Япония, японцы и японоведы - Латышев Игорь. Страница 5

Вообще говоря, преподавателей японского языка студенты знали обычно гораздо лучше, чем всех других. Ведь на протяжении всех пяти лет студенческой учебы в МИВе японский язык был для тех, кто его изучал, основной, доминирующей дисциплиной. На него отводилась наибольшая доля аудиторного учебного времени - почти все дни недели. Да и постоянные домашние занятия по японскому языку были вечной помехой нашему свободному времяпрепровождению. Именно из-за неуспеваемости по японскому языку происходил отсев студентов с первого, второго, а то и третьего курсов. Все прочие дисциплины, и в том числе английский язык, осваивались нами как-то походя. По таким дисциплинам как всемирная и русская история, география, государственное право, политэкономия и т.д. готовились все мы обычно лишь в дни экзаменационной сессии, предшествовавшие тому или иному экзамену. С преподавателями этих дисциплин наши контакты были реже - с ними встречались мы обычно не чаще одного раза в неделю. Но все-таки среди последних нельзя не упомянуть двух преподавателей-японоведов, которые наряду с лингвистами в конце 40-х - начале 50-х годов вели в МИВе курсы страноведения, экономики и истории Японии.

В памяти выпускников японского отделения МИВ неизгладимый след оставила, в частности, педагогическая деятельность профессора Константина Михайловича Попова. Не владея японским языком, Константин Михайлович стал тем не менее уже в предвоенные годы самым компетентным в Советском Союзе знатоком экономической географии Японии. Его книги "Япония: очерки географии и экономики" (1931), "Экономика Японии" (1936) и другие стали солидной базой дальнейшего изучения советскими японоведами Страны восходящего солнца.

Константин Михайлович находился в те годы в самом расцвете своей научной, педагогической и практической деятельности. Воспринимался тогда он студентами по-разному. Некоторые восхищались им, некоторые побаивались, а были и такие, кто с юмором обсуждал его лекции и даже ходил жаловаться на него в деканат. Дело в том, что лекций как таковых Константин Михайлович не читал, рекомендуя студентам обращаться к его книгам, а также к книгам некоторых зарубежных авторов, переведенных на русский язык. Приходя в аудиторию, он начинал вызывать к доске то одного, то другого студента, спрашивая каждого о том, какие книги о Японии они читали и что думают по поводу прочитанного. Если выяснялось, что студент что-то читал и что-то усвоил, то он обычно удостаивался щедрых похвал профессора. Если же отвечавший у доски затруднялся сказать что-то определенное и проявлял отсутствие интереса к литературе о Японии, профессор взрывался и обрушивал на него бурю гневных слов, вроде таких как "лодырь", "неуч" или "тупица". Затем начинался опрос на ту же тему других присутствовавших. Тут же следовал и рассказ самого К. М. Попова о тех или иных публикациях, касавшихся вопросов географии, экономики, истории и культуры Японии. И, наконец, в заключение присутствовавшие получали рекомендации по поводу того, какие книги о Японии надлежало им читать далее и как относиться к их авторам. Естественно, что прежде всего требовалось знание соответствующих работ самого Константина Михайловича. Конечно, дискуссии такого рода, возникавшие на лекциях К. М. Попова, нравились далеко не всем: они окрыляли лишь тех, кто рвался к страноведческим знаниям сверх учебных программ, но омрачали настроения середняков и лентяев. Впрочем, экзамены по своим дисциплинам К. М. Попов принимал либерально и двоек обычно не ставил.

Ореол неординарной личности витал вокруг К. М. Попова еще и потому, что ведома была нам студентам и его другая внеакадемическая жизнь: Константин Михайлович увлекался театром и музыкой, и не только увлекался, но и был тесно связан с музыкальными и академическими кругами столицы и даже утвердил себя в этих кругах в качестве постановщика оригинального музыкального спектакля под названием "Опера на эстраде". Параллельно известна была нам и внеакадемическая деятельность К. М. Попова иного рода, а именно в качестве эксперта министерства внешней торговли - уже в первые послевоенные годы К. М. Попов в этом качестве не раз выезжал в служебные командировки в Японию, тогда практически недоступную для других преподавателей, не говоря уже о студентах.

