Десятый круг ада - Виноградов Юрий Александрович. Страница 79

Глядя на смеющегося племянника, профессор Шмидт не понимал его безудержного веселья. Несколько раз он пытался поговорить с Лебволем, но гости мешали, к тому же ему приходилось выполнять обременительные обязанности хозяина дома. Он видел, что неподдельная веселость Лебволя вызвана не только помолвкой. Звонкий смех племянника, мрачная улыбка и потухшие глаза дочери, шелест парчовых платьев, надоевший звон бокалов, пустые светские разговоры — все смущало профессора, вызывало раздражение, усталость, и, он ждал завершения этого праздника, как ждет конца затянувшегося спектакля измученный своей ролью артист.

Разошлись гости только с наступлением темноты. Последними уехали Штайницы. Лебволь сам заботливо усаживал их в машину, поцеловав на прощание счастливую невесту.

Утром, как и условились накануне, черный «мерседес» привез Эрну в Вальтхоф. Каково же было удивление Лебволя, когда вместе с ней из машины вышел Штайниц. Еще больше удивился Шмидт, узнав, что обоих руководителей лабораторий по инициативе начальника главного управления имперской безопасности Кальтенбруннера срочно вызывали в рейхсканцелярию на доклад к самому Гитлеру. Фюрер намеревался поторопить ученых с завершением работ: дела на восточном фронте складывались не в пользу немецких войск.

В первое мгновение Лебволь хотел перенести время взрыва бактериологического центра на более подходящий момент, о чем немедленно следовало известить Ладушкина. Ведь главный бактериолог рейха ускользал от возмездия. Следовало тогда отменить и поездку с Эрной в прусское имение баронессы. Но не покажется ли это странным окружающим, и в первую очередь оберштурмбанфюреру СС Грюндлеру, следящему за каждым его шагом? Нет, теперь ничего менять нельзя. Пусть все идет по строго намеченному плану.

Шмидт и Штайниц оставались в Берлине на ночь. Лебволь усиленно стал уговаривать кузину поехать вместе с отцом. Вечером можно было ей сходить в театр, но Регина категорически отказалась. Она поехала бы вдвоем с отцом, но сидеть в одной машине со Штайницем было выше ее сил.

Провожали руководителей лаборатории Эрна и Лебволь. Эрна наказывала отцу присмотреть новый спальный гарнитур для нее, а Лебволь умоляюще просил дядюшку поберечь себя.

После отъезда Штайница и Шмидта Эрна прошла в дом к Регине. Лебволь направился в бактериологическую лабораторию. Поскольку он уезжал почти на неделю, требовалось дать указание сотрудникам.

— Поскорее возвращайся, дружок! — поторопила Эрна. — Нам надо выехать пораньше.

Лебволь прошел в виварий. Ладушкин со своими помощниками возился возле новых, свежевыкрашенных красных и зеленых кормушек, утром привезенных ими из мастерской баронессы. По его взгляду он понял: все в порядке. Еще в субботу они обговорили детали, и теперь оба пунктуально выполняли их.

— Выезжаем в четырнадцать ноль-ноль, — строго предупредил Лебволь. — У вас все готово?

— Готово, господин Шмидт! — ответил Ладушкин. — Управляющий имением баронессы хочет послать своей госпоже ящик с рассадой его собственных цветов. Вы не будете возражать?

— Нет.

— Тогда, с вашего позволения, привезет ящик управляющий Фехнер.

Приготовленный Отто Фехнером ящик с рассадой, под тонким слоем земли которого лежала взрывчатка, должен был замести следы советских разведчиков. Ее было положено столько, чтобы на кусочки разнести машину. Такой же «гостинец» утром Лебволь заложил под, заднее сиденье своей легковой машины. Едва ли после взрывов гестаповцы сумеют определить причины катастрофы.

— Кто остается за вас? — спросил Лебволь.

Ладушкин показал на разухабистого веселого Фимку.

— Справитесь?

