Повелители волков - Гладкий Виталий Дмитриевич. Страница 28

– Он из племени басилея Таксакиса, – ответил Ивор. – Был жрецом, но совершил какой-то тяжкий проступок, за что его должны были прокатить на волах.

– Как это? – заинтересованно спросил Одноухий.

Сам будучи наполовину скифом по рождению, он сызмала рос в племени джанийцев, поэтому не знал некоторых скифских обычаев.

– Повозку, в которую запряжены волы, нагружают хворостом, сверху привязывают осужденного и хворост поджигают. Испуганные волы бегут что было мочи, тем самым раздувая костер на повозке.

– Да-а, мои сородичи большие мастера на такие штуки… Но как смог Сатрабат уйти от наказания?

– Друзья помогли. Он сбежал, а вместо Сатрабата на костер послали раба, похожего на жреца и в его одеянии.

– Но ведь раб мог закричать!

Ивор ухмыльнулся и ответил:

– Раб был покорным как телок. Его опоили маковым настоем, и он только мычал. Так по крайней мере рассказывали наши лазутчики. А может, ему просто заткнули рот. Хотя вряд ли – народу было в радость послушать предсмертные крики осужденного на смерть, тем более жреца-прорицателя. Знать редко попадает на костер. А Сатрабат сколотил шайку из разного отребья, и теперь разбойничает, наводя страх на купцов и табунщиков, которые гонят скот в Ольвию на продажу.

– Неужто Таксакис не пытался поймать Сатрабата?

– Его хотят поймать все степные племена. Но он, как я уже говорил, неуловим. Просто чудеса какие-то. Поговаривают, что Сатрабата охраняет злобное иноземное божество. Ведь он все-таки жрец и владеет тайнами, которые недоступны простым людям. Поэтому в последнее время мало кто осмеливается охотиться за ним. Даже сам Таксакис оставил свое намерение все-таки прокатить негодяя на волах, прежде содрав с него кожу, как он пообещал в гневе.

– Тогда и впрямь худо. Если этот Сатрабат такой неуловимый и заговоренный, то, боюсь, мы можем опростоволоситься.

– Там видно будет. А пока нужно прибавить ходу, чтобы наши приятели не провалились сквозь землю, как разбойники Сатрабата…

Тем временем Кимерий и Лид, не подозревающие, что за ними следят, продолжали свой путь. Возле дерева они на некоторое время остановились, чтобы совершить жертвоприношение и привязать к ветке по ленточке – при всей своей кровожадности и беспринципности, оба негодяя немного побаивались богов, хотя божества киммерийца умерли вместе с его народом, а лидиец если когда и молился (это было очень редко), то Аполлону Дельфинию. А затем стали искать овраг, что было совсем непростой задачей.

Но вот Кимерий, у которого был поистине собачий нюх, шумно втянул в себя воздух, с удовлетворением осклабился, и указал нагайкой:

– Туда!

– Ты уверен? – спросил Лид.

– Говорил же тебе – нюхай.

Лид некоторое время принюхивался, а затем на его смуглом лице появилась торжествующая улыбка.

– Теперь и я чую, – сказал он радостно. – Пахнет дымом.

– И не только дымом. По-моему, нас ждет сытное угощение. Пахнет подгоревшим жиром, а значит, у Сатрабата на обед жаркое.

– Лишь бы он был в хорошем настроении…

– Это верно. Иногда на него находит, и тогда спасайся, кто может. Но будем надеяться на лучшее.

– Будем… – эхом откликнулся Лид, и оба надолго умолкли.

Вскоре показался и овраг; вернее, начало оврага, изрядно засыпанного снегом. Поэтому какое-то время Кимерий и Лид ехали поверху, и только когда овраг стал глубже, они спустились вниз и оказались на льду ручья. По ручью ехать было гораздо легче, но опасней. Поначалу он был узким, но затем расширился, и Кимерий с Лидом начали опасаться прикрытых тонким льдом пустот – лошадь, провалившись в нее, могла сломать ноги.

Но все обошлось, и вскоре путники увидели легкий дымок, поднимавшийся над ущельем, которым заканчивался овраг. Видимо, когда-то в овраге текла речка, со временем высохшая и превратившаяся в ручей. Она подмыла берега, и образовались глиняные обрывы. Ущелье заросло деревьями и густым кустарником, поэтому даже вблизи трудно было заметить в обрывах пещеры, над рытьем которых потрудилось половодье. Они были разного размера, – одни мелкие, другие просторные, уходящие далеко в глубь глиняного пласта, – но в качестве тайного убежища идеально подходили разбойничьей шайке Сатрабата.

