В поисках рая - Хейердал Тур. Страница 17
Если бы мы жили в таких условиях, как островитяне, мы бы очень скоро все повымирали. Большинство из них поражено болезнями, которые нас бы тотчас скосили. Но островитяне привычны к ним с детства. Для них болезнь — нечто неизбежное… И только когда ко всему еще добавится грипп или пьянство, организм не выдерживает. Вот почему легкий грипп на этих островах — та же чума.
Старик Иоане трудился без передышки. Он был местным столяром и гробовщиком. Когда болезнь валила с ног кого-нибудь из его односельчан, Иоане приходил к нему в дом и прямо у постели больного сколачивал гроб. Говорите про полинезийцев что хотите, но смерти они не боятся. Для них смерть — возможность встретиться с предками, свидетелями славного прошлого острова, увидеть своих умерших друзей.
При жизни островитяне никогда не обувались. Даже на званый обед, когда полагалось надевать соломенную шляпу, шорты и пиджак, они приходили босиком. Возможно, дело в том, что у них очень широкие ступни. Но после смерти, когда тесная обувь уже не страшна, их обували в чистые белые тапочки. На тот свет покойника сопровождали гармонь, колода карт и прочие земные предметы. Хоть они и считали себя католиками, старая вера в то, что после смерти предстоит путешествие в страну предков — Гаваики, сохранилась. То-то будет весело — сыграть на гармошке для древних людоедов!..
Между тем наша жизнь в бамбуковой лачуге текла по-старому. Беспечные дни помогли быстро забыть трагедию в деревне. То ласково светило солнце, то дождь хлестал по крыше нашего дома. Луна выходила в ночной обход, играя бликами на лаково-черных листьях заколдованного леса...
После первого открытия таинственных каменных плит мы увлеклись поисками следов древности. До нас дошел слух об удивительных находках, которые островитяне сделали в дебрях. В гротах и в тайниках среди развалин будто бы лежали старинные изделия искусства. Большинство островитян безумно боялось этих памятников старины. Собственность мертвых охранялась страшными заклинаниями, и когда островитяне что-нибудь находили, они нередко разбивали находку вдребезги и выбрасывали осколки в море, чтобы утопить злых духов. Так гибли предметы огромной ценности, навсегда исчезали важнейшие ключи к познанию прошлого…
Нам удалось договориться с некоторыми островитянами посмелее и купить у них коллекцию древних изделий; среди них были такие предметы, о которых думали, что они давно исчезли. Гротескные изображения богов из черного и красного камня, всевозможных размеров и разновидностей. Резные деревянные чаши, украшенные каким-то орнаментом, фигурами, инкрустацией из зубов и человеческой кости. Подлинно художественные изделия людей каменного века, у которых из инструментов были лишь каменные топоры, ракушки да крысиные зубы.
Вот изящные серьги из человеческой кости: цепочка крохотных древних богов во всевозможных позах, выполненных с мельчайшими деталями. Такие серьги обычно находили внутри черепов.
А однажды нам рассказали про старое святилище на горе, возвышающейся у самого моря. Мы тотчас отправились туда. Но чтобы попасть на узкую тропку, которая вела к святилищу, нужно было сперва пройти через деревню, а там, как только узнали, куда мы собрались, следом за нами отрядили лазутчика.
Мы поднимались по раскаленной солнцем скале, любуясь голубой гладью океана, которая простиралась в бесконечность, сливаясь с небосводом. Одолев подъем, очутились на большом плато с редкими пальмами. Островитянин следовал за нами по пятам. Он особенно насторожился, когда мы подошли к древним стенам.
Стены были сложены из красных каменных глыб. На некоторых глыбах высечены боги, которые угрожающе подняли вверх руки. Заглянув за стену, мы невольно вздрогнули: на земле, скаля зубы, лежало множество черепов… Я поднял один череп. Какие чудесные зубы были в прошлом у островитян! Тотчас наш смуглый спутник оказался рядом со мной. Он ревниво следил за тем, чтобы мы не унесли ни одного черепа, ни одного зуба.
