Греция. Лето на острове Патмос - Стоун Том. Страница 19

Я пропустил ее вперед, и она провела нас сквозь радушно приветствовавшую нас толпу посетителей «Прекрасной Елены» к одному из самых дальних столиков. Впрочем, уже через несколько минут я сорвался и скрылся на кухне, чтобы принести нам чего-нибудь попить и посмотреть, что еще готовится на задних конфорках огромной черной плиты, за которой стояла Деметра.

Мы заказали фрикаделек в яично-лимонном соусе и хори атики салата— знаменитый греческий «крестьянский» салат, заправленный сыром фета, который особенно хорош, когда овощи в нем только что с грядки, рядом с таверной. Еще мы взяли помидоры, фаршированные травами и рисом, и вездесущий пат атесс тиганит есс(картофель фри). Закончив с трапезой, Даниэлла пошла прогуляться с детьми вдоль пляжа, предоставив мне возможность поддаться давно уже сдерживаемым порывам пообщаться со знакомыми.

К этому моменту я, естественно, уже сгорал от нетерпения рассказать жителям Ливади о планах на таверну.

Я чуть не потерял дар речи, когда обнаружил, что никто из них не знает, с какой именно целью я приехал. Судя по всему, Теологос решил сохранить это в тайне. Пожалуй, учитывая то, что я знал о степени недоверия, которое испытывают друг к другу греки, мне и самому следовало дер-жать рот на замке. Однако я американец, от этого никуда не денешься, поэтому, если у меня есть какие-нибудь хорошие новости, я тут же спешу поделиться ими со всем светом. Я всегда следовал этой привычке и не собирался от нее отказываться, несмотря на то что видел, сколь неловко чувствуют себя даже самые близкие из моих друзей-греков всякий раз, когда я делал подобные объявления.

Привычка держать рот на замке тесно связана у греков с их верой в силу сглаза тох как ом ахти, причиной которого становится людская зависть. Невзирая на то что человека можно сглазить намеренно (чаще этим грешат женщины, особенно с голубыми глазами), пагубные результаты сглаза могут быть порождены невинным пожеланием заполучить то, что имеете вы, скажем, новую машину или же престижную работу. Последствия сглаза могут быть самыми различными, начиная от череды мелких неприятных казусов до больших несчастий, от неясного чувства угнетения до серьезной и порой смертельной болезни.

Таким образом, об удаче надо молчать, а известия о ней тщательно скрывать и, разумеется, не рассказывать о ней каждому встречному. Лучше всего подстраховаться. Каким образом? Громко, прилюдно преуменьшать все то, чем вы владеете, и что, по вашему мнению, может вызвать зависть. Именно по этой причине многие из тех женщин в Ретимно, которым мы показывали нашего новорожденного сына, демонстрировали свое истинное отношение к нему (и ужас от нашего неприкрытого высокомерия), с презрением сплевывая нам под ноги. Когда это впервые проделала одна старушка, я, прежде чем понял причину происходящего, чуть было не ударил ее.

Именно поэтому можете не рассчитывать, что в этой стране вас кто-нибудь станет с чем-нибудь поздравлять.

Если вы с радостью брякнете: «Я продал издательству свой новый роман!», ответом вам будет неловкое молчание, а ваши друзья-греки, вперив взгляд в землю, будут пытаться перевести разговор на другую тему.

Тогда как разумом я понимаю, что во все это верить глупо, в душе все равно отношусь к этим верованиям не без уважения. Я к ним привык, точно так же как привык молиться перед сном, а сейчас, например, даже бросать соль через плечо — я это делаю так, на всякий случай.

Как сказал один известный физик, когда кто-то обвинил его в суеверии, указав на висевшую на стене подкову: «Говорят, это помогает, вне зависимости от того, веришь ты или нет».

Тем не менее в тот чудесный день я не собирался ничего скрывать. Как-никак на дворе была Пятидесятница, на нас снизошел Святой Дух, или в моем случае кефи, а это практически столь же действенно против сглаза. По крайней мере, я в это верил.