Удивительно, но Кимерия и Лида никто не встретил. Даже у входа в пещеру, откуда тянуло дымком и аппетитным запахом, не было дозорных. И то верно, решили приятели, – кто в такую погоду решится путешествовать по степи. Но зайти сразу внутрь, без представления, они не решились. У разбойников, среди которых были скифы, меоты, алазоны и даже совсем дикие невры, были скифские привычки – сначала стрелять в незваного гостя, а потом спрашивать, кто пришел.

– Эй, Сатрабат! – крикнул Кимерий. – Принимай гостей!

Крикнул и последовал примеру Лида – спрятался за коня; мало ли что придет в голову разбойникам, совсем одичавшим от вынужденного заточения.

Какое-то время в пещере молчали. Похоже, разбойники были не просто удивлены, а ошеломлены. Наконец кто-то грубым, слегка хрипловатым голосом просил:

– Кого там принесло?

И тут же из пещеры вывалился десяток лучников, готовых стрелять во все, что движется. Кимерий и Лид, благоразумно оставаясь под прикрытием лошадиных крупов, в один голос прокричали:

– Это мы! Кимерий и Лид! Вы что, своих не узнаете?!

– Все свои у нас здесь, – снова послышался грубый голос.

– Хумиуа, это же я, Кимерий! Или у тебя уши заложило?

Кимерий по голосу узнал Хумиуа, который обычно заменял Сатрабата в его отсутствие.

– Кимерий? Так бы сразу и сказал. Ну-ка, покажись.

Кимерий не без опаски высунул голову из-за лошадиного крупа, и заросшее бородищей лицо Хумиуа расплылось в улыбке.

– Опустите луки, – скомандовал он разбойникам. – Это киммериец, приятель нашего вождя Сатрабата. Одноглазый! Поставь лошадей наших друзей в стойло и накорми их.

Тщедушный разбойник, один глаз которого прикрывала кожаная повязка, судя по физиономии, меот, поторопился исполнить приказание. Лид благоразумно забрал из сакв увесистый кошель с серебряными монетами и спрятал его в поясную сумку. Он хорошо знал манеры разбойного товарищества и совершенно не сомневался, что монеты могут испариться. Глядя на его действия, одноглазый лишь облизнулся, затем покривился, словно ему стало больно, сокрушенно вздохнул, и повел лошадей в одну из пещер, где стояли кони разбойников. Она была обширна и могла вместить хоть лошадиный табун. Лид пошел ему вслед. Он хотел убедиться, что их вещи будут сложены в надежном месте и к ним никто не прикоснется.

Кимерий вошел в пещеру. Она была небольшой по размерам, и он сразу понял, почему разбойники выбрали ее для зимовки – в ней лучше сохранялось тепло. Начиная с весны, они обычно разбредались по другим пещерам; здесь их было великое множество. А некоторые вообще предпочитали спать на открытом воздухе, укрывшись кошмой.

Посреди пещеры горел костер, над которым скворчали добрые куски мяса дикой лошади. Это Кимерий определил по запаху – у тарпана мясо сильно пахло травами. Наверное, разбойникам попался молоденький жеребчик, потому что куски были сочными и капли янтарного жира, падая в костер, вспыхивали яркими огоньками.

– Это у нас отличился Тирит, – сказал Хумиуа, указывая на угрюмого, страшноватого на вид разбойника, который в это время вращал вертел с кусками мяса, чтобы оно не подгорело. – Знатный охотник… хоть и полукровка.

Кимерий криво ухмыльнулся – он и сам был не совсем полноценным киммерийцем; судя по прозвищу, «знатный охотник» принадлежал к племени тиритов-миксэллинов. Они жили близ устья Тираса [55]. Кимерию уже приходилось обделывать разные темные делишки вместе с шайкой Сатрабата, он знал многих разбойников, – они встретили его и Лида приветственными возгласами – но Тирита видел впервые. Видимо, он был новичком. Похоже, Тирит никогда не стригся и не подстригал бороду. Он так зарос волосами, что мог запросто сойти за какое-нибудь лесное страшилище.