По следам рыжей обезьяны - Мак-Киннон Джон. Страница 33
Мы зашагали к западу по тропе, ведущей к реке Алас. Примерно через каждые две мили нам попадались небольшие рубки — места для отдыха носильщиков. Я шел первым, чтобы успеть увидеть потревоженных нами орангутанов, прежде чем они убегут или затаятся. Мы прошли мимо трех гнезд, но они уже побурели от старости. Серые тонкотелы с тревожными причитаниями дали стрекача по качающимся ветвям, а хохлатые фазаны (лофура) разбегались, шурша сухой листвой. Места были очень приятные, гораздо светлее и суше других лесов, где мне пришлось побывать. Тропа шла параллельно реке, то змеясь по берегу, то поднимаясь на край крутого обрыва.
Я сошел с тропы, чтобы перейти небольшой ручеек, и вскрикнул от неожиданности. Спутники за моей спиной разразились дружным смехом. Ручеек оказался таким горячим, что я едва мог стерпеть, а неподалеку я нашел его начало — кипящий источник, с клокотанием вырывавшийся из трещины в камнях. Нами рассказал мне, что температура источника меняется в зависимости от погоды и, как ни странно, горячее всего она после больших дождей. Он добавил, что эта вода — отличное средство от расстройства желудка.
Мы продолжали наш изнурительный маршрут — вверх и вниз, вниз и снова вверх, пробираясь тропами, протоптанными оленями и слонами, и переходя множество притоков, бежавших вниз и вправо к реке Ранун. Внезапно в самой глубине джунглей, пройдя уже много миль, мы набрели на маленькое поле (ладанг), где были посажены тапиока, папайя, красный острый перец и баклажаны. Посередине расчистки стояла бревенчатая хижина (пондок), а свежие следы костра и рыбьи кости выдавали чье-то присутствие. Нами объявил, что хижина — это дорожный ночлег для носильщиков на далеком пути в Кедаи-Ампунтуан. Его друг построил эту хижину два года назад и жил здесь продажей еды и кофе профессиональным носильщикам, чей путь лежал мимо. Однако, с тех пор как в Лау-Джохаре завелась полиция, бурохи были вынуждены или давать крупные взятки, или приобретать дорогое разрешение на переходы между провинциями Ачех и Суматра-Утара, так что их количество сразу резко упало. Кофейня перестала приносить доход, и ее владелец вернулся в свой кампонг. Когда я показал на следы костра, Нами рассмеялся.
— А, это старик Турут, туан. Он живет бобылем и порой тут останавливается, ловит рыбу в реке и собирает на холмах дикую корицу.
Нами сказал, что это место называется Сампоран (Водопад), и показал мне тропу, которая бежала, извиваясь, назад — почти туда, откуда мы пришли. И вправду, издали до меня донесся шум водопада. Мы решили заночевать в хижине, и я пошел взглянуть на каскады. До них оказалось дальше, чем я предполагал, но нарастающий громоподобный рев говорил мне, что я подхожу все ближе. Тропинка пошла вниз по крутому ущелью, пробираясь извилистым коридором среди острых камней, и, обогнув подножие скалы, вывела меня на песчаную отмель, укрытую небольшой рощицей гигантских бамбуков.
Бурая вода реки кипела в просторной заводи, но, чтобы увидеть водопад во всей красе, мне пришлось взобраться на каменистый откос. Бурый поток прорывался в узкую щель и падал вниз с трех крутых ступеней, меняя направление и низвергаясь вниз с высоты в пятьдесят футов в пенистый, кипящий водоворот. С карнизов свешивались диковинные папоротники, мокрые от взлетающих вверх брызг. Нежнейшие розовые орхидеи выглядывали из нагромождений покрытых лишайниками валунов, а на берегу мне открылось изумительное зрелище: четыре птицекрылые бабочки раджа-брук уселись на мокром песке, чтобы напиться. Они лениво порхали кругами и легко опустились вниз, высасывая из песка воду своими длинными хоботками. Их пятнадцатисантиметровые бархатисто-черные крылья переливались металлически-зеленым блеском, грудку пересекала алая перевязь, а нижняя сторона крыльев сверкала бирюзой — это были поистине самые прекрасные из всех бабочек, которых я только видел. Одна из них поднялась над моей головой по спирали и проплыла в вышине над верхушками деревьев, но через несколько минут вернулась и спикировала вниз по такой плавной и точной дуге, что у меня просто дух захватило.
