Горящая земля - Корнуэлл Бернард. Страница 11

Гонцы поскакали к людям Этельреда, стоявшим у Силкестра, с приказом двинуться на Феарнхэмм следующим утром при первых проблесках зари. Как только они окажутся там, они должны будут занять холм к северу, сразу же за рекой. Эти пятьсот человек были наковальней, в то время как люди в Эскенгаме были моим молотом. Но, чтобы заманить Харальда на наковальню, придется разделить наши силы, а правила войны запрещали так поступать. По моим самым радужным подсчетам, у нас было на пятьсот человек меньше, чем у датчан, и, разделив нашу армию на две части, я приглашал Харальда уничтожить эти части по отдельности.

– Но я полагаюсь на то, что Харальд – порывистый идиот, господин, – сказал я Альфреду той ночью.

Король присоединился ко мне на западных укреплениях Эскенгама. Он появился со своей обычной свитой священников, но махнул им, чтобы они отошли и мы могли поговорить наедине. Мгновение Альфред стоял, пристально глядя на далекое зарево огней, туда, где люди Харальда опустошали деревни, – и я знал, что он оплакивает все сожженные церкви.

– Он и вправду порывистый идиот? – мягко спросил король.

– Это ты мне скажи, господин.

– Он дикий, непредсказуемый, он устраивает внезапные набеги.

Альфред хорошо платил за сведения о норманнах и продолжал вести скрупулезные записи о каждом их вожде. Харальд разорял Франкию, пока его не подкупили тамошние люди, чтобы он ушел, и я не сомневался, что шпионы Альфреда рассказали ему все, что смогли выяснить насчет Харальда.

– Ты знаешь, почему его зовут Кровавые Волосы? – спросил Альфред.

– Потому что перед каждой битвой, господин, он приносит коня в жертву Тору и мочит свои волосы в крови животного.

– Да. – Альфред прислонился к палисаду. – Как ты можешь быть уверен, что он пойдет на Феарнхэмм?

– Потому что я заманю его туда, господин. Я сделаю западню и вздерну его на наши копья.

– Женщина? – спросил Альфред, чуть вздрогнув.

– Говорят, она для него особенная, господин.

– Я тоже об этом слышал. Но Харальд заведет себе других шлюх.

– Она – не единственная причина, по которой он явится в Феарнхэмм, господин. Но хватило бы и ее одной.

– Женщины приносят грех в этот мир, – проговорил Альфред так тихо, что я едва расслышал его.

Прислонившись к дубовым бревнам парапета, он смотрел в сторону маленького города Годелмингама, что лежал в нескольких милях к востоку. Людям, которые там жили, приказали бежать, и теперь единственными тамошними обитателями были пятьдесят моих человек, что стояли на страже, чтобы предупредить нас о приближении датчан.

– Я надеялся, что датчане больше не возжелают моего королевства, – печально произнес Альфред, нарушив молчание.

– Они всегда будут желать захватить Уэссекс, – ответил я.

– Все, о чем я прошу Бога, – продолжал король, не обратив внимания на мои слова, – это чтобы Уэссекс был в безопасности и чтобы им правил мой сын.

Я ничего не ответил на это. Не существовало закона, который провозглашал бы, что сын должен стать преемником своего отца-короля. А если бы такой закон существовал, Альфред не был бы правителем Уэссекса. Он стал преемником своего брата, хотя у этого брата имелся сын, Этельвольд, отчаянно желавший стать королем. Когда отец его умер, Этельвольд был слишком молод, чтобы взойти на трон, но теперь ему было лет тридцать – возраст, в котором мужчина достигает наивысшего расцвета в том, чтобы вдребезги упиться.

Альфред вздохнул и выпрямился.

– Ты будешь нужен Эдуарду в качестве советчика, – сказал он.

– Я должен чувствовать себя польщенным, господин, – проговорил я.

Альфред услышал покорную нотку в моем голосе, и она ему не понравилась. Он напрягся, и я ожидал его обычного выговора, но король скорее огорчился, чем рассердился.

– Господь благословил меня, когда я взошел на трон, – тихо сказал он. – Господин Утред, казалось невозможным, что мы в силах сопротивляться датчанам. Однако милостью Божьей Уэссекс уцелел. У нас есть церкви, монастыри, школы, законы. Мы создали страну, где обитает Бог, и мне не верится, что воля Господа заключается в том, что все это должно исчезнуть, когда меня призовут предстать пред Его судом.

