Коллекция геолога Картье - Рыкачев Яков Семенович. Страница 80
— Хозяйственная жизнь страны пришла сейчас в расстройство, — говорит Нгама. — Все здоровые мужчины ушли или уходят в повстанческую армию, а колонизаторы сознательно останавливают производство, уничтожают собранный урожай, чтобы задушить молодую республику голодом. Единственно, кто помогает нам в эти трудные дни, — это Советский Союз. В Макан ежедневно прибывают советские самолеты с зерном, консервами, сгущенным молоком. Наши крестьяне отдают нам свои скудные запасы, и таким образом мы имеем возможность кормить армию и городское население. Сейчас Комитет принимает энергичные меры по борьбе с саботажем плантаторов, конфискует их запасы, берет предприятия в свои руки…
По дорогам во всех направлениях двигались шумные толпы мужчин и женщин, рослый, сильный, красивый народ, наконец-то расправивший плечи. Нгама и его спутники приветствовали их взмахами рук, и они понимали, что это едут друзья их страны и народа.
— О ле-ле! О ле-ле! — радостно кричали они вслед машине.
Казалось, вся Боганда покинула насиженные места.
— Эти мужчины направляются в города и крупные поселения, — пояснял Нгама. — Там им выдадут оружие и зачислят в повстанческую армию. Их никто не призывал, они идут бить поработителей, повинуясь лишь внутреннему голосу… Женщины? Это их жены, невесты, сестры, матери, смотрите, как весело провожают они своих близких на священную войну! Они и сами пошли бы сражаться, но у нас не хватает оружия на всех желающих…
14. АНРИ КАРТЬЕ ПРИХОДИТ К ЦЕЛИ…
В Макан машина въехала через европейскую часть города. На широких асфальтированных улицах стояли прекрасные, из местного розового камня, жилые дома, тридцатиэтажные здания банков, компаний, фешенебельных гостиниц — обиталища и владения колонизаторов, грабивших несметные природные богатства Боганды, истощавших в каторжном труде живую силу ее населения. Сейчас там царили тишина и пустота: кто в испуге притаился, кто бежал из страны. А улицы бушевали, как река в половодье, они безраздельно принадлежали теперь восставшему народу. Один за другим шли отряды воинов, вооруженных автоматами, частью отобранными у колониальной армии и полиции, частью закупленными Комитетом еще в пору его пребывания в подполье. Обученные в том же подполье повстанцы четко блюли строй и радовали глаз отличной выправкой. Они пели на ходу вдохновенную боевую песнь, и казалось, что отряды шагают не по земле, а как бы плывут по воздуху:
— Как все это прекрасно! — сказал Робер, тронув отца за плечо. — Знаешь, я бы очень хотел отправиться с ними в поход…
— Ты слишком молод, Робер.
— А ты погляди, отец, вон там, справа, идут добровольцы, среди них каждый второй не старше меня!..
— Что же, я поговорю с Кимваной, думаю, он не откажет мне в этом. Только полагаю, Робер, что война закончится раньше, чем тебя обучат воевать…
— Робер… — послышался тихий голос Мадлен — она сидела впереди, за рулем, но все слышала. — Тебе еще нет восемнадцати, тебе еще рано брать оружие. Если с тобой что-нибудь случится…
— Ничего со мной не случится! — запальчиво сказал Робер и тут же упавшим голосом добавил: — Ты не должна так говорить, Мадлен…
Отряды воинов шли, тесно окруженные ликующим народом, и машины медленно, в один ряд, ползли по узкому проходу, проложенному добровольной народной милицией, носившей на рукаве голубую повязку. Какой-то белый, выйдя из толпы, подошел вплотную к машине. Это был молодой человек лет двадцати пяти, среднего роста, крепкого сложения, с тонким, узким лицом и умными, выразительными, чуть печальными глазами.
— Нгама! — воскликнул он радостно. — Я целых десять дней ищу вас по всему Макану, и никто не мог сказать мне, куда вы девались! Наконец-то я вас встретил!
