Лики Японии - Берндт Юрген. Страница 19

Землетрясение 1 сентября 1923 года — самое крупное в новейшей истории Японии. Больше всего пострадали Токио и Иокогама. Почти целых три часа с интервалами сотрясалась земля. Погибло более 142 тысяч человек. От толчков и вызванных ими пожаров было разрушено и сожжено 576 тысяч строений. Многие районы Токио являли собой участки выжженной земли. Два десятилетия спустя все повторилось, притом в более крупных масштабах и со значительно большим числом жертв. Это была страшная катастрофа, однако на сей раз отнюдь не стихийная, а вызванная тысячами тонн зажигательных бомб, сброшенных американскими самолетами.

Японский ребенок, говорили прежде, боится четырех вещей: отца, грозы, землетрясения и огня. Боится ли он сегодня своего отца, подлежит сомнению. В 1978 году группа ученых опросила 1653 японских матерей и столько же детей. «Кого ты боишься?» — был один из вопросов детям. 29 процентов назвали мать, 13 процентов — отца! Что касается грозы, огня и землетрясений, то дети по-прежнему их боятся. Однако их жизнь, так же как и жизнь взрослых, не пронизана постоянным страхом перед стихийными бедствиями, во всяком случае, страх не движет всеми их поступками, а оттеснен в подсознание. Быть может, этот перманентный страх в сочетании с убежденностью в неотвратимости столь частых стихийных бедствий частично способствовал формированию японского образа мысли. Японец, например, при определенных обстоятельствах быстро покоряется судьбе. «Субэ во сирану» («Я не знаю, как мне быть») — встречается уже в стихах VII–VIII веков, самых древних из дошедших до нас поэтических творений. Как часто слышишь сегодня: «Сикатаганай» («Ничего не поделаешь»). Что это, поспешное примирение с неизбежным, хладнокровие или проявление фатализма? Подобное отношение к действительности можно объяснить многими факторами: духовными, коренящимися в буддизме, социальноисторическими, вытекающими из своеобразия японской истории, нельзя исключить и фактор природных условий, в которых живут японцы.

Охарактеризовать эту черту можно по-разному, но к бездеятельности, к потере активности она никогда не приводила. Надо быть очевидцем, чтобы оценить то, как спокойно, без лишних слов и в каком быстром темпе после пожара или стихийного бедствия японцы принимаются за восстановление разрушенного. Нет ни бесконечных причитаний по поводу понесенных потерь, ни оплакивания своего пропавшего имущества. «Колокольный звон Иетаванского монастыря слагает песню об изменчивости всего сущего» — так начинается одно из самых прекрасных стихотворений в прозе первой половины XIII века.

Если бы в Токио жили в постоянном страхе перед землетрясением, то бездействовало бы метро, которое между тем располагает сетью путей длиной более 180 километров, пустовали бы подземные здания универсальных магазинов в два, три и более этажей, и 88 подземных торговых улиц, торговый центр площадью около 3 квадратных километров под вокзалом Синдзюку, а также многочисленные рестораны и бары, расположенные под землей. Ибо при сильном землетрясении, которое начинается без какого-либо предварительного сигнала, оттуда труднее всего спастись бегством. Живущих в страхе японцев я никогда не встречал, по зато знал европейцев, которые настолько боялись землетрясения, что никогда не пользовались метро.

Обратной стороной такого отношения является определенная беспечность, и она отнюдь не кажется наигранной. Возможно, она — часть того же фатализма.

Городское управление Токио и власти отдельных городских районов на случай землетрясения разработали планы спасения и эвакуации жителей. Правда, и прежде каждый японец в столице знал, куда в этом случае бежать. Теперь же сооружены склады с запасами продовольствия, действует целая система напоминаний, как себя вести, что делать. Например, при толчках рекомендуется отключать свет и газ, а тем, кто проживает в одно- или двухэтажном деревянном доме, — не покидать его, а взобраться на крышу. И без устали предупреждают не впадать в панику. Говорить об этом, конечно, легче, чем применять сказанное на практике.

