Дуга большого круга - Клименченко Юрий Дмитриевич. Страница 18

Перед ним вырастает старпом Мельников.

— Роман Николаевич, обстановка такая. Полубак горит. Пробоина в районе второго трюма. Вода поступает интенсивно. Люди на местах, работают. Я иду в трюм.

Старпом исчез в клубах дыма так же внезапно, как появился.

Команда «Гурзуфа» работала слаженно и четко. Пожарная группа боролась с огнем. Из нескольких шлангов тугими струями била вода. Моряки подносили песок и огнетушители. Откуда-то из стены черного дыма вынырнул второй помощник Кубус, закричал:

— Сюда, сюда, несите огнетушители! Начинайте с малярной. Там очаг. Рубите все дерево и выбрасывайте за борт. Да живее.

На передней палубе матросы подводили пластырь.

— Да не тащи ты его за один угол! Трави, трави больше! — сердито командовал боцман.

В трюме несколько человек разбирали ящики, стоя по пояс в воде.

— Никак не подобраться. Здорово хлещет. Хотя бы пластырь подвели скорее. Можно было бы работать, — ворчал моторист Кольцов, откидывая в сторону тюки.

Каждый знал, что и как ему делать.

Роман заметил, что в соседний пароход попала бомба. Катера охранения стаей неслись к нему. Видно было, что повреждения невелики. Судно оставалось на плаву. Машина работала. Под винтом пенилась белая струя, но скоро она прекратилась. Значит, машину застопорили. На палубе появились люди. Они лихорадочно спускали шлюпки, скользили по талям вниз, отгребали от судна навстречу идущим катерам.

«Покидают пароход», — понял Роман. Вскоре на палубе не осталось ни одного человека. Пароход накренился градусов на десять и так продолжал стоять на воде.

Роман искал глазами «Оушен Войс», но суда конвоя рассредоточились, и теперь уже нельзя было разобрать, кто где идет. Порядок ордера нарушился. Суда шли самостоятельно. Над «Гурзуфом» пролетела волна самолетов. Поднялся вой, грохот артиллерийской и зенитной стрельбы. Корабли охранения выплевывали сотни снарядов. Оставленный командой транспорт покачивался недалеко от «Гурзуфа». Крен на правый борт увеличился, но судно держалось. Роману было некогда наблюдать за ним. Из-под полубака «Гурзуфа» все еще вырывался густой черный дым, поднимался высоко в небо, образуя огромное облако.

«Может быть, дым спасает нас? Фашистский летчик заснял картину пожара, дым и записал победу». Тут Роман увидел Пархоменко. Он вел из-под полубака Фокина. На боцмане горел ватник. Кто-то накинул ему на плечи чехол от вьюшки. Пархоменко отмахнулся, подхватил матроса и понес его к надстройке.

Самолеты бомбили левую группу конвоя. Измотанный беспрерывными налетами, Роман действовал почти автоматически. Назад, вперед, вправо, влево!

Вдруг он увидел, как вражеский самолет ринулся на оставленный английский транспорт.

— Что делают, что делают! — сказал оказавшийся рядом Снетков. — Ты посмотри, Роман Николаевич. Сразу и не разберешь, кто его топит.

Не более как в двух кабельтовых от покинутого судна полным ходом шел английский крейсер «Аванти» и бил прямой наводкой из среднего калибра по одинокому пароходу. Фашистская бомба тоже попала в цель. Объятый пламенем транспорт разломился надвое и ушел под воду.

— Ведь совсем целое судно! Пропали тысячи тонн боезапаса и пароход, — зло проговорил Снетков.

— Они действуют по инструкции. Такова инструкция английского адмиралтейства — добивать поврежденные фашистами транспортные суда. Моряки здесь ни при чем.

Снетков махнул рукой.

— Пришел тебе доложить, Роман Николаевич. Пожар стал слабее. Фокин умирает от ожогов. Полез с огнетушителем в самое пекло.

— Ты был в машине? Как там?

— Пока все нормально. Стармех сам у реверсов.

— Роман Николаевич, подите сюда, — позвал капитана третий помощник.

У левого борта покачивался английский корвет «К-7». Третий помощник пытался объясниться с офицером, который что-то кричал, размахивая руками.

— В чем дело?

— Поговорите с ним. Я не улавливаю, чего он хочет, — смущенно проговорил третий помощник, уступая место капитану.

Роман перегнулся через перила:

— В чем дело?