Несмотря на столь широкий разброс в направлениях своих знаний, Константин Михайлович находил время для индивидуального общения с большим числом студентов. Искреннюю благодарность и признательность питала к Константину Михайловичу в последующие годы большая группа его учеников, которым он активно и заботливо помогал по окончании института в устройстве на работу в министерство иностранных дел, министерство внешней торговли, также в аспирантуру тех или иных научных центров страны. Его широкие связи с влиятельными руководителями различных правительственных ведомств и научных учреждений позволили ему в те годы дать "путевку в жизнь" десяткам молодых японоведов-выпускников МИВа. Да и не только МИВа. Помогал К. М. Попов выходам на научную стезю и выпускникам других учебных заведений, в частности военного института иностранных языков, где в то время после возвращения этого института из эвакуации также велась подготовка новых кадров специалистов по Японии. Пример тому - помощь К. М. Попова первым шагам в науке адъюнкта названного института А. И. Динкевича, ставшего впоследствии одним из ведущих исследователей финансовой системы и экономики Японии.

Менее заметную роль играла в общественной жизни и учебных делах МИВ преподаватель истории Японии - доцент Эсфирь Яковлевна Файнберг. Отчасти причиной тому был ее не очень общительный характер. К тому же не обладала она и тем умением очаровывать аудиторию, каким обладали, например, Н. И. Конрад и А. Е. Глускина. Она плохо видела и носила постоянно очки с очень толстыми стеклами. Лекции свои она читала сидя, низко склонившись над текстом и мало заботясь о том, слушают ли ее студенты или нет. Но лекции ее были весьма добротны по содержанию.

В тот период, как выяснилось позже, Эсфирь Яковлевна интенсивно работала в архивах в связи с написанием докторской диссертации на тему "Русско-японские отношения в 1697-1875 годах", изданной впоследствии в виде книги. И как ученый-исследователь она проявила себя гораздо ярче, чем как преподаватель. Ее книга, как показало в дальнейшем развитие японоведческой науки, послужила исключительно важным вкладом в разработку достоверной истории русско-японских отношений. Лично я глубоко благодарен Э. Файнберг за то доверие, которое она оказала мне, а также Д. В. Петрову, подав в дирекцию заявку на зачисление нас двоих в аспирантуру по специальности "История Японии".

Студенты-японоведы МИВ:

как осваивали они свою профессию

Учеба в Институте востоковедения включала в себя не только различные академические дисциплины. Она предполагала как само собой разумеющееся формирование у студентов определенного политического мировоззрения. Ведь институт этот как и Институт международных отношений относился к числу политизированных учебных заведений, призванных готовить идеологически устойчивые кадры, способные отстаивать национальные интересы, мировоззрение и политический курс Советского государства. На практике, конечно, та идеология, которая складывалась у большинства студентов, не во всем соответствовала официальным доктринам руководства КПСС, а также тому, что говорилось в лекциях профессоров. Скептически воспринимались в студенческой среде официальные догмы политэкономии социализма, а также коммунистическая теория неизбежности движения человечества к такому идеальному бесклассовому обществу, где все будут трудиться по способностям, а все блага будут распределяться по потребностям. Но в то же время многое из того, чему нас учили в те годы, становилось частью нашего личного мировоззрения. Постепенно в годы учебы мы привыкли смотреть на общественные явления прошлого и настоящего сквозь линзы марксистской идеологии, исходившей из наличия в зарубежных капиталистических странах классовых противоречий. Очки с этими линзами, в общем, как мне думается и теперь - полвека спустя, помогали нам в дальнейшем видеть суть общественных явлений, понимать, что хорошо, а что плохо для нашего народа, для трудового населения страны, лучше разбираться в ходе международных событий. Да и сам ход событий укреплял у нас патриотические, державные настроения. Навряд ли кто-либо из нас, студентов, сомневался тогда в справедливости и исторической необходимости военного разгрома фашистской Германии и в утверждении контроля Советского Союза над странами Восточной Европы. Подавляющее большинство из нас осуждали курс США и Англии на развязывание "холодной войны" с Советским Союзом. Конечно торжество советского оружия в борьбе с гитлеровскими армиями и небывалое увеличение роли нашей страны в системе послевоенных международных отношений воспринималось нами как наглядное свидетельство превосходства советского социалистического образа жизни над капитализмом, превосходства нашей коммунистической идеологии над идеологией капиталистического Запада.