Собрание сочинений в 10 томах. Том 10 - Хаггард Генри Райдер. Страница 108

Убегая, она взглядывает в нашу сторону: это вылитая Атене; в ее темных волосах — золотой урей, знак принадлежности к царскому роду. Она смотрит на бритоголового жреца, торжествующе смеется, показывает на заходящее солнце, на реку и исчезает.

В ответ на этот смех, донесшийся до нас из глубины веков, слышится торжествующий смех Атене, она громко кричит старому Шаману:

— Верно подсказывали мне мое сердце и ты. Я покорила его сердце тогда.

Но холодный, точно лед, голос Хесеа остудил ее радость:

— Замолчи, женщина; сейчас ты увидишь, как ты его потеряла тогда.

Сцена меняется; на ложе дремлет прекрасная женщина. Она вздрагивает: по-видимому, ей снится ужасный сон, а над ней склоняется тень с теми же эмблемами на одежде, что и у богини в храме, с шапочкой в виде стервятника, тень что-то шепчет ей на ухо. Женщина просыпается, оглядывается: это вылитая Айша, такая, какой мы ее видели в пещерах Кора, когда она впервые открыла свое лицо.

Горький вздох вырвался у нас с Лео: мы не могли проронить ни слова, вновь любуясь ее красотой.

Она засыпает, и над ней опять склоняется страшная тень и что-то шепчет ей на ухо. Куда-то показывает — дали разверзаются. Ладья среди бушующего моря, и в этой ладье сплелись в объятиях жрец и женщина с царственным обликом, а над ними, как символ возмездия, реет голошеий, с взъерошенным опереньем сокол — точно такой же, как на шапочке богини.

Картина стирается с полотна; теперь огненная завеса так же пуста, как и полуденное небо. Затем возникают новые видения. Хорошо нам памятная большая пещера с гладкими стенами и усыпанным песком полом. На песке — мертвое тело того самого жреца, но уже не с бритой головой, а золотокудрого; его остекленевшие глаза устремлены вверх, белая кожа — вся в кровавых потеках; над ним стоят две женщины. У одной в руках дротик; облачена она лишь в длинные, до пят волосы; она несказанно прекрасна. Другая — в темной накидке; она гневно размахивает руками и, подняв глаза, как будто призывает проклятие Неба на соперницу. Одна — та самая женщина, которой тень что-то нашептывала на ухо; другая — царственная египтянка, которая целовала жреца возле портальных ворот.

Медленно все фигуры бледнеют, их как будто слизывает огонь, ибо сперва они становятся серо-белыми, словно зола, затем исчезают.

Хесеа — все это время она сидела наклонясь вперед — откидывается на спинку трона, вид у нее очень утомленный.

По огненной завесе, как в зеркале, беспорядочно проносятся смутные видения, такие видения как раз и могут родиться в уме, обремененном воспоминаниями двухтысячелетней давности и слишком измученном, чтобы внести какой-нибудь порядок в этот хаос.

Дикие места, людские толпы, большие пещеры, лица — среди них и наши собственные: уродливо искаженные, огромные, но тут же уменьшающиеся и истаивающие; высокие божественные тени; марширующие армии, бескрайние поля битв, тела в лужах крови — и парящие над ними души убитых.

И эти картины исчезли, как и все предыдущие; только пустая огненная завеса — и ничего больше.

И тогда Хесеа заговорила — вначале очень тихо, но затем громче и громче:

— Получила ли ты ответ на свой вопрос, Атене?

— Я видела странные видения, о Мать, достойные могучей силы твоего волшебства, но я не уверена, что им можно верить: не плоды ли это твоего воображения, которые ты изобразила в огне, чтобы посмеяться над нашей доверчивостью?

— Послушай, — устало произнесла Хесеа, — сейчас я истолкую тебе все виденное, перестань раздражать меня своими сомнениями. Много столетий назад, вскоре после того, как началось это мое последнее, бесконечно долгое существование, на берегу Нила, в Бехбите, стоял Священный Дом Исиды, великой египетской богини. Ныне этот храм в руинах, Исида покинула Египет, хотя и продолжает править миром, покорная той высшей силе, что создала и этот мир, и ее самое, ибо она — Природа. Верховным жрецом этой святыни был грек Калликрат, избранный самой богиней для служения себе: он принес обет вечной верности ей — и только ей; тому, кто посмеет нарушить такой обет, угрожает вечное проклятие.