Наша находка представляла собой величайшую научную ценность. Ученому-специалисту эти старые черепа рассказали бы очень многое. Я принес с собой мешок, но было как-то неловко собирать экспонаты на глазах у недоверчивого островитянина. А он следил за каждым нашим шагом, каждым движением.
Мы посовещались на норвежском языке и придумали выход. На Фату-Хиве мужчина — человек, женщина — всего лишь женщина. Она готовит пищу и рожает детей, только это оправдывает ее существование.
Я пошел вдоль плато; Лив осталась. Все в порядке: лазутчик шагал за мной, не обращая никакого внимания на Лив. Я свернул в заросли — он тоже. Я поднимал палочки и камни, внимательно их разглядывал, и лазутчик подозрительно наблюдал за моими действиями. А Лив не теряла времени зря, и когда я вернулся к развалинам со своим назойливым спутником, мешок был набит битком. Сторож не сказал ни слова и с явным облегчением проводил нас вниз, в долину.
Когда мы подошли к деревне, неожиданно, как это бывает в тропиках, спустился мрак. Мы шли как ни в чем не бывало со своей таинственной ношей. Вдруг возле последнего дома нас окликнули.
— Хемаи каикаи!
Тахиапитиани, местная красавица, приглашала нас зайти перекусить.
— Она просто из вежливости приглашает, — тихо объяснил я Лив. — Это, как на Таити, обычная приветственная фраза.
— Венез манжер! — повторила островитянка на ломаном французском языке.
Кажется, всерьез приглашает…
Приглашение нас нисколько не соблазняло, мы знали, что в ее доме много больных. Но отказаться — значит, испортить отношения. Мы подчинились, но как только поднялись на террасу, на которой она сидела с мужем, поняли, что это все-таки была вежливая фраза. Однако теперь было поздно отступать, и они предложили нам отведать их пищи.
Осторожно положив на землю мешок, мы сели на корточках подле больших деревянных мисок. Здесь, под сенью деревьев, было еще темнее. Слабая керосиновая лампа еле-еле освещала содержимое двух мисок. В одной лежала сырая несвежая рыба, обильно политая кокосовым соусом, из другой пахло поипои — древним национальным блюдом маркизцев. Поипои — перебродившие плоды хлебного дерева, выдержанные в земле в обертке из больших листьев. Их достают из ямы, толкут каменным пестом и добавляют немного свежих плодов. Получается густое кислое тесто, которое прямо пальцами отправляют в рот.
Это блюдо — память о тех временах, когда Маркизский архипелаг был перенаселен и приходилось заготавливать пищу впрок, на случай неурожая. Уже столько поколений ело поипои, что островитяне просто не могут без него жить. Оно непременный спутник любой трапезы. У нас тяжелое кислое тесто вызывало содрогание. Но ведь мы почти что сами напросились…
Ни тарелок, ни вилок, угощайтесь пальцами из общей миски, вперегонки с хозяевами и ребятишками.
Темнота выручила нас: мы только делали вид, что ели. Огромные тараканы, которые бегали по террасе, щекоча нам ноги, подъедали все, что мы незаметно выбрасывали.
Несколько тощих псов недоверчиво обнюхивали наш мешок. Им дали облизать посуду, когда кончился ужин, и по кругу пошло ведро с питьевой водой. Но вот наконец этот кошмар позади… Нас коробило при мысли о том, в какой обстановке здесь растут дети.
За едой не было сказано ни слова, но когда все поели и детей уложили спать на панданусовой циновке, Тахиапитиани начала беседу. Мы любовались красивыми чертами лица и телосложением хозяйки и хозяина.
— Вео — хороший охотник, — сказала она, кивая в сторону мужа. — Вео хорошо знает остров.
И она поведала нам вполголоса — чтобы никто чужой не услышал! — удивительную историю.
В пустынной долине по названию Ханахоуа, на противоположном, труднодоступном конце острова, есть в скалах пять больших пещер. Вео удалось подняться к двум из них. Вход загораживали большие деревянные идолы, но Вео разглядел за ними в пещерах всевозможные орудия, украшения, изображения богов. Входить он не стал, потому что склепы охраняются табу — запретом предков.