Чоновцы на Осколе - Долин Владимир Аркадьевич. Страница 8

— Ну и придумал, шут знает что. Ты понимаешь, что тебе доверили важное дело, а таким поведением ты отпугнешь от дома Булатниковых всех, кого нам нужно поймать и обезвредить? В глазах хозяйки после сегодняшней «бани», полученной от меня в саду, ты должен остепениться и выглядеть паинькой. Договорились?

Женька, выслушивая нравоучения брата, только пыхтел, будто тащил на себе мешок с песком.

Прокравшись незамеченными в чулан, братья сразу же разделись и легли спать.

Женька долго не мог заснуть. Он досадовал на себя, что, найдя под беседкой ящик с гранатами, не догадался тщательно обшарить все подполье, а может, даже порыться в земле. «Сам виноват. А теперь это сделает кто-то другой».

Он беспокойно ворочался с боку на бок, сердито сопел, поднимал голову с подушки в надежде хотя бы услышать шаги или голоса счастливчиков. Но со двора до его чуткого уха долетал лишь слабый шум деревьев, да слышно было, как за стеной в кладовке пищали и шумно возились мыши…

Утром братьев разбудила мать.

— Заспались, ребятки, вставайте завтракать. С вечера рано легли, пора выспаться, уж одиннадцатый час, а вас хоть водой отливай.

— Вот это да… Соснули! — воскликнул, вскакивая с постели, Женька. — Одевайся скорее, Василь, позавтракаем и на рыбалку! Сегодня воскресенье, в школу мне не идти…

Но Василий не спешил.

Дул сильный ветер. Старые тополя под окнами в палисаднике раскачивались и скрипели.

— Какая тебе в такую погоду рыба ловиться будет?

— Я знаю такое местечко, где ни ветра, ни волны, — привада у нас под мельницей. Обязательно сазана поймаем, — настаивал на своем Женька.

— Ну что ж, сходим, — сдался Василий. — Давай только принесем матери кизяков и воды натаскаем.

— Это я мигом. А ты иди завтракай, я есть не хочу, чего-нибудь захвачу с собой.

Василий завтракал вдвоем с матерью на кухне. Девочки еще спали. Сестра из больницы не приходила.

— Задержалась Тоня, — беспокоилась мать, — не случилось ли чего?

— А что может с ней случиться?

— Мало ли что… Время-то какое! Дня у нас не проходит, чтобы в слободе не зарезали или не застрелили кого-нибудь. Вот вы спали и ничего не слышали, а я почти до утра глаз не сомкнула. За садом у нас на огородах такая ночью стрельба поднялась, думалось мне, опять белые наступают. Хозяйка тоже слышала. На что спокойная женщина, а поди ты, утром наливает мне в кувшин молока, рассказывает об этой стрельбе, а у самой руки дрожат.

— Она боялась, верно, как бы случайно не перелить лишнего, — заметил, усмехнувшись, Василий.

То, что рассказала мать о ночной стрельбе на огородах, за садом, встревожило и озадачило Василия. «А не столкнулись ли там наши товарищи, посланные Стрижовым, с теми, кто запрятал в беседке оружие?»

И когда Женька, управившись с хозяйственными делами, появился на пороге, Василий заторопил его:

— Бери-ка побыстрей удочки, пошли, посидим час-другой на реке, давно я этим делом не занимался…

Как только они вышли в сад, Василий рассказал Женьке о ночной перестрелке на огородах.

— Не может быть, — не поверил Женька. — Это стреляли где-нибудь еще. Если б за садом, то и нас с тобой на ноги подняли. А я ведь, по правде сказать, долго не спал, все прислушивался, — признался он. — Обидно мне, что Стрижов нас обошел, поручил другим в беседке копаться.

— Стрижов сделал так, как нужно, — заметил Василий. — Председателю ревкома видней, кому какое дело поручить. Он за всё и за всех нас отвечает.

— Ну, это еще не известно, как другие справятся с этим делом, — возразил Женька.

— А вот это мы сейчас проверим…

В беседке, куда зашли по пути братья, они не нашли никаких следов ночного обыска. Половицы все были на месте, и так же, как вчера, весь пол покрыт сухими листьями и песком.

«Неужели не нашли ночью беседку? Или отложили обыск по каким-то причинам?» — подумал Василий. Он уже хотел попросить брата слазить под пол через подкоп, но вдруг заметил у порога что-то блестящее. Он нагнулся и поднял лезвие перочинного ножа, сломанного им вчера при попытке поднять тяжелую дубовую половицу.

