Америка. Чудеса здоровой пищи - Кингсолвер Барбара. Страница 46

В тот солнечный сентябрьский день нам предстояло перевести часть наших животных из мира живых в царство пищи. В свои пять месяцев наши петушки набрали хороший вес для забоя, а недавно открыли петушиные бои (гормоны взяли свое): доставалось всем, в том числе и нам. Лили теперь приходилось вооружаться длинной трубой, когда она ходила собирать яйца. Наш птичник был недостаточно велик для таких проявлений мачизма. Конечно, предстоящая обязанность не приводила нас в восторг, но наступило самое время выполнять программу по уменьшению уровня тестостерона. Мы вздохнули, увидев, какая сегодня стоит прекрасная погода. И полезли доставать свои старые, драные башмаки в предвкушении дня снятия урожая.

Ведь, надо вам сказать, выражение «снятие урожая» применимо также и к животным. Мы заранее рассчитываем «месяц снятия урожая» независимо от того, собираем ли мы урожай овощей или мяса. Во втором случае от фермера, естественно, требуются более тщательное планирование, масса внимания и усилий. Да и сама работа приносит намного меньше радости, чем, скажем, сбор урожая яблок с дерева, но в принципе суть одна и та же. Как бы не так, скажете вы. Ведь в случае с животными речь идет о самом настоящем убийстве!

«Убийство» — слово, веское в культурном отношении, для большинства из нас связанное с библейскими заповедями. «Не убий!» — этот запрет присутствует в каждой религии. Однако здесь имеется немалая доля условности. Мы знаем, что эта заповедь не распространяется, скажем, на москитов. Найдется ли среди моих читателей хоть один человек, который никогда не убивал насекомых, следуя этому принципу? Когда ребенок болен, скажем, ангиной, мы вливаем в него лекарство, совершая ревностное и целенаправленное убийство стрептококков. Мы разбрызгиваем борную кислоту или хватаем банку с инсектицидами, чтобы избавить кухню от тараканов. Под словом «убийство» мы подразумеваем жестокое отнятие жизни, а иногда употребляем его в переносном смысле: «Ой, посмотри, я убила свою африканскую фиалку». Хотя результаты несравнимы, но эти разные «убийства» имеют одно общее: необязательную утрату и некую предполагаемую меру сожаления.

Большинство из тех, кто хоть немного знаком с источником нашей еды, понимает, что каждый кусок, донесенный нами до рта, прежде был живым существом. Тупая биологическая истина заключается в том, что мы, животные, можем остаться в живых только ценой поедания других живых существ. Растения по своей природе более невинны, родившись с даром создавать свою пищу мирно и бесшумно из солнечного света, воды и каких-то минеральных ингредиентов, всасываемых через свои пятки. Странно, что мы приписываем какие-то права животным, в то время как святые растения мы обезглавливаем без малейших угрызений совести. Кто подумает просить прощения, когда косит лужайку?

Большинство тех, у кого нет фермы, близко знакомы с жизнью всего лишь трех категорий животных: работников, домашних любимцев и диких зверей. Намеренно лишить жизни любого представителя этих трех категорий немыслимо по понятным причинам. Никакие другие категории животных не предстают перед обычными людьми на достаточно близком для рассмотрения расстоянии. Так что я понимаю, почему так тяжела мысль о снятии урожая животных, этот поступок кажется обывателю убийством. Мы на своей ферме тоже не получаем особой радости от снятия урожая животных, но ценим это мероприятие: это важный ритуал для нас и тех наших друзей, которые приходят помочь, по той причине, что мы узнаем что-то новое. Мы повторно вспоминаем ту цель, ради которой растили этих животных. Мы отбрасываем все иллюзии насчет того, кто дает жизньдомашнему скоту и кто имеет право ее отнимать.

Подруга, которая продала нам выращенную на пастбище овцу и птицу, поспорила с нами на эту тему. Кирсти Заннке выросла в Англии и заметила, что американское отношение к жизни и смерти, вероятно, окрашено предчувствием дурного. «Народ этой страны делает все, чтобы обмануть смерть, мне кажется. Вместо того, чтобы наслаждаться каждым мгновением жизни, американцы постоянно беспокоятся о том, что будет после. Я думаю, это передается животным — озабоченность „отнятием жизни“. Мои животные прожили хорошую жизнь, смерть для них естественный конец. Мне трудно убивать своих животных, но я это делаю вдумчиво и с благодарностью».

