Укрощение Зверя (СИ) - Кислюк Лев. Страница 58

– Кто скажет мне, почему так много потерь было вчера? Погибло четыреста всадников! Кто губит мое войско?

Один из заместителей главного интенданта встал и, опустив глаза в пол, сказал:

– Простите господин. Мои воины хотели забрать скот, брошенный около сожженного и разрушенного пограничного городка. Только они начали сгонять овец вместе, как из оврага выскочила полусотня всадников и напала на них.

– И что ты сделал?

– Я послал на помощь квартирьерам две сотни всадников. Они как ветер налетели на врага. Гнали несколько километров, как вдруг начали падать один за другим. Пока смогли остановиться, полегло около сотни воинов, Какие-то маленькие толстые стрелы прилетали неизвестно откуда и прошивали их насквозь. Как только мои остановились, враги развернулись и напали на наших всадников. Причем кричали всякие оскорбления на нашем языке чисто, без акцента! Из ближайших оврагов вылетели ещё конники, вместе, они добили наших. Никого не осталось. Вот стрела, Повелитель.

Говоривший положил на ковер короткую, толстую стрелу с узким стальным наконечником. Тимур бросил взгляд на неё и усмехнулся.

– Ты, что никогда не видел арбалета, джигит? Это арбалетная стрела. Бао Чен, ты говорил мне, что варварам это оружие неизвестно. Откуда здесь арбалеты? Что это за люди?

– Это хазары, Повелитель.

– Ты что-то путаешь мингбаши [79], хазар давно уничтожил хан Святослав.

– Не всех, Повелитель. Не всех он уничтожил. Большинство выжило и перешло на службу к русским князьям. У них все как у старых хазар – одежда черная, вороненые сабли, хитрость. Этот город, разрушенный, как его…Каракалам, был их станицей.

– Почему не послал к ним переговорщика из наших джугутов? Хазары с ними в родстве. Пусть склонят их на нашу сторону.

– Они не приняли переговорщика. Даже говорить с ним не стали. Сказали, что если он не уйдет, им придется обагрить руки братской кровью.

– Мингбаши, поручаю тебе уничтожить этих подлых хазар! Понял? Так, чтобы и памяти о них не осталось. Ты сделаешь то, что не доделал хан Святослав. Нельзя в тылу оставлять таких отчаянных вояк.

– Слушаюсь, Повелитель.

– Немедленно!!

Остальные придворные вздрогнули от громкого голоса Тимура. Не часто он позволял себе кричать. Желая успокоить Повелителя, его старшая жена, почтенная Сарай Мульк-ханым кивнула головой, приказывая придворному историку вмешаться. Ему это позволялось. Наби-джан-Хатыф встал, поправил халат и сделал над собой усилие, чтобы начать говорить. Страх перед Тимуром делал немым почти любого придворного, но ему кивнула госпожа – это было равносильно приказу. Он постарался придать голосу медоточивость и начал:

– О, Повелитель! Ваша мудрость поразительна! Чтобы мы делали без вас? Все держится только на вас, на вашей воле и силе. Никто не знает, как поступить когда враг начинает доставлять нам неприятности. Только вы знаете выход из любого положения. Как вам это удается? Я бы хотел описать в своей будущей книге то, как вы принимаете эти гениальные решения. Вот, что самое интересное для потомков.

Тимур посмотрел на писателя, тот внутренне сжался. Гнев в глазах амира постепенно уступал место умиротворению. Уже целый год Наби-джан-Хатыф писал биографию Тимура под его диктовку. Иногда он читал ему готовые главы из этой книги – это были самые лучшие дни для придворных. Тимур никогда ранее не был склонен к лести. Но, видимо, с возрастом к нему пришло желание, чтобы его деятельность была увековечена надолго. Когда-то, в Египте, он видел высокие каменные стелы со сбитыми с них именами древних фараонов. Египетские жрецы объяснили, что это были фараоны-отступники, принесшие вред своему народу и религии. И в душе Тимура поселился маленький страх. Страх, что его дела и мысли будут неправильно поняты или вообще забыты потомками.

– Наби, после совета приходи ко мне, поговорим о том, как рождаются решения у великих.

