Город богов - Крючкова Ольга Евгеньевна. Страница 9

Монахи вошли в город и остановились посредине площади, чтобы оглядеться. Их взору предстали круглые полуразрушенные дома, сохранившие местами на стенах следы былых пожаров.

– Говорят, у обитателей Куэлапа были светлая кожа и светлые волосы, как у их бога Паи Суме… – продолжал словоохотливый проводник. – Местные индейцы обходят Куэлап стороной…

Игнацио де Оканья воспрял духом: если это так, значит, отыщется много интересного. Он приблизился к одному из домов.

– Если вы, святой отец, отважитесь войти внутрь, – предостерёг его проводник, – то я не ручаюсь за вашу жизнь.

«После того, что я увидел в племени мапуче, вряд ли ещё чему удивлюсь», – усмехнулся про себя монах. Нахлынувшие воспоминания холодом сковали его тело, но иезуит быстро взял себя в руки.

– Мартин, – обратился он к своему помощнику, – ты составишь мне компанию?

– Конечно, – отозвался тот и с готовностью приблизился к развалинам.

Монахи осенили себя крестным знамением и шагнули вперёд. Солнечные лучи освещали внутреннее пространство здания. В центре угадывалось место для очага, вокруг которого лежало множество обгорелых человеческих останков. Скорее всего, крепость была сожжена инками. У Игнацио сложилось впечатление, что позы погибших свидетельствуют о сильнейшем испуге.

– Среди них нет ни одного воина, лишь женщины и дети, – безошибочно определил Мартин. – Думаю, их закрыли в доме и сожгли заживо.

– М-да, – задумчиво протянул Игнацио, снова вспомнив мапуче. Те по крайней мере не убивали своих соплеменников. Он ещё раз внимательно оглядел жилище. – Мы не найдём здесь ничего интересного. Всё уничтожил огонь. Думаю, лучше прогуляться по городу…

Монахи покинули скорбное жилище, благоразумно отказавшись от осмотра других домов. Однако на противоположном конце площади они заметили высокое сооружение цилиндрической формы, к вершине которого вела спиралевидная каменная лестница. Игнацио тотчас поспешил к нему с намерением обследовать со всем тщанием.

– Святой отец! Это храм, там совершались жертвоприношения, – пояснил проводник.

– Тем более я должен его обследовать, – запальчиво ответил иезуит.

– Смелый вы человек, святой отец, – то ли одобрительно, то ли осуждающе заметил индеец, покачав головой. – Ничего не боитесь.

Игнацио усмехнулся: «Если бы ты повидал с моё, тоже бы ничего не боялся… Или почти ничего…»

Иезуиты друг за другом поднимались по лестнице-спирали. Проводник, стоя у подножия храма, с интересом и некоторым страхом наблюдал за ними. Он опасался, что духи чачапойя покарают любопытных монахов и он останется без должного вознаграждения. Но вопреки опасениям проводника миссионеры благополучно добрались до вершины культового сооружения. Оно являло собой ровную площадку, посредине лежал жертвенный камень, рядом с которым зияло отверстие, ведущее во чрево храма.

Игнацио приблизился к отверстию и заглянул в него.

– А что, если туда спуститься? – произнёс он, вопросительно взглянув на Мартина.

– Наверняка там одни кости, – возразил тот.

– Возможно, – уклончиво ответил Игнацио.

Он сам не знал, что хотел обнаружить среди скелетов, которыми, несомненно, заполнен жертвенный колодец.

– Возьми у проводника верёвку, обвяжи меня, и я спущусь вниз, – попросил Игнацио.

Увещевания его верного друга не рисковать понапрасну действия не возымели, и Мартин, махнув рукой, спустился по лестнице к проводнику. Наконец Игнацио опоясался верёвкой. Мартин проверил, туго ли тот затянул узел.

– Ох, не спускался бы ты туда, – снова запричитал он, но переубедить Игнацио не представлялось возможным.

– Нить судьбы ведёт меня во чрево храма, – высокопарно изрёк он и добавил: – Дай мне на всякий случай нож.

Солнечные лучи, проникавшие внутрь колодезного зева, осветили нагромождения человеческих останков. Спустившись ниже, Игнацио отчетливо различил скорчившиеся или сидевшие на корточках мумии. Они располагались на специальных каменных выступах. Некоторые из них (как предположил монах) были помещены в грубые мешки, с виду практически не пострадавшие от времени. На мешках виднелись стилизованные вышивки человеческих лиц.