— Уоткинс! — не менее радостно приветствовал его Нгама. — Меня все эти дни не было в Макане, я уезжал в южные области. — Он повернулся к Картье. — Вы не возражаете, Анри, если мой друг Чарльз сядет к нам в машину?.. Садитесь, Чарльз, и знакомьтесь, это все мои друзья!
Ни Картье, ни Уоткинс ничего не знали и не слышали друг о друге, им было невдомек, что в какой-то трагический момент — ранним туманным утром шестнадцатого июня — на шоссе Лондон — Хартфорд, близ маленького поместья «Дорис», их судьбы странным образом соприкоснулись и что вовсе не случай свел их сейчас в столице восставшей Боганды. Об этом знал Нгама, ему многое рассказал о себе Уоткинс, и не так трудно было связать его рассказ с тем, что недавно стало известно Нгаме об открытии Картье, об «Ураниум-Буала», о горной долине Панга.
— Мой друг Уоткинс — английский журналист, борец за правду в мире неправды, — с доброй улыбкой сказал Нгама. — Он хотел побывать в колонии Буала, чтобы собрать материал для разоблачения преступных махинаций империалистов, но лондонские власти не дали ему пропуска. Тогда он решил пробраться в Буала через границу Боганды и просит моего содействия.
— Да, Нгама, — очень серьезно подтвердил Уоткинс. — Я твердо надеюсь на вас.
— Повторяю вам, Чарльз, не так-то легко преодолеть тридцать пять миль тропического леса и не так-то просто собрать изобличающий материал во владениях «Ураниум-Буала»! А главное — сейчас это уже ни к чему. Скоро вы все узнаете здесь, в Боганде…
— Что это значит, Нгама? — с укором сказал Уоткинс.
— Верьте мне, друг, — Нгама взял руку Уоткинса в свои большие руки, — и ни о чем пока не расспрашивайте…
Картье и Барзак молчали, они оба испытывали смутное чувство, что этот разговор имеет какое-то касательство к тому, что привело их самих сначала в Буала, а затем в Боганду.
— Ну, вот и резиденция Комитета, — сказал Нгама. — Идем, Анри, к Кимване Байя, представляю, с каким нетерпением он ждет тебя! А вас, — он обратился к Мадлен, — я прошу отвести наших спутников ко мне домой. Нас не ждите, мы задержимся тут надолго…
Нгама и Картье уже отошли от машины, когда Робер крикнул вслед отцу:
— Не забудь, отец, о чем я просил тебя!..
— Не забуду, Робер.
Кимвана Байя, склонясь над бумагами, работал в своем кабинете, когда к нему вошли Картье и Нгама. Это был рослый, крупный человек, как все богандинцы, с живым, открытым лицом, большими, горящими глазами, седеющие кудри обрамляли сильный, выпуклый лоб мыслителя и вождя.
— О Картье!
Он порывисто встал, шагнул навстречу вошедшим, обнял и поцеловал Картье, обнял еще раз, отвел от себя, внимательно оглядел и снова обнял.
— Да ты все тот же крепыш, Анри! — воскликнул он. — Человек из нержавеющей стали! Спасибо тебе, Нгама, за этот драгоценный подарок!.. Если бы ты знал, Анри, до чего я рад тебя видеть! Ты не подумай — дело не в Панге, я просто люблю тебя, мой дорогой друг и соратник! Но не стану фальшивить, — он рассмеялся веселым, ясным смехом, — дело и в Панге, этой жемчужине грядущей богандинской экономики! Это значит, что я рад тебе вдвойне, Анри! Садись, мы не виделись с тобой более года, и нам есть о чем поговорить! Да, да, с того самого дня, как ты привез последнюю партию оружия — это были автоматы и ручные пулеметы! О, как они нам пригодились теперь!.. А тебя, Нгама, с нетерпением ждет Унде, он хочет поручить тебе новое, большое дело…