иданфирс платил табунщикам хоть и не очень щедро, но на еду хватало.

Подросток не боялся пасти коней в одиночестве. Добрый лук, полный колчан стрел и копье с широким наконечником могли защитить его и от зверя, и от человека. Впрочем, чужие в эту пору так далеко в степь не забирались, а волков интересовала более мелкая живность – овцы и козы. Правда, отары паслись неподалеку от кошар, да и пастухов там было побольше, но серых разбойников это обстоятельство не очень пугало.

Тем не менее и табунщикам надо было опасаться, особенно сейчас, ближе к весне. Сильные морозы, ударившие едва выпал первый снег, – а его поначалу было немного, погубили многих лесных зверушек, служивших кормом для хищников, и волки потянулись к селениям и стойбищам, откуда так вкусно пахло вареной снедью и терпким духом домашних животных. Совсем изголодав, они начали нападать и на лошадей; их не пугали ни стрелы пастухов, ни лошадиные копыта, которые могли раскроить череп, ни зубы животных – скифские кони кусались не хуже диких зверей. Главным было добраться до горла коня, а когда он оказывался на земле, волчья стая сжирала животное за очень короткий промежуток времени.

Откуда взялся десяток тарпанов, Саураг заметить не успел. Дикие лошади промчались неподалеку от подростка и растворились в лошадином табуне. Подопечные Саурага сначала заволновались, а затем вдруг начали сбиваться в плотную массу – старые кобылицы и молодые лошадки внутри, а жеребцы снаружи.

Это был плохой знак. Саурагу от старых людей было известно, что тарпаны иногда просят защиты от хищников у одомашненных лошадей, в особенности, если дикарей немного. Но только в том случае, если им грозит смертельная опасность. Лук словно сам прыгнул в руки подростка, и он поскакал по кругу, мимо волнующихся лошадей, стараясь не выпускать из виду ни одно животное. Похоже, за тарпанами гнались волки, но где они? Степь была пустынна, и ничто не указывало на приближение кровожадных хищников.

Неожиданно в той стороне, откуда прискакали тарпаны, зашевелились метелки ковыля и кусты мятлика, возвышавшиеся над сугробами, и волчья стая рванулась к табуну.

– А-хей! Ай-я-я! – дико закричал Саураг, и его конек вихрем полетел к месту разворачивающейся на глазах кровавой драмы.

Волки набросились на старого одра, на котором когда-то ездил сам Иданфирс. Царь пожалел верного боевого друга и не передал жрецам на заклание, чтобы те принесли его в жертву скифским богам, а оставил дожидаться смерти в табуне. Конь выделялся из общей массы высоким ростом (он происходил от мидийского жеребца и скифской кобылицы), буйной гривой, которую уже давно не подстригали согласно обычаю (чтобы не мешала конным лучникам метко стрелять), но сила его уже была не та, что прежде, да и скорость реакции запаздывала.

Конь увидел перед собой оскаленную волчью пасть тогда, когда давать отпор уже было поздно. Огромный вожак волчьей стаи вцепился ему в горло, и на месте падения старого жеребца поднялся снежный вихрь – это остальные волки дружно набросились на желанную добычу. Волки были лесные; они отличались от степных седым, почти белым окрасом, большими размерами и свирепостью. Если вторых можно было испугать криками или оружием, то первые ничего не боялись.

Саураг на скаку выпустил стрелу, и один из хищников покатился по земле, оставляя кровавый след. Но послать вторую подросток не успел. Вожак волчьей стаи сделал громадный прыжок и сшиб Саурага с коня. Мальчик свалился на землю, но мигом встал и выхватил нож, который был лишь чуть короче акинака. Он понимал, что сейчас умрет, – вожак, уверенный в том, что жертва никуда не денется, не спешил, выбирая подходящий момент для решающего броска – но страха у парня не было. Только ледяное спокойствие и сосредоточенность, да еще где-то в глубине сознания копошилось совершенно неуместное в данный момент сожаление, что вчера он так и не успел помочь матери перемотать пряжу.

И тут раздался очень громкий волчий вой. Показалось, что табун имеет дело не с одной волчьей стаей, а их много, и они окружили лошадей со всех сторон.