— Явольте — не беспокойтесь! Все сделаю в чистом виде, господин хороший! — вытянулся Фимка, явно польщенный доверием зоотехника. Фактически на него после отъезда Ладушкина и Лебволя возлагался контроль за взрывом. Он же обязан был с наступлением темноты, когда в бактериологическом центре оставались одни дежурные и бдительность охраны притуплена, подключить часовой механизм к заложенным в фундамент и стены завода толовым «кирпичам».

Лебволь прошел в бактериологическую лабораторию. Вначале у него возникла идея протащить туда несколько мин замедленного действия и подложить их, например, под автоклавы или в инкубаторскую. Федор Иванович не согласился с ним. Слишком на большое дело они шли, чтобы рисковать из-за двух бомбочек, которые могут в их отсутствие обнаружить сотрудники и всполошить охрану.

Вечером в лаборатории дежурил Лаутербах, и Лебволь зашел к нему: надо было осторожно намекнуть на взрыв в лаборатории. Он еще вечером пытался подменить его на дежурстве, но Юрген и слышать не хотел ни о какой поблажке. И сейчас Лебволь искал причину, чтобы в полночь как-то заставить его временно покинуть лабораторию.

— Вы стали у нас редко бывать, Юрген, — сказал он.

— Много работы, — уклончиво ответил Лаутербах.

— Регина обижается…

— Фрейлейн очень умная девушка. Она поймет меня.

Лебволь засмеялся.

— А вот и не поняла! — Он приблизился к Юргену, доверительно сказал: — В полночь Регина ждет вас на чашечку кофе…

Растерянный Юрген хотел было возразить, но Лебволь крепко пожал руку пораженному Лаутербаху и вышел. Прежде чем направиться в Вальтхоф, он вновь завернул в виварий. Новые кормушки уже стояли возле подопытных животных. Ладушкин давал последние указания своему заместителю Фимке, важно восседавшему за пультом управления. В последний раз он взглянул на красные кормушки, снаряженные взрывчаткой.

— Ну, мне пора, — не проговорил, а с болью выдохнул Ладушкин, чувствуя, как спазма подступает к горлу. Он прощался со своим боевым помощником.

— Идите, идите, Федор Иванович, — шепнул в ответ Фимка. — Шмидт-младший не будет вас ждать.

Ладушкин засмеялся:

— А может… может, и мне остаться?..

— Нет! — Фимка вскинул на Ладушкина полные нетерпения и решимости глаза. — Мы же вчера обо всем договорились?..

Ладушкин до мельчайшей подробности помнил вчерашний разговор. Оба они ясно понимали, что кто-то из них должен был произвести взрыв, рискуя своей жизнью. Лебволя вводить в дело Центром было категорически запрещено.

— Я останусь, а вы уедете со Шмидтом-младшим, — принял решение Ладушкин.

Фимка категорически запротестовал:

— Вы мой командир, вам дано право отдавать приказы. Но ведь я делал второе дно, прятал взрывчатку? Кто лучше знает все эти устройства? Лучше меня никто не поставит кормушки на место. Я все продумал, все рассчитал. Каждое движение, каждый шаг. Уверенность полная. А за меня не беспокойтесь. Не из таких передряг выбирался. После взрыва начнется суматоха, я этим воспользуюсь…

Ладушкин посоветовался с Лебволем, передав содержание разговора со своим помощником.

— Фимка прав, — сказал Лебволь. — И потом, не его, а вас посылает баронесса в свое прусское имение для осмотра скота. Вы что, своим отказом от поездки хотите дать повод Грюндлеру? Нет, дорогой Федор Иванович, слишком много поставлено на карту. Задание Центра мы обязаны выполнить любой ценой…

— Ну что ж, прощай, Ефим, — Ладушкин незаметно для окружающих сжал руку Фимке.

— Зачем прощай — до свидания! — улыбнулся Фимка. — Мы еще встретимся с вами, Федор Иванович. Выберусь, вот увидите.

В его голосе звучали бодрость и уверенность. От этого еще больнее становилось на душе у Ладушкина, ведь он-то прекрасно знал, что Фимка шел на смертельный риск.