Придворные облегченно вздохнули. Казней сегодня, скорее всего, не будет. Старшая жена хорошо знала своего мужа и умела погасить его гнев. Только Абдулмалик -хан – начальник разведки Тимура печально вздохнул и подумал: «Стар, стал Повелитель. Устал от трудов и смертей. Начал любить лесть и льстецов. Если бы это был не Тимур Барлас, я бы сказал, что это начало конца. Физически он ещё очень и очень крепок, позавидовать можно, а внутренне… Не знаю. А ведь завтра какой-нибудь льстец наговорит что-нибудь плохое обо мне, никогда не льстившем Абдулмалике, и он поверит. Льстец мажет маслом твою душу и становится дороже старого боевого друга. Никогда не предававшего друга. Попросится на покой самому? Я ведь тоже уже не мальчик».

Не только начальник разведки замечал изменения в характере Повелителя. Другие придворные, особенно военные, стали замечать, что наместниками Тимур стал назначать сыновей и племянников. В армии тоже появилось много родственников Повелителя. На востоке всегда была клановая система распределения добычи и должностей, но Тимур раньше не поддерживал её, и любимым его словом было «справедливость». Но проходит время и все меняется. Вот и сейчас взгляд Повелителя посветлел. Он встал и сказал:

– Недавно я получил письмо от шейха Зайнутдина. Он опять отговаривает меня от похода на Московию. Утверждает, что Аллах не хочет этой войны и обязательно накажет меня, как ослушника. А я думаю Зайнутдин уже состарился и не видит очевидного. Мы уже пересекли границу московитов. Если бы Аллах хотел, чтобы мы сюда не ходили, он бы дал знак! Кто-нибудь видел знак Аллаха? Я не видел. Ты видел Абдулмалик?

– Не видел Повелитель.

– А ты, Мухитдин?

– Не видел, Повелитель, но…

– Что?

– Ничего, какое-то странное чувство, что за мной кто-то наблюдает. Мы были с вами в Китае, Персии. В Африке тоже были, но нигде не было такого чувства, как будто я маленькая букашка которую великий Абу Али-ибн-Сина [80] рассматривает через лупу.

– Меньше пей индийского вина и это чувство пройдет. Мне докладывают, что ты уже полностью погрузился в пьянство. Бросай это дело, оно не достойно настоящего мусульманина. Что у нас впереди, какой город?

– Город под названием Елец, господин.

– Взять его одним днём. Не дать врагу опомниться. Сравнять его с землей, а население полностью вырезать. Страх – вот сила, которая поможет нам завоевать Московию и всю Европу!

– Господин, этот город принадлежит хану Золотой Орды Тохтамышу. Там его наместник сидит.

– Кто такой?

– Бек Ярык-оглан, знаменитый батыр и полководец.

– С той минуты, как вы получили мой приказ, я больше не хочу слышать ни о каком беке. Через день не должно быть ни города, ни жителей, ни этого знаменитого батыра. Всем понятно?!

– Да, Повелитель.

– А почему мингбаши ещё здесь?!

Мингбаши как ветер вылетел из золотой юрты. С этой минуты специальные части конницы Тимура непрерывно охотились за казаками. Днем и ночью, сменяя друг друга, сотни всадников выслеживали пограничников московского князя. Опытные казаки стали использовать эту ситуацию, заманивая воинов Тимура в ловушки и западни. Захватчики гибли, но их было слишком много, а казаков неизмеримо меньше. Остатки казацкого войска отошли тайными тропами к лесу. Там они чувствовали себя полными хозяевами. Непроходимые дороги, заваленные огромными древесными стволами. Болота, похожие на обычные полянки. Все помогало казакам и мешало пришельцам.

Арабские наемники посланные добыть голову казацкого атамана Ибрахима были изрублены в куски на опушке страшного для них темного дубового леса. Сначала они увидели большой шатер на кургане. Вокруг шатра стояли флаги и бегали люди. Рассул бен-Гамаль, командир арабов, решил, что это ставка «властелина казаков» и скомандовал своим людям атаку. С криками «Аллах акбар!» арабская конница, размахивая широкими саблями, в развевающихся белых бурнусах, бросилась вверх по склону кургана. Но их встретил ровный строй пехоты, ощетинившийся длинными копьями. Казаки умели воевать с конницей и отражать её атаки. Первый ряд иноземцев был переколот страшными людьми в черных одеждах с закрытыми лицами. Только разноцветные глаза сверкали над тугими черными повязками. Остановившихся арабов начали расстреливать лучники, притаившиеся за спиной пехоты. А когда арабы все-таки повернули назад, казаки сели на стоящих тут же, в незаметной лощине, лошадей и, догнав врагов, изрубили их своими черными воронеными саблями. Из наемников не вернулся никто. Некого было даже наказать за бегство.