Ковчег Могущества - Крючкова Ольга Евгеньевна. Страница 17

Невольно по телу Аменхотепа пробежала дрожь: еще немного – и его эфемерное тело, саху, переместится в мир мертвых. Он снова вспомнил отца: тридцать лет назад тот перенес сей непростой ритуал достаточно тяжело – целых десять дней не покидал потом своих покоев, жалуясь на слабость во всем теле. «Справлюсь ли я?.. Не суждено ли мне покинуть мир живых и остаться в Саккаре [40], в мире мертвых, навсегда?..» – обеспокоенно размышлял фараон.

Стараясь ничем не выдать охватившего его смятения, фараон покинул паланкин и уверенно ступил на землю. Жрецы почтительно поклонились. Главный из них, с испещренным жреческим иероглифическим письмом золотым массивным ожерельем на груди, жестом пригласил фараона проследовать за ним в шатер.

– Мы ждали тебя, о, владыка Нижнего и Верхнего Египта! – сказал жрец, когда они вошли внутрь. – Для совершения обряда все готово.

Аменхотеп снова ощутил предательскую дрожь, на сей раз в коленях, но все же нашел в себе силы успокоиться и осмотрелся. Правда, его взору предстало единственно лишь кресло, застеленное шкурой леопарда, – шатер был фактически пуст.

Память вновь вернулась к событиям тридцатилетней давности: Аменхотеп попытался вспомнить, что он видел в шатре, когда ритуал хеб-седа совершал отец. Увы, попытка и на сей раз оказалась безуспешной. Зато из недр подсознания всплыли вдруг и промелькнули перед внутренним взором Северный храм со статуей Осириса, дом Севера, дом Юга, длинная узкая колоннада, тянущаяся вдоль южной стены… На миг Аменхотепу показалось даже, что он ощутил ее тогдашнюю прохладу… Затем вспомнилась расположенная на южной окраине храма усыпальница Гор-Нармера, окруженная оградой с изображениями кобр…

В этот момент к фараону неслышно приблизились двое жрецов и, взяв его под руки, подвели к креслу и бережно усадили в него. Тотчас невесть откуда появился хрупкий юноша – судя по виду, прислужник. Сняв с ног фараона сандалии, он столь же бесшумно и быстро удалился.

Неожиданно Аменхотеп почувствовал, что на его плечи буквально навалилась чудовищной силы усталость. Страшно захотелось пить.

Словно прочитав его мысли, в шатер вошли трое жрецов, неся в руках круглые сосуды из розового кварца [41] с лебедиными горлышками.

– Испейте, о, солнцеподобный! – предложил главный жрец фараону.

Аменхотеп благодарно и одновременно растерянно кивнул: он вдруг ощутил, что его хитон буквально насквозь промок от обильно выступившего пота.

Один из жрецов, приблизившись, протянул ему розовый круглый сосуд. Аменхотеп принял его и, запрокинув голову и приподняв донышко как можно выше, жадно припал к лебединому горлышку. Уже после нескольких глотков он почувствовал разлившуюся по телу невероятную легкость, тревога и страх чудесным образом бесследно исчезли. Главный жрец, подойдя к фараону вплотную, жестом показал, что жидкости выпито уже достаточно и следовало бы остановиться.

Владыка Египта нехотя оторвался от живительной влаги и, возвращая сосуд, разглядел на его гладко-розовой поверхности иероглиф, означавший слово «спокойствие». Вслед за первым последовали еще два сосуда – с иероглифами «терпение» и «мудрость». Аменхотепу стало казаться, что он потерял счет времени…

Жрецы меж тем принесли ритуальное одеяние и помогли фараону в него облачиться. Теперь предстояло самое главное: переход во двор сердаба, откуда Аменхотепу предстояло отправиться в Загробный мир и встретиться там с духом Гор-Нармера…

Солнце клонилось к закату, дневная жара постепенно вытеснялась вечерней прохладой. Бог Атум незаметно, но настойчиво вступал в свои права. Вот пирамиды Джосера коснулись последние бледно-розовые солнечные лучи и, попав в специальное отверстие, расположенное над статуей Осириса в Северном храме, и сконцентрировавшись, осветили изваяние бога, выполненное из черного алебастра.