— Капитан? Черт возьми, где вы так долго пропадали? Адмирал приказал всему экипажу немедленно оставить судно. Я вас подброшу на крейсер. Поторопитесь, а то, чего доброго, взорветесь и взорвете меня.

Из-под полубака вырвались языки пламени.

Взрыв! Самое страшное взрыв. Накалится палуба, переборки и тогда… Но он не будет снимать людей. «Гурзуф» на плаву, машина исправна, команда работает и не думает уходить с теплохода. Нет никакой паники…

— Положение «Гурзуфа» не так плохо, как вам кажется. Мы ликвидируем повреждения… — уверенно сказал Роман англичанину.

— Не говорите глупостей, капитан, — раздраженно прервал его офицер, — выполняйте распоряжения Коллинза и не губите людей. Через полчаса ваш транспорт если не взорвется, то затонет.

Роман устало подумал: «Ну что объяснять этому англичанину. Капитан не имеет права уйти, пока верит, что судно еще можно спасти. «Гурзуф» должен быть спасен. Сейчас каждый грамм взрывчатки дороже золота. Да ведь не поймет он».

— Передайте командиру конвоя, что я не могу выполнить его распоряжения, так как не считаю «Гурзуф» в безнадежном состоянии. Мы постараемся его спасти.

— Передам, но это безумие… Подумайте о ваших людях и их семьях.

— Я уже думал и запрещаю кому бы то ни было покидать судно, — твердо сказал Роман.

Сказал и вдруг со всей неумолимостью почувствовал: если теплоход взорвется — путь к спасению отрезан безвозвратно. Тяжелым бременем легла на его плечи ответственность за принятое решение.

К нему подошел матрос Чуркин. В руках он держал чемодан.

— Роман Николаевич, что, можно садиться на корвет?

— Можно, Чуркин, — насмешливо и зло ответил капитан. — Вы будете единственным из команды «Гурзуфа». Передайте в Мурманске наш привет.

— Как, разве кроме меня никто не идет? — удивился Чуркин, оглядывая корвет. — Тогда я тоже не пойду. А черт с тобой!

Матрос размахнулся, хотел бросить чемодан за борт, но передумал. Он аккуратно поставил его за продуктовый ящик и побежал вниз.

Роман послал третьего помощника к Мельникову узнать, как идет борьба с пламенем.

— Кое-где огонь подавили. Но горит еще здорово, — сообщил третий помощник, тяжело дыша.

— Вижу, что вы упрямы как черт, капитан. Желаю благополучия! — крикнул командир корвета.

Заработали моторы. Корвет, поднимая за кормой высокий бурун, помчался в сторону от «Гурзуфа».

— С флагмана передают: «Полный вперед! Следовать за мной!» — доложил сигнальщик.

— Хорошо, — безучастно отозвался Роман.

— Правильно, Роман Николаевич. Все правильно, — услышал капитан тихий голос Снеткова. — Не могли мы иначе поступить. Что бы ни было.

Роману стало легче. Немного слов сказал Снетков, но это были именно те слова, которые хотел услышать капитан.

На мостик пришел боцман.

— Подвели наконец пластырь, Роман Николаевич. Разрешите позвонить в машину, чтобы усилили откачку воды?

— Звоните, Пархоменко. Видите, конвой уходит, — проговорил капитан, испытующе взглянув на боцмана.

— Уходит?.. В машине! Давайте донку на полную. Все, что можете! — закричал в телефонную трубку боцман. — Да, да. Завели… Уходит? Ну и нехай уходит. Доберемся сами как-нибудь. Ну, я побегу.

Роман против воли улыбнулся. Пархоменко — «хитрый хохол», как его называли на судне, вечный скептик, «пират» и муж «гарной жинки», жившей где-то на юге в маленьком собственном домике, — даже не подумал о том, какой опасности подвергается он с уходом конвоя, не подумал о том, что можно бросить судно. Ему сейчас пробоину заделывать надо! Других мыслей, наверное, и нет. Все они такие — его команда. Вон на передней палубе Чехонин неистово месит цемент и кричит:

— Колька, давай пресной воды. Да поворачивайся, поворачивайся, тюлень!

Этот Колька только что пришел на судно из школы юнг. Пацан. И Чуркин здесь.

Огненные языки, вылетавшие из-под полубака, исчезли. С пожаром справляются. Скверно, что повреждена радиостанция. «Гурзуф» без связи.