Мясо, птица и яйца от животных, выращенных на свободном выпасе, — это традиционные зимние продукты питания наших предков, и они прекрасно кормили людей в те месяцы, когда требовались затраты уймы топлива. А что теперь? Разве можно не заметить страданий жертв ураганов, голода и войн, навлеченных на этот мир расточительным потреблением топлива? Бананы, которые обошлись в потерю дождевого леса, соевое молоко, доставленное грузовиками-рефрижераторами, и вымытый шпинат, привезенный с расстояния в две тысячи миль в пластмассовых контейнерах, — ну скажите, разве все это по большому счету не жестоко? Есть сотня разных способов, как облегчить мировой груз страданий. И вовсе не обязательно отказываться от мяса, можно отказаться от бананов. На самом деле не так уж сложно согласиться на запрет одного фрукта, ведь человечество живет под таким количеством самых разных деревьев.

В будущем можно откармливать меньше мясных животных, постепенно, поэтапно сокращая поголовье тех животных, которым предназначено жить в тесноте и скученности, — вот какой план я осуществляю, выращивая у себя на ферме животных. Большинство людей в состоянии потреблять больше растительной пищи и меньше мяса. Но в глобальном масштабе вегетарианство — роскошь. Часто цитируемый аргумент вегетарианцев, что потребуется в десять раз больше земель для производства фунта мяса, чем фунта зерна, применим только к таким землям, где дожди в изобилии увлажняют богатый, плодородный слой. Многие бедняки мира живут в пограничных районах, где нельзя вести сельское хозяйство, основанное на растениеводстве.

В горной части США, где я живу, тоже имеются свои проблемы. Фермы здесь небольшие и расположены на крутых участках. Если каждую весну пользоваться дизельными тракторами для вспахивания участков (хотя бы там, где такое возможно), это приведет к тому, что каждый очередной дождь будет смывать наш плодородный слой вниз, в ручей, сразу создавая еще больше проблем. Одно из лучших решений для нашего региона — чтобы накормить себя и соседей, завести пастбища, копытный скот и птицу. Рогатый скот, козы, овцы, индюки, куры — все они умеют по-своему эффективно отыскивать себе корм на крутых, покрытых травой откосах, причем незаметно удобряя землю своими отходами. При этом не пьют ни капли бензина.

Разумный выпас, в сущности, здоровее для многих ландшафтов, чем ежегодная обработка земли и высаживание растений, не говоря уж о расходах на бензин. Трава — это такой ресурс, который приводится в действие солнцем, причем, заметьте, бесконечно возобновляемый. По мере того, как все больше потребителей поймут выгоду для здоровья от потребления выращенного на травке мяса, все больше фермеров могут прекратить вспахивание земли и пустят животных самим ее обрабатывать. Для многих окажется новостью, что куры, индейки и свиньи вообще могут питаться листвой, мы привыкли видеть их взаперти и откармливаемыми зерном. Даже рогатый скот сейчас все меньше ест траву, потому что программы выращивания скота, принятые в XXI веке, предлагают нам животных, терпящих (с трудом) основанную на зерне диету для нагула веса в свои последние восемь месяцев содержания в стесненных загонах.

Да, не спорю, я выращиваю нескольких животных с целью лишить их жизни и превратить в мясо, чтобы накормить свою семью. Однако скорее следует сочувствовать не моим наслаждающимся солнцем, воздухом и свежей травой животным, а тем бедным тварям, которые сосуществуют буквально плечо к плечу со своими братьями, с тоской ожидая следующей порции каши, разлагающей их желудок.

Все это хорошо, но все это теория. А нам предстояло занятие чисто практическое. В день снятия урожая мы заточили ножи, разожгли огонь под большим котлом и настроились на большое шоу: кровь, грязь, множество перышек в воздухе. В день снятия урожая цыплят бывает много невероятно смешного, например перья: они в волосах, на руках, приклеиваются к левой туфле, как, бывает, прилепится полоска туалетной бумаги в фарсовых фильмах. Мелкие белые перышки налипают на колоду для рубки и стол для разделки тушек, это словно привет от цыплят с того света. Иногда, чтобы продержаться в самые тяжелые моменты, мы настраиваемся на черную комедию, шутим насчет перьев или насчет «камеры смертников» в амбаре, или насчет «прогулок убитых петушков».