Ты видела в огне этого жреца; сейчас он стоит рядом с тобой, возродившийся, чтобы выполнить предначертания своей и нашей судьбы.

Жила в те времена и дщерь Фараонова Дома, Аменартас, она полюбила этого Калликрата и, пустив в ход все свои колдовские чары, ибо тогда, как и ныне, занималась колдовством, принудила его нарушить обет и бежать вместе с ней — ты это видела. Так вот, ты, Атене, была Аменартас.

И жила еще аравитянка по имени Айша — мудрая прекрасная женщина; в полной опустошенности, изнемогая под бременем слишком большого знания, она посвятила себя служению Вселенской Матери, надеясь наконец обрести вечно ускользающую от нее высшую мудрость. И вот богиня явилась во сне к этой Айше и повелела ей настичь отступников и свершить возмездие; в награду за это богиня обещала даровать ей победу над смертью и красоту, какой не обладала еще ни одна женщина на земле.

Айша последовала за беглецами, даже опередила их. С помощью мудреца Нута, который должен был служить и ей, и той, другой, — этим человеком был ты, Холли, — она нашла тот источник, совершив омовение в котором, можно переживать поколения, верования и империи.

«Я убью этих презренных, — пообещала она. — Убью их немедленно, как мне велено».

Но она не убила их, ибо впала в тот же грех, что и те двое: никогда прежде не любившая — она страстно возжелала жреца Калликрата. Поэтому она отвела их к Источнику Жизни, надеясь, что там они вместе с Калликратом обретут бессмертие, Аменартас же найдет смерть. Но ее надежде не суждено было сбыться: тогда-то богиня и обрушила свой карающий удар. Айша, как ей и было обещано, все же обрела бессмертие, но не прошло и часа, как, обуянная яростной ревностью, ибо ее избранник предпочел божественной красоте смертную женщину, что была с ним рядом, она убила его, а сама, увы, осталась жить долгие тысячелетия.

Так разгневанная богиня покарала бесчестных ослушников: Калликрата она осудила на мгновенную смерть, Айшу — на долгое раскаяние и отчаяние, а царственную Аменартас — на ревность, более мучительную, чем жизнь или смерть: вновь и вновь пытается она вернуть похищенного ею, вопреки священной воле Небес, возлюбленного и каждый раз лишается его.

Прошли долгие века; все это время бессмертная Айша в ожидании, когда возродится ее любимый, оплакивала свою утрату и горько каялась в содеянных ею грехах; и в назначенный судьбой срок тот, к кому так стремилось ее сердце, вернулся. Все, казалось бы, благоприятствовало их счастью, но богиня снова нанесла удар и отобрала у нее награду. На глазах у своего любимого, опозоренная, в полном отчаянии, она превратилась в уродливую старуху и, бессмертная, умерла. Но это была только видимость. На самом же деле, говорю тебе, Калликрат, она не умерла. В пещерах Кора Айша поклялась тебе, что вернется: даже в тот ужаснейший час эта решительная надежда согревала ей душу. Скажи, Лео Винси, или Калликрат, не ее ли дух посетил тебя во сне, не он ли показал тебе путь к этой самой вершине, что стала для тебя путеводным маяком? Не ее ли ты искал все эти долгие годы, не зная, что она сопровождает каждый твой шаг, оберегая тебя от опасностей, в предвкушении твоего возвращения?

Она посмотрела на Лео, как будто ожидая ответа.

— О госпожа! У меня нет никаких подтверждений первой части твоего рассказа, кроме надписи на черепке вазы, — сказал он, — все же остальное чистая правда; это могу удостоверить не только я, но и мой спутник. И все же я хочу задать вопрос, умоляю тебя, ответь мне коротко и сразу же. Ты сказала, что в назначенный судьбой срок я возвратился к Айше? Где же она? Не ты ли Айша? Почему же так изменился твой голос? Почему ты ниже ростом? Именем того божества, которое ты чтишь, — скажи мне, не ты ли Айша?

— Да, я Айша, — торжественно произнесла она, — та самая, которой ты поклялся в вечной верности.

— Она лжет, лжет, — закричала Атене. — Говорю тебе, мой супруг, — ведь она сама объявила, что ты мой супруг, — эта женщина, уверяющая, будто рассталась с тобой молодой и прекрасной, около двадцати веков назад, не кто иная, как старая жрица, вот уже целый век восседающая в этом храме Хес. Пусть она попробует опровергнуть мои слова.