1356 (ЛП) - Корнуэлл Бернард. Страница 12
- Её судьба написана на её прелестной мордашке, - проворчал Томас, - Сеять раздоры среди мужчин.
- Кто-то же должен. – рассудила Женевьева, - Женщинам-то от мужчин достаётся чаще. А я её возьму под крыло.
Томас лишь нахмурился. Красивая, думал он, глядя на графиню. Его люди тоже глазели на неё, не скрывая вожделения, и винить их в том он не мог. За такую и умереть не жалко. Брат Майкл вытащил из-под задней луки графского седла свёрнутый плащ, отряхнул и подал Бертилье. Те улыбнулись ему, и юный монах стал пунцовым от смущения, затмив, пожалуй, густотой оттенка багровые облака на западе.
- Уж в ком-ком, а в желающих взять её под крыло недостатка не будет. – констатировал Томас.
- Тогда я сделаю кое-что ещё.
Женевьева подошла к жеребцу Лабрюиллада, нашла притороченный кривой резак в пятнах крови. Держа его напоказ, медленно подошла к графу. Толстяк испуганно завозился при виде знакомого гнутого лезвия.
- Твоя жена едет с нами. – процедила Женевьева, - Попробуешь вернуть её или как-то напакостить, я своими руками отрежу твоё хозяйство. Медленно отрежу, так, чтобы ты голоса лишился, вопя.
Она плюнула ему на украшенное гербом сюрко, а Томас отметил про себя: ещё один враг.
Дукаты доставили уже затемно. Их пересчитали, погрузили на двух лошадей, и Томас обратился к Лабрюилладу:
- Монеты добрые и полновесные, без обмана. Плата взята с вас дважды: первый раз за Виллон, второй раз – за сегодняшнюю засаду. А, если вас что-то не устраивает, то, как вам, к счастью, известно, существуют суды.
- Я убью тебя! – с ненавистью пообещал граф.
- Всегда рад услужить вам, монсеньор. – кивнул ему Томас.
Он вскочил в седло и повёл отряд, увеличившийся за счёт трофейных лошадей, на запад. В небе проклюнулись звёзды. Северный ветер принёс холод, напоминая, что до весны далеко.
А весной, размышлял Томас, грядёт новая война. Только сначала надо съездить в Арманьяк.
На север.
3
Брат Фердинанд вполне мог бы разжиться конём. Армия принца Уэльского лошадей оставила под Каркассоном, и караульщики томились да скучали. Дестриеров стерегли лучше, а животин лучников просто держали в загонах, откуда брат Фердинанд мог вывести себе хоть дюжину. Соблазн был велик, но доминиканец устоял. Одинокий всадник – лакомый кусочек для разбойников. Рисковать потерей «Ла Малис» брат Фердинанд не желал, поэтому пошёл пешком.
Дорога домой заняла десять дней. Часть пути он скоротал с торговым обозом, для охраны которого купцы наняли латников. Потом торговцы свернули на юг к Монпелье, а брат Фердинанд пошёл на север. Один из купцов заметил «Ла Малис» и полюбопытствовал, что за рухлядь тащит монах.
- Старый меч, - уклончиво ответил доминиканец, - Может, сгодится перековать в косу?
- Разве что, если переплавить. – с сомнением высказывался тот.
Слухов ходило множество. Болтали, что англичане сожгли Нарбонну и Вильфранш, что пала Тулуза. Купцы тревожились. Англичане стремились лишить дворян доходов с поместий, разрушая города и сёла, вытаптывая поля и виноградники. Такую силу могла переломить лишь другая сила, но о короле Франции не было ни слуху, ни духу, и принц Уэльский безнаказанно превращал юг в пустыню.
- Есть у нас король или нет, в конце-то концов? – кипятился один из торговцев, - Пусть придёт и врежет по зубам этому обнаглевшему островитянину!
Брат Фердинанд хранил молчание. Случайных спутников его общество нервировало, хотя они и были благодарны суровому мрачному иноку за его немногословность. Доминиканцы являлись орденом странствующих проповедников, считающих своим долгом наставлять встречных-поперечных в христианских добродетелях, и брат Фердинанд подозревал, что небольшая сумма, которой его оделили при расставании торговцы, была их платой за то, что в пути он не надоедал им проповедями.