В отличие от сглаза тох како махти, который исходит от людей, кефиявляется даром богов. Уместнее всего его назвать одержимостью духом радости, которая нисходит от Диониса, бога вина, оргий, короче, всего того, что вас заводит. Как я отметил в своей книге «Греческий дневник», это состояние нельзя вызвать намеренно благодаря алкоголю и танцам, оно нисходит на тебя неожиданно само, наполняя радостью и восторгом, а потом неожиданно исчезает, может, на год, может, и навсегда. Одним словом, это весьма напоминает то, что христиане зовут благодатью.

Греки способны мгновенно распознать человека, одержимого духом радости. К такому счастливцу относятся с огромным почтением и позволяют делать практически все, что он хочет. Если он пожелает выразить себя, высадив окно стулом, — пожалуйста, никто слова худого не скажет.

Посетил ли меня в тот полдень кефи? Я думал, что да, но вот мои друзья-греки посчитали иначе. Вместо того чтобы пойти доставить мне удовольствие, угостить меня выпивкой, сказать, как они рады, что я буду этим летом управлять «Прекрасной Еленой», посетители в течение дня один за другим отводили меня в сторону и с глазу на глаз советовали все время оставаться настороже. « Кл ефтис инэй! — говорили они о Теологосе. — Он вор!»

Я уже имел опыт общения с Мельей, на основании которого пришел к выводу, что поскольку греки считают своих соотечественников ворами и лгунами, то мне нельзя доверять даже тем, кто мне советует остерегаться того или иного человека. Что ими движет? Зависть? А может, в данном случае отчасти и нелюбовь к Америке и американцам? Будешь ломать над этим голову — сойдешь с ума. Разорвать порочный круг не составляло труда — надо было попросту кому-нибудь довериться. Например, Теологосу — все равно он уже прибрал к рукам мои сто пятьдесят тысяч драхм.

Естественно, я не стал говорить всего этого своим друзьям-грекам. Я лишь благодарил их за советы и обещал оставаться начеку.

К этому времени уже была середина дня, и дети с Даниэллой устали от пляжа. Они сказали, что хотят вернуться домой и вздремнуть. Однако к этому моменту, отчасти благодаря греческому пиву, отчасти от пристрастия к веселым попойкам, свойственного американцам, у меня уже открылось второе дыхание, и я решил, что ради будущих деловых отношений мне будет лучше остаться в таверне и приложить все усилия к тому, чтобы посетители чувствовали себя как дома. В их число уже входили не только жители Патмоса, но и самые разные туристы, которые, проходя мимо, решили присоединиться к празднеству.

Мое семейство удалилось наслаждаться отдыхом, а я на весь день остался в таверне. Я болтал на разных языках и в красках описывал блюда, которые в скором будущем стану готовить. Воображение рисовало толпы народу, денно и нощно ломящиеся в таверну, прослышав о том, что здесь можно не просто вкусно поесть, но и еще отведать экзотических иноземных блюд — французских, итальянских, китайских, индийских, мексиканских — выбирай что хочешь!

Более того, я готов принимать и специальные заказы!

С того момента, как я переключился с пива на узо, воспоминания о последующих событиях того дня словно подернуты легкой дымкой. Я четко помню, как в какой-то момент мимо проехал Еврипид на новом такси (старый аэропланоон отправил на покой и теперь заботливо хранил в гараже из шлакоблоков, который специально построил для своего любимца). Еврипид сбросил скорость, и мне показалось, что на заднем сиденье мелькнул силуэт Мельи, чьи русые волосы блестели в окружающем свете.

Мелья была в темных очках, и я не знаю, увидела ли она меня. Еврипид, перед тем как прибавить газу, успел лишь прокричать: «Асу, Тома!»

Когда около шести вечера вернулась Даниэлла вместе с детьми, я все еще был полон энергии — как раз вытаскивал в залу привезенную мной коробку с кухонной утварью.

Когда они вошли, я развлекал Толигоса, Деметру, Лаброса, Саваса и нескольких оставшихся посетителей, демонстрируя им кухонный комбайн в процессе работы. Комбайн я чудом отыскал на покрытой пылью полке в глухом углу одного из магазинов Ретимно, и он не только мог резать лук и петрушку, но и перемалывать мясо в фарш.