«Совсем пропал…» – отстраненно подумал Саураг, но с места не сдвинулся – по-прежнему сжимал в руке нож и бесстрашно смотрел волку прямо в глаза, готовый драться до последнего.

Но что это? Едва заслышав вой, волки оставили в покое старого жеребца и отбежали в сторону. То же сделал и вожак; он словно забыл про Саурага. Вой приближался, и потрясенный подросток увидел, как из снежного марева одна за другой появляются человеческие фигуры в кафтанах с меховым подбоем и рысьих малахаях. Четверо всадников приблизились к мальчику, и один дружелюбно сказал на ломаном скифском языке:

– Попал ты, парнишка, в переплет… Чаян, посмотри, что там с нашим братом-волком.

Чаян соскочил с коня и подошел к раненому зверю. Стрела Саурага прошила его насквозь и застряла в теле. Раненый волк оскалил свои внушительные клыки, но Чаян что-то проворчал, словно рыкнул, и он успокоился.

– Ты потерпи маленько, – сказал Чаян волку и, обломав наконечник, ловко выдернул стрелу из раны.

Волк взвыл от боли, хотел укусить человека, но не дотянулся и на том успокоился. Чаян деловито достал из сумки, притороченной к поясу, какое-то снадобье, залепил рану, и сказал Озару:

– Жить будет. Рана несерьезная. Дня два-три похромает, а затем побежит наравне со стаей. Волчишка еще молодой, у него быстро все зарастет.

Озар посмотрел на волков. Стая и не думала никуда убегать; взгляды всех волков были прикованы к людям. Тем временем табун удалился на приличное расстояние, и остался лишь раненый конь, который встал на ноги, но убежать не смог.

– Ты какого племени? – спросил Озар мальчика.

– Н-наш б-басилевс Иданфирс, – слегка запинаясь, ответил Саураг, которого только сейчас начала пробирать нервная дрожь.

– Что ж, будем считать, что нам повезло. Мы посольством к царю скифов. Придется тебе стать нашим проводником. А то уже скоро вечер, и недолго заблудиться. Согласен?

– Д-да, – ответил мальчик.

Он все еще не верил в чудесное спасение.

– А как быть с ним? – спросил Саураг, кивком головы указывая на коня, израненного волчьими клыками. – Иданфирс накажет меня, если я потеряю его любимого скакуна…

– Мальчик, не смеши меня. Это уже не скакун, а мясо, притом старое и жилистое. Оставим его волкам. Они заслужили сытый ужин. А что касается гнева Иданфирса, то на этот счет не волнуйся. Я расскажу, как ты храбро защищал табун, но хищники взяли количеством. Ведь их очень много, не правда ли?

– Правда…

– Вот видишь, я не погрешу против истины. Садись на свою лошадку, и мы поможем тебе собрать табун…

Последним уезжал Чаян. Он пристально посмотрел в глаза вожаку волчьей стаи, отчего тот по-собачьи опустил глаза, а затем издал странный горловой звук – смесь рычания и тихого воя. Заслышав его, обрадованные хищники набросились на свою жертву, а конь Чаяна тихо потрусил за табуном, собирать который долго не пришлось, – напуганные лошади хотели как можно быстрее очутиться в загоне. Видимо, и они хорошо знали, какие опасные хищники лесные волки, которые были ростом с теленка…

Казалось, что вся степь упиралась в огромный холм, единственный на равнине, куда ни кинь глазом. Издали он смотрелся невысокой горушкой с ровно срезанной вершиной, но чем ближе путник подъезжал к этой странной возвышенности, тем больше она становилась в размерах, и когда человек оказывался на расстоянии в два-три стадия [51] от холма, то его размеры потрясали воображение.

Он был плоским, как лепешка, но закрывал всю степь – от края до края, сколько мог видеть человеческий глаз на снежной белизне. К холму вела дорога – скорее широкая полоса взрыхленного копытами животных снега – которая упиралась в большие дубовые ворота. Создавалось впечатление, что ворота – это вход в подземный мир. Но при ближайшем рассмотрении оказывалось, что холм – это высокий земляной вал, по другую сторону которого находились стада животных.