Заговор Важных - д'Айон Жан. Страница 64

— Ну и ладно! — махнул рукой ремесленник, потерявший интерес к новому товарищу.

Они перешли мост. Устроившийся в начале моста зубодер тащил зуб у какой-то отчаянно вопившей горожанки, между тем как лакеи, державшие ее за руки, пользуясь плачевным положением хозяйки, щипали ее за груди. При виде этой картины ремесленники расхохотались, а некоторые даже подбежали поближе. Луи присоединился к ним и, убедившись, что никто не обращает на него внимания, быстро зашагал в сторону улицы Сент-Оноре.

Внезапно, когда он никак не ожидал нападения, кто-то сильно толкнул его. В ужасе отскочив от нападавшего, он бросился бежать в противоположную сторону. Улица попалась извилистая, и на первом же повороте он свернул направо и бросился в нишу, черневшую под нависавшей башенкой. Услышав топот, он выглянул и увидел промчавшихся мимо трех отвратительного вида личностей.

Луи задыхался, от страха и от нехватки воздуха сердце его стучало как барабан. Неожиданно он почувствовал, что рукав его становится мокрым. Выйдя на свет, он увидел кровь и только сейчас ощутил боль. Он попытался ощупать руку от локтя до плеча, но тотчас прекратил это занятие: боль оказалась нестерпимой. Скорее всего, его ударили дагой, но лезвие, похоже, задело только мягкие ткани.

Крови вытекло немного. Но сердце колотилось как бешеное. Каким образом они каждый раз обнаруживали его? Сколько соглядатаев идет по его следам? Луи призвал на помощь все свое хладнокровие. Первым делом надо понять, где он находится. Когда на него напали, он, скорее всего, проходил по улице Лавандье, откуда, как ему помнилось, влево отходил небольшой проулок. По-видимому, сейчас он стоит именно в нем.

Что делать? Если они обнаружили его так быстро, значит, им ничего не стоит снова найти его. Черт возьми, где искать пристанище? Тупик безлюден, но надолго ли? Дома вокруг заперты, даже если постучаться, никто не откроет: горожане боятся грабителей. В Шатле уже не пройдешь. На ближайшей церкви пробило пять часов.

Церковь! Пока это самое лучшее решение. Там, в конце улицы Лавандье, находится церковь Сент-Оппортюн, и в ней он, возможно, будет в безопасности.

Пытаясь изменить внешность, он зачесал назад волосы и медленно пошел в обратном направлении. Вокруг не было ни души, и он, прибавив шаг, бегом припустился к церкви.

Он беспрепятственно добрался до дверей храма и вошел внутрь. Церковь была пуста, и он, сделав вид, что молится, сел на боковую скамью, откуда мог украдкой наблюдать за дверью. Впервые за несколько часов он позволил себе расслабиться. Но церковь скоро закроют, а ему непременно надо найти приют на ночь. Остаться на улице равносильно гибели.

Он принялся размышлять, куда ему податься. В голову не приходило ничего. Парижские нищие, которым несть числа, ночевали на улицах, занимая все возможные укрытия. Если им поручили разыскать его — а эту возможность он не исключал, — они без труда обнаружат его и убьют, особенно за хорошее вознаграждение.

Скоро все церкви закроются, и он не сможет достучаться даже в монастырь. Монастырь! Кажется, есть один… Луи вспомнил Нисрона из монастыря минимитов. Но сегодня уже поздно, он не сумеет туда добраться. Взгляд его машинально скользил по надгробным плитам знатных персон, похороненных в этой церкви. Кладбище! Там он наверняка будет в безопасности! По ночам на кладбищах обычно нет никого, кроме покойников. Тем более что совсем рядом находится кладбище Невинно убиенных. Приняв решение, Фронсак вышел из церкви.

Похоже, за храмом, расположенном в углу между домами, никто не следил; обогнув здания, он выскользнул на улицу Фурер. Очевидно, что если бы он повернул в другую сторону и вышел на улицу Сен-Дени, он быстрее добрался бы до цели, но на этой улице буквально кишели нищие, а он любой ценой хотел избежать с ними встречи. С улицы Фурер он проскользнул на улицу Феронри, узенькую улочку в начале улицы Сент-Оноре, ту самую, на которой Равальяк зарезал Генриха IV.