В восторге от увиденного, я поспешил обратно к ладангу, но вскоре мое внимание отвлекли лающие крики и вопли сиамангов, которые пробовали голоса перед хоровым выступлением. Я сошел с тропы и стал потихоньку подкрадываться; вскоре я увидел двух взрослых и подростка на одном дереве, которое буквально ходило ходуном от их неистовых криков. Когда самец испускал свой характерный клокочущий вопль, странный серый горловой мешок на его горле то надувался, то опадал. Самка вступила со своей серией громких лающих криков, и они так раззадорили ее партнера, что он принялся скакать, как безумный, по всему дереву, вторя ей визгливыми воплями. Юнец тоже был очень возбужден, но не вступил в это оглушительное крещендо. Несколько минут они продолжали самозабвенный дуэт, но тут юнец заметил меня и бросился наутек. Встревоженное семейство прекратило свое диковинное пение и поспешило следом за ним; их черные руки так и мелькали, словно спицы в колесе.
Тропа от Сампорана до реки Алас оказалась еще более причудливой, подчас поворачивая обратно, чтобы обогнуть острые скалы или болотистые места. Мы нашли целую гроздь оранговых гнезд, сконцентрированных вокруг вьющейся фиговой плети, но встречались нам только гиббоны и два стад кабанов. Преодолев долгий крутой подъем, а затем еще более крутой спуск, мы пришли в Кедаи-Ампунтуан — оказалось, что это одна-единственная хижина на берегу реки. Некогда здесь была процветающая пристань, к которой каждый день причаливало множество лодок, забиравших принесенные носильщиками товары и переправлявших их вниз по реке в Сингкил. Но теперь на месте пристани осталась только одинокая хижина, и лодки сюда почти не заглядывали.
Группа путешественников уже прождала здесь напрасно двое суток, и мне пришлось распроститься с надеждой переправиться на тот берег Аласа.
В Кедаи-Ампунтуане был сезон созревания дуриана. Над хижиной высились восемь прекрасных деревьев, стоявших на безопасном расстоянии от наступающих джунглей и от коварных посягательств бродяг орангов. С интервалом в несколько минут сочный удар о землю возвещал о падении очередного плода, и кто-нибудь из нас бросался его подбирать, молясь, чтобы следующий плод не угодил ему в голову. Пятифунтовый, усаженный шипами плод дуриана, летящий с высоты в сотню футов, — внушительный снаряд, и иногда может причинить серьезное увечье. Укрывшись под надежной кровлей хижины, мы вскрывали колючую кожуру и делили спелую мякоть. Похожие на каштаны косточки окружены сладкой желтой мякотью, которая отталкивающе пахнет, но нежна, как сливки, и таит такую неописуемую гамму вкусовых ощущений, что для одних это самый любимый, а для других — самый тошнотворный фрукт на земле.
Надежды на переправу через Алас почти не было, и я решил вернуться в «деревню» из гнезд орангутанов, которую мы видели по дороге. С утра пораньше мы уже взбирались вверх по крутому холму позади поселка-кедаи, направляясь обратно к мерцающим струям Лианг-Джеринга. Мои спутники раскинули лагерь, а я тем временем отправился искать среди холмов нашу нелюдимую обезьяну.
Вся местность вдоль и поперек была испещрена слоновьими следами, и я обнаружил глубокие отпечатки в грязевой луже, где величественные животные блаженствовали несколько дней назад. Счастье снова мне улыбнулось — вскоре я нашел орангутанов и целых четыре дня по многу часов наблюдал за шестеркой новых знакомцев. Особенно забавным было очаровательное трио: молодой рыжий самец с толстенькой самочкой, которая прижимала к груди малюсенького золотого детеныша. В свете вечернего солнца семья представала собой великолепное зрелище: их рыжая шерсть горела среди темной зелени крон, когда они пировали, вылущивая алые бобы из закрученных штопором стручков сасаги.
Пора было возвращаться в Лау-Баленг и намечать планы более длительных наблюдений. Мне очень понравился район Рануна, и я решил проводить свои наблюдения в этих местах. Здесь было легко передвигаться по удобной сети природных тропинок. Орангутанов и других приматов было множество, а заброшенный ладанг мог стать идеальным местом для лагеря — там всегда будут свежие овощи и папайя. Группа поющих сиамангов жила буквально у нашего порога, к тому же меня околдовали горячие ключи, белые скалы, грандиозный водопад и птицекрылые бабочки раджа-брук. У меня едва хватило терпения дождаться, пока принесут мой багаж и поставят новую хижину.