– Может, до этого момента еще много лет, господин, – сказал я все тем же почтительным тоном.

– Не будь дураком! – прорычал Альфред с внезапным гневом.

Он содрогнулся, на мгновение прикрыл глаза, а когда заговорил снова, голос его был тихим и безжизненным.

– Я чувствую приближение смерти, господин Утред. Это похоже на засаду. Я знаю – она там, и ничего не могу поделать, чтобы ее избежать. Она заберет меня и уничтожит, но я не хочу, чтобы вместе со мной она уничтожила Уэссекс.

– Если такова воля вашего Бога, – грубо сказал я, – тогда я ничего не могу поделать, да и Эдуард не в силах этого остановить.

– Мы не марионетки в руках Божьих, – раздраженно проговорил Альфред. – Мы все – его инструменты. Мы выковываем нашу судьбу.

Он с горечью посмотрел на меня, потому что никогда не мог простить, что я предпочел христианству другую веру.

– Разве ваши боги не вознаграждают вас за хорошее поведение? – спросил король.

– Мои боги своенравны, господин.

Я узнал слово «своенравны» от епископа Эркенвальда, который использовал его как оскорбление. Но как только я узнал, что оно означает, слово понравилось мне. Мои боги своенравны.

– Как ты можешь служить своенравному богу? – спросил Альфред.

– Я и не служу.

– Но ты сказал…

– Что они своенравны, – перебил я, – но так уж они развлекаются. Моя задача – не служить им, а развлекать их, и, если мне это удастся, они вознаградят меня в следующей жизни.

– Развлекать их?

Судя по голосу Альфреда, он был шокирован.

– Почему бы и нет? – вопросил я. – У нас есть кошки, собаки и соколы, которых мы держим для своего удовольствия, и боги создали нас для того же. Зачем тебя создал твой Бог?

– Для того, чтобы я был его слугой, – твердо проговорил Альфред. – Если я – кошка Бога, тогда я должен ловить мышей дьявола. Это – долг, господин Утред, долг.

– Ну, а мой долг – поймать Харальда и отсечь ему голову, – ответил я. – Полагаю, это развлечет моих богов.

– Твои боги жестоки, – сказал он.

– Люди жестоки, – ответил я, – а боги сотворили нас подобными себе. Некоторые боги добры, некоторые жестоки. Вот и мы такие же. Если это позабавит богов, Харальд снесет мою голову с плеч. – Я прикоснулся к своему амулету-молоту.

Альфред поморщился.

– Бог сделал нас своими инструментами, и я не знаю, почему он выбрал тебя, язычника. Но он и вправду выбрал тебя, и ты хорошо мне служил.

То, с каким жаром говорил король, удивило меня, и я склонил голову в знак признательности.

– Благодарю, господин.

– А теперь я хочу, чтобы ты послужил моему сыну.

Я должен был знать, что надвигается, но почему-то эта просьба застала меня врасплох.

Мгновение я молчал, пытаясь придумать, что сказать.

– Я согласился служить тебе, господин, – наконец ответил я, – и служил тебе, но у меня есть свои битвы, которые я должен пройти.

– Беббанбург, – негромко проговорил он.

– Он – мой, – твердо ответил я. – И, прежде чем я умру, я желаю видеть мое знамя, развевающееся над его воротами, и моего сына, достаточно окрепшего, чтобы его защитить.

Альфред пристально посмотрел на зарево вражеских огней. Я заметил, как широко разбросаны эти огни – это говорило о том, что Харальд еще не сосредоточил свою армию в одном месте.

«Чтобы собрать всех грабящих села, нужно время, – подумал я, – значит, битвы не будет ни завтра, ни послезавтра».

– Беббанбург, – сказал Альфред, – островок англичан посреди моря датчан.

– Верно, господин, – ответил я, заметив, что он употребил слово «англичане».

Слово это включало в себя все племена, явившиеся сюда из-за моря, будь то саксы, англы или юты, и говорило об амбициях Альфреда, которые он теперь ясно выразил.

– Лучший способ обезопасить Беббанбург, – продолжил Альфред, – это сделать так, чтобы его окружало больше английских земель.