Прислонившись к каменной тумбе, Луи долго оглядывался по сторонам. Ничего подозрительного. На углу улицы был виден портал Сен-Жермен, один из пяти входов на кладбище.

Кладбище Невинно убиенных представляло собой большой прямоугольник, зажатый между улицами Сен-Дени, Феронри, Ланжери и улицей Фер и обнесенный стеной. В те времена индивидуальных могил рыли мало, только очень знатные семьи обзаводились собственными часовнями или арендовали подвалы церквей. Для всех остальных копали ямы тридцать футов шириной и по мере поступления складывали туда тела. Заполнив один слой, его присыпали землей и начинали укладывать следующий.

Во рву хоронили примерно полторы тысячи трупов. Когда ров заполнялся, рыли следующий. Щелочная почва кладбища Невинно убиенных славилась тем, что растворяла человеческие тела за девять дней, поэтому, когда возможности сделать новую яму не было, раскапывали старые рвы, где к этому времени оставались одни кости; эти кости собирали и сваливали в склепы. Постепенно на кладбище соорудили галереи с аркадами, а кости стали ссыпать в специальные ниши, именуемые оссуариями. Первый оссуарий построил великий алхимик Никола Фламель.

И хотя на воздухе кости высыхали и постепенно превращались в пыль, оссуарии заполнились быстро. Тогда над аркадами соорудили дополнительные галереи в один или два этажа, а потом и чердачный этаж.

Остовы хранились за закрытыми дверями с решетчатыми окошками, и, попадая на кладбище Невинно убиенных, посетитель со всех сторон видел кости и черепа.

Именно на этом кладбище накануне ночи святого Варфоломея расцвел знаменитый сухой боярышник.

Но оссуарии не были ни пристанищами скорби, ни местом уединения. Несмотря на непереносимое зловоние и смрад, под аркадами теснились мелочные торговцы, шлюхи ловили своих клиентов для быстрых продажных объятий посреди костей, а за игорными столами, установленными прямо на могилах, всегда толпился народ. Лавочники торговали съестным, подвергая покупателей смертельному риску, ибо всего за несколько часов трупные миазмы превращали вино и молоко в непригодный продукт! Тем не менее место это почему-то слыло весьма приятным, несмотря на постоянное присутствие покойников, неусыпно взиравших своими мертвыми глазницами на гуляющих. Когда Луи оказался на кладбище, там еще было полно народу. Но он точно знал, что с наступлением темноты его закроют и сторожа проверят, чтобы никто не остался в его стенах, ибо нет-нет да и находились такие, кто пытался провести ночь на кладбище, чтобы принять участие в черной мессе или в иных дьявольских увеселениях.

Высокие решетки кладбищенских ворот преодолеть было практически невозможно.

Луи вспомнил, что в центре галерей, на первом-втором этажах, шли узкие коридорчики, где никогда никто не ходил. Тот, кто случайно забредал в такой коридорчик, с обеих сторон оказывался в окружении костей и черепов, поэтому даже самые предприимчивые проститутки не дерзали отводить туда своих клиентов.

Там Фронсак и рассчитывал провести ночь: сейчас мертвые страшили его гораздо меньше, чем живые.

Избегая назойливых сводней и профессиональных игроков, он пересек кладбище и проник в один из оссуариев. Пройдя по широкому коридору, он поднялся на верхний этаж и остановился, прислушиваясь к стонам, выдававшим присутствие парочек, отыскавших для своих занятий укромный уголок. Не заметив ничего подозрительного, он выбрал самый темный и труднодоступный угол, где со стен скалились бесчисленные черепа, и устроился в нем на ночь.

Кладбищенское зловоние вызывало тошноту. Зная, что здешний смрад разрушает здоровье жителей квартала, Луи избегал касаться стен: трупная влага несла смерть даже от простого прикосновения. Но постепенно он приободрился и, борясь со страхом, напомнил себе, что он еще жив — в отличие от тех, кто улыбался ему со стен.

Он уселся и, обхватив колени, почувствовал, как веки его тяжелеют и сон неумолимо затягивает его в свои объятия.

Он слышал, как запирали кладбище. Потом захлопали ставни в соседних лавочках: их тоже запирали на ночь. Зазвонили колокола в церквах. Стремительно надвигалась ночь.