— Все в порядке… Значит, товарищи тут побывали и справились, видимо, неплохо. А ты сомневался… Пошли!

Но Женьку это не убедило.

— Я слазаю проверю…

Они обошли вокруг беседки, и Женька, к своему удивлению, никак не мог обнаружить того места, где он вчера лазал. Подкопа, сделанного им под беседку, не оказалось. Он был засыпан землей и сверху затрушен сухими листьями.

— Вот черти, ловко замаскировали. Я бы не догадался, — признался Женька…

На хваленой Женькиной приваде было действительно тихо. От ветра ее укрывали двухэтажное деревянное здание водяной мельницы и столетние ветлы на обочинах высокой плотины. От темного омута веяло ледяным холодом.

Ребята размотали удочки, насадили на крючки мягкие катышки пшеничного хлеба, смешанного с тонкими волокнами ваты и сдобренного для аромата конопляным маслом, поплевали на приманки и забросили их в воду.

Пробковые поплавки, проткнутые острыми перышками, неподвижно легли на серую водяную гладь.

— Эх, сейчас мы подцепим сазанчика, — не удержался от восторженного восклицания Женька, удобно усаживаясь на соломенной подстилке.

Василий сел рядом, воткнул в берег комель орехового удилища, достал из кармана кисет, свернул из газетной бумаги козью ножку, закурил.

Рыба упорно не клевала.

Первым нарушил молчание Женька.

— А хорошо в это время у нас под Воронежем, на Собачьей щели, рыба клевала. Помнишь, какими снизками мы таскали плотву и подлещиков?

— Было, таскали… А тут у тебя либо кто до нас всю рыбу выловил, либо вовсе в этом месте она не ночевала. — Василий обвел взглядом пустынный берег. — И рыбаков, кроме нас, нигде не видать.

— Ну, это ты оставь, — упорствовал Женька, — местечко это золотое. Глубина сам видишь какая! Десятиаршинная леска до дна не достает. Летом с крыши мельницы ныряем — красота! Летишь, дух захватывает. А что рыбаков не видно, так сегодня воскресенье. Слышал колокольный звон? Народ в церковь ушел. Грехи замаливают, к пасхе готовятся.

— А комсомольцы где, тоже там?

— И комсомольцы некоторые… Кто родителей боится. А кто так, ради любопытства, побаловаться, потолкаться. Старшие, конечно, делами заняты, а нам что делать… Нами, мальчишками, комитет комсомола не очень интересуется. Но охаивать всех ребят нельзя. Есть у нас крепкие, хорошие комсомольцы: Шорников, Гораин, Иванов, Пронин… Или вот Димка Стрижов, не смотри что мальчишка, всего на год старше меня, а уже с отцом против немецких оккупантов и белых партизанил, воевал, в лесу скрывался. А Миша Шорников, когда тут белые были, из-под носа часовых тачанку с пулеметом увел.

— Как же это ему удалось?

— А так: брат его — друг Виктора Григорьевича Стрижова, тоже большевик, с партизанами в лесу скрывался, налеты ночами на слободу делали, в панику белых вгоняли. Неизвестно откуда появятся — трах, тах, тах! Постреляют и скроются, как не бывало. Ну, белые начали держать у штаба тачанки с пулеметами, кони в упряжке чалые, зверюги с конного завода. Держали тачанки на случай погони за партизанами.

В это время Миша Шорников на мельнице работал подсыпщиком. Как-то белые для армии пригнали смолоть целый обоз пшеницы. Тут же на мельнице самогонку начали гнать. Ну и перепились ночью. А Миша Шорников с дружком своим Алешей Гораиным — он тоже на мельнице работал помощником механика — пар в котлах подняли до предела, и ходу; котлы разнесло по швам. Дружки — к штабу, бросили в окно две гранаты, вскочили на тачанку и в лес к партизанам ускакали.

— А где брат его сейчас?

— Брата Шорникова белые повесили. Кулаки выдали. Приехал он на Бутов хутор за продуктами для отряда, а там белые засаду устроили. Скрутили ему руки. Три дня мучили, потом среди площади на телеграфный столб на вожжах подтянули… И еще много хороших ребят комсомольцев тоже погибло. Кто ушел в Красную Армию, на фронте сейчас…