Шагая по лесистому краю, монах старательно избегал людей. Здесь прятались «коредоры», безбожные разбойники, что ограбили бы одинокого монаха, невзирая на его духовное звание. Мир был полон зла, и брат Фердинанд не уставал молить Господа о защите. Видимо, его молитвы достигали ушей Всевышнего, потому что уже вечером вторника монах без помех добрался до Ажу, деревни у развалин замка Матаме. Доминиканец заглянул в таверну, где узнал новости.
Граф Матаме скончался после того, как его навестил приехавший под охраной латников священник. Поп сразу уехал, а латники оставались в башне до тех пор, пока объявившиеся англичане не убили трёх из них, а остальных обратили в бегство.
- Англичане в башне?
- Давно убрались.
На другой день брат Фердинанд поднялся к замку и отыскал экономку графа. Говорливая старуха охотно поведала, что люди священника перевернули всё вверх дном в замке и селении.
- Дикие звери! – охала она, - Французы, а вели себя, как дикие звери! Англичане их прогнали.
Англичане, с её слов, носили на одежде рисунок необычной твари с кубком в лапах.
- Эллекины. – пробормотал брат Фердинанд.
- Эллекины?
- Да, так они себя зовут. Дьявольская гордыня. Раньше за такое сжигали, не задумываясь.
- Аминь.
- Эллекины убили графа Матаме?
- Нет. Когда они пришли, его уж схоронили. – старуха перекрестилась, - Убили его французы из Авиньона.
- Из Авиньона?
- Да, оттуда вроде бы прислали этого священника, отца Калада. – она вновь осенила себя крестом, - Грубый такой, глазища зелёные… Жуткий. Он ослепил старого графа перед смертью! Выдавил ему глаза!
- О, Господи! А откуда известно, что они прибыли из Авиньона?
- Да сами говорили. Нас пугали, дескать, если мы не поможем найти то, что они ищут, нас сам папа проклянёт! – она крестилась, не переставая, - Англичане тоже искали. Мне их старший не понравился. У него рука, как дьявольская клешня. Вежливый, а зыркнет – и обмираешь. Не к добру это.
В другое время суеверия старухи позабавили бы брата Фердинанда. Она была доброй христианкой, но слишком большое значение придавала форме облаков, лаю собак и прочим безделицам, видя в них знамения Божьи.
- Обо мне они спрашивали?
- Нет.
- Славно.
Брат Фердинанд прижился в Матаме с год назад. Возраст брал своё, и мерить шагами дороги Франции, искать ночлег и пропитание по чужим людям стало трудно. Скитания привели его в разрушенный замок, старый граф предложил остаться, и монах остался. Два старика вели долгие беседы, играли в шахматы. От графа брат Фердинанд и услышал о Тёмных паладинах.
- Англичане вернуться. – сказал старухе монах, - И те, другие, тоже.
- Зачем?
- Ищут кое-что.
- Ищут? Да они даже могилы разрыли! Англичане поехали в Авиньон.
- Почему в Авиньон?
- Следом за этим отцом Каладом. Что они ищут-то? Англичане, посланник папы?
- Вот это. – брат Фердинанд благоговейно показал ей «Ла Малис».
Мгновение она смотрела на меч, затем фыркнула:
- Старая железка! Попросили бы, мы им целый воз старых железок насыпали!
Граф Матаме, беспокоясь, как бы англичанам не пришло в голову пошарить в старых захоронениях Каркассона, умолил брата Фердинанда спасти от их лап «Ла Малис». Монах, однако, не исключал и того, что старику перед смертью просто хотелось самому коснуться святыни, тайна которой хранилась в его роду; реликвии, что могла отправить грешную душу прямиком на небеса, к престолу Господа, а не в ад. Он спас «Ла Малис», которой его собратья по ордену приписывали небывалые чудесные свойства, трубя о ней на всех углах. Источником шумихи, похоже, был сам брат Фердинанд. После того, как граф впервые поведал ему легенду о чудесном мече, монах не утерпел, отправился в Авиньон, где передал услышанное генеральному магистру своего ордена. Тот не перебивал, дал брату Фердинанду изложить историю до конца, но потом мягко улыбнулся и сказал, что такие легенды всплывают десятками каждый год во всех сторонах христианского мира, и ни в одной из них нет ни капли правды.