Тутмос, стоявший в этот момент перед статуей, замер, преисполнившись священного трепета. Пока отец находился в шатре и готовился к посещению сердаба, эрпатор оказался предоставлен самому себе, поэтому и решил посвятить нежданно обретенную свободу знакомству с обширной территорией храмового комплекса.

Предусмотрительный Эйе приказал приготовить для наследника отдельный шатер неподалеку от дома Севера, где жили жрецы, и подать различные кушанья, вино и фруктовую воду. Тутмос же, утолив голод и испив вина, предпочел вместо отдыха отправиться изучать местные достопримечательности. Именно так он и оказался вскоре в Северном храме перед изваянием Осириса.

Заслышав за спиной звук чьих-то шагов, эрпатор оглянулся: к нему приближался один из здешних жрецов. Тутмос почтительно поклонился, жрец ответил взаимным поклоном, после чего тоже приблизился к Осирису. На алтаре перед изваянием бога красовались щедрые ритуальные дары. Эрпатор, решив, что его присутствие, возможно, нежелательно, развернулся, дабы уйти, но жрец жестом остановил его:

– Прошу тебя, эрпатор, останься! Я буду молиться Осирису, а ты мне поможешь…

Тутмос смутился, ибо не ожидал, что ему придется принимать хоть какое-то, пусть даже совсем незначительное, участие в ритуале хеб-седа. Он был уверен, что отец взял его с собой из банальной формальности: просто потому, что так положено. Ведь когда-то и дед, Тутмос IV, тоже посещал Саккару вместе с сыном, ныне – фараоном Аменхотепом III.

Подавив смущение, Тутмос коротко ответил:

– Я готов помочь тебе, жрец.

Тот, не задумываясь, протянул эрпатору кадильницу с благовониями. Разумеется, Тутмос, часто посещавший богослужения, прекрасно знал, что ему надлежит делать: во время молитвы окуривать благовониями алтарь и ноги божественного изваяния.

Жрец меж тем прижал руки к груди и, сосредоточившись, простер их затем к Осирису. Северный храм огласился звучной молитвой:

– Хвала тебе, Осирис, повелитель вечности, чьи обличия не считаны и чьи формы исполнены величия! Саккара – властелин тайного места и проводник Загробного мира! Исида заключает тебя в свои объятия и прогоняет демонов с путей твоих. Те, кто лежит в земле, оживают, чтобы узреть божественного Атума. Они вдыхают воздух и не отрывают глаз от лица твоего. Когда солнечный диск опускается к горизонту, их сердца не омрачены тревогой, ибо они видят тебя – Вечность и Бессмертие!.. [42]

Пока жрец в обществе эрпатора возносил молитву Осирису, другие четверо жрецов провожали Аменхотепа к сердабу. Во дворе сердаба их ждал очередной шатер, но теперь фараон вошел внутрь без каких бы то ни было колебаний. На сей раз вместо кресла, покрытого леопардовой шкурой, его взору предстал ритуальный саркофаг, выполненный из золотистого оникса. В изголовье саркофага, скрестив руки на груди, стоял Эйе.

Жрецы помогли фараону взойти в саркофаг, после чего один из них преподнес ему золотую чашу, до краев наполненную каким-то напитком.

– Этот напиток носит название «Кущи Иару», мой повелитель, – пояснил культовый служитель. – Он поможет тебе сесть в папирусную барку, чтобы ты смог пересечь воды Дуата и беспрепятственно достичь райской земли. Ибо именно там душа Гор-Нармера обрела свое вечное успокоение…

Аменхотеп, приняв чашу, бесстрашно осушил ее. Его сознание слегка помутилось, и жрецы тотчас помогли ему улечься в саркофаг, накрыв затем неплотно прилегающей плитой из того же золотистого оникса. Почти сразу эфемерное тело Аменхотепа, саху, тронулось в путь к Загробному миру.

…Фараон стоял на папирусной лодке, пересекающей воды Дуата. То обстоятельство, что он дышит полной грудью, несколько удивило его. «Где я? Неужели уже достиг царства Осириса?» Словно бы в подтверждение его мыслей из воды, прямо у бортов барки, вынырнули странные существа. Аменхотеп знал, что воды Дуата населены чудовищами, которые могут окончательно погубить душу умершего, и та никогда же не достигнет Иару. Он растерялся, не зная, что предпринять дальше.