Мартин, изо всех сил удерживавший верёвку, слабел с каждой минутой. Он возопил, умоляя проводника прийти ему на помощь. Тот, хотя и слышал этот вопль отчаяния, всё же колебался. Наконец желание получить дополнительное вознаграждение возобладало над страхом, и индеец устремился наверх по лестнице. Помощь Мартину подоспела, можно сказать, в последний момент.

Игнацио, слышавший из ритуальной шахты отчаянные мольбы своего собрата, в какой-то момент подумал: «Вдруг Мартин действительно не удержит верёвки и я упаду прямо на груду костей? Так и сгину в заброшенном городе чачапойя…» Когда до него донёсся голос проводника, иезуит облегчённо вздохнул и решил обследовать содержимое одного из многочисленных мешков. Чтобы добраться до них, монах попытался раскачаться и зацепиться за каменный выступ. Ему это удалось без труда. Вытащив из-за пояса нож, он надрезал им мешковину, видимо, сотканную из стеблей какого-то растения.

Теперь на него взирало лицо мумии. Игнацио полоснул мешок дальше и высвободил свою находку. Его взору предстала мумия женщины, о чём свидетельствовали ожерелье на шее и искусно сработанные серьги из раковин. Мумия сидела на корточках, что-то сжимая в руках. Монах попытался высвободить из цепких пальцев (кстати, отлично сохранившихся) некий предмет. При ближайшем рассмотрении им оказалась ритуальная чаша. Она изображала мужчину, вероятно, вождя, тело которого тугими кольцами обвивал змей.

Игнацио покрутил чашу в руках, пристально её рассматривая. Удовлетворённый добытым трофеем, он крикнул:

– Тяните наверх! – Сначала из шахты, показалась рука иезуита, крепко сжимавшая находку, а затем его голова и плечи. – Мартин, принимай! – скомандовал он, и монах-помощник, ловко подхватив чашу, упёрся в неё взглядом.

– Интересная вещица, – задумчиво произнёс он.

К нему приблизился проводник и тотчас блеснул своими познаниями.

– Тамандуаре, бог чачапойя, – указал он пальцем на человечка, – а это его змей Колоканна, который откусывал людям головы.

Монахи с неподдельным интересом воззрились на индейца.

– Да, откусывал! – повторил он, отрабатывая обещанное вознаграждение. – Жертву приводили сюда, на крышу храма, и змей откусывал ей голову. Ритуальную чашу наподобие этой жрецы наполняли кровью. Тело бросали в шахту, кровь выпивали, а голову…

– А голову?! – с нетерпением воскликнул Игнацио.

– М-да… Старики утверждали, что высоко в горах у чачапойя было святилище, туда жрецы и уносили головы. Что они там с ними делали, никто не знает, – закончил свой рассказ индеец.

– Странно, – заметил Игнацио, – в шахте, куда я спускался, увидел множество сидящих мумий, зашитых в мешки. У меня сложилось впечатление, что это, скорее, ритуальное погребение.

Индеец кивнул.

– Так и есть, святой отец. В шахтах чачапойя хоронили знатных людей, а затем приносили им жертвы. Трупы бедняков замуровывали в стенах их жилищ, а семьи умерших продолжали там преспокойно обитать.

Мартин осенил себя крестным знамением.

– Это что же получалось: дома-кладбища?

Индеец, знавший, что христиане предают покойников земле, и понимавший значение слова «кладбище», согласился:

– Да, можно сказать и так.

– О, Господи! – с чувством взмолился Игнацио, крестясь. – Неужели земли вокруг мало? Могли бы по крайней мере сжигать тела усопших…

На что индеец ответил:

– Чачапойя считали, что духи умерших охраняют жилище. Хотя от инков они их не спасли.

Монахи и проводник покинули всеми забытый город чачапойя, где некогда вождь Тамандуаре правил светлокожими людьми.

На обратном пути Игнацио было, над чем поразмыслить. После двух месяцев проживания в крепости мапуче, посещения Куэлапа у него возникло множество вопросов, на которые хотелось получить ответы. Но от кого? Разве что от самих богов…