И тем не менее доля беспечности существует. В этой связи и чтобы меня не заподозрили в сгущении красок, мне хочется привести цитату из уже упомянутой книги Танаки. «Пожарная охрана в Токио, — пишет он, — с марта 1972 года насчитывает 31 машину, оборудованную приставными лестницами, 8 машин со специальными лестницами и 3 семиместных вертолета. Поэтому пожарники отнюдь не преувеличивают, когда говорят: „Если повторится землетрясение, подобное тому, какое разразилось в 1923 году, нам не останется ничего иного, как пассивно наблюдать, как Токио сгорит дотла“. Пожарная охрана подсчитала, что, случись такое, огонь уничтожит дома на площади в 16 квадратных километров и не менее 560 тысяч человек поплатятся жизнью». Затем Танака упоминает в качестве источников особой опасности 2500 бензоколонок, расположенных в 23 районах Токио, и добавляет: «В районе Канто с его центром — Токио — сконцентрировано 37 процентов производственных мощностей Японии. Если промышленность подвергнется здесь прямому удару, японская экономика будет подорвана до основания».

В Японии вполне осознают, что сильное землетрясение может привести в промышленных центрах к страшной катастрофе. 16 ноября 1979 года впервые была опробована готовность населения на случай крупномасштабного землетрясения, правда, не в Токио, а в префектуре, находящейся намного южнее столицы. Центральный штаб по борьбе с катастрофой, возглавляемый премьер-министром, начал активно действовать, однако на следующий день газеты констатировали почти полное безразличие жителей к мероприятию.

Еще недавно в Японии полагали, что крупных землетрясений в районе Канто следует ожидать каждые 50 лет. В 1973 году для Токио этот срок благополучно миновал — предсказания не сбылись. И тем не менее некоторые не очень солидные ежемесячные журналы, и в первую очередь выходящие огромными тиражами многочисленные еженедельники, в погоне за сенсациями и с Целью развлечь читателя старались изо всех сил превзойти друг друга в описании страшных разрушений, которые ждут Токио в ближайшем будущем.

Однажды вечером я сидел с одним моим знакомым писателем на веранде его дома, расположенного довольно далеко от Токио. Лишь по отсвету, видневшемуся в небе за горами, можно было предположить, где находится Токио.

— Представь себе, — начал он, — что будет, если в столице произойдет сильное землетрясение. Дантовский ад покажется в сравнении с этой картиной раем. Ведь в городе сотни тысяч прижатых друг к другу домов, десятки тысяч автомашин, нефтехранилища и бензоколонки, все они взорвутся и начнутся пожары, массы синтетических материалов будут выделять при сгорании огромное количество отравляющих газов…

Да, нарисованная картина была ужасающей. Когда 1973 год миновал без каких-либо происшествий, стали говорить, что сильное землетрясение разразится, вероятнее всего, не через 50, а через 60 лет. Оказывается, ритмичность, с которой повторяются землетрясения, — 60, 70, 75 и 90 лет. Постоянно звучат голоса, даже серьезных ученых, утверждающие, что катастрофу надо ожидать в недалеком будущем.

Тот, кто вырос в других широтах, не представляет себе феномена под названием «землетрясение». Но вот он столкнулся с ним, и его охватывает ужас от того, что дом внезапно начинает трещать по швам, им овладевает странное чувство, когда он, лежа на кровати, чувствует, что она начинает ходить ходуном, и видит, как над ним, словно маятник, раскачивается лампа. Если он не очень мнителен, то отнесется ко всему спокойно, рассматривая случившееся как приобретение опыта, но время от времени ему будет не по себе.

В Токио недалеко от вокзала Синдзюку простирается обширный квартал увеселительных заведений. Здесь расположены кинотеатры, кабаре, кафе и множество крошечных баров; иные из них размером не больше средней гостиной в наших европейских квартирах. Один знакомый пригласил меня прогуляться по такому кварталу, который в вечерние часы производит впечатление заброшенности. Он повел меня в двухэтажный подземный бар. Здесь даже наземные строения не выглядят вечными, особенно днем, когда отсутствуют обычные вечерние световые эффекты, а уж подземные — и подавно! Спускающаяся в бар лестница была настолько узкой, что на ней можно разминуться только если идти боком. Находясь в баре, я не обнаружил даже запасного выхода, и, признаться, меня охватил страх. Необязательно землетрясение, достаточно искры из поврежденной электропроводки или непогашенной спички… «сикатаганай» — «ничего не поделаешь». В конце концов никто никого не принуждал спускаться по этой лестнице.