Дорога ветров - Ефремов Иван Антонович. Страница 68
За Мандал-Гоби торчали многочисленные камни, серо-голубые, а не темные, как в Чойрене. У Дагши-Гуин-худука («Колодец трудной доступности») плоская глинистая котловина окрасилась в светло-кофейный цвет. На ней' ярко голубели пятна, полосы и извивы прошлогодней полуистлевшей травы. Дальше на юг вновь появилась черная щебенка, а красная глина котловин пламенела в вечернем солнце, образуя черно-красный узор равнины.
Иногда все кругом становилось черным, и только дорога, на которой снесен щебень и обнажена глина, вилась красной лентой в темную даль. Поражала жалкая покорность перекати-поля — это тени растений, обреченно несомые в неизвестную даль свирепым ветром пустыни.
В разрушенном монастыре Олдаху-хид все расписные деревянные постройки, виденные нами в 1946 году, бесследно исчезли. Цепь субурганов — белых башенок на кубических основаниях — по-прежнему стояла у края темно-серой, поразительно плоской и безотрадной равнины, а позади — цепь голубых гор и красное запыленное небо с низкими тучами.
Иногда шедший позади «Волк» перегонял мою машину. В окошечко кабины виднелось «командирское» лицо Малеева, похожего на английского генерала, приветливо махавшего рукой. Я с беспокойством наблюдал за ним — его мучили приступы сердечной болезни, из-за которой теперь нам приходилось отправлять его в Москву.
— Ну как? — бодро спросил я Малеева на очередном «перекуре». Он помрачнел и принялся тереть ладонью выбритую до синевы щеку.
Болит и временами лезет к горлу! — ответил Малеев, подразумевая сердце.
— Напрасно поехали! — тревожно отозвался я. Ведь врачи запретили…
— Да надо же посмотреть хоть Южную Гоби… А дальше — видно, не судьба! Может быть, на следующий год?..
На следующий год Малеев снова участвовал в экспедиции. Наученные горьким опытом, мы берегли от физической работы товарища, и он развил бурную деятельность, начальствуя раскопками в Западной Гоби и в грозном Нэмэгэту…
Первое мая мы встретили в гигантской щебнистой впадине к северу от аймака. Страшные шквалы песчаной бури заставляли порой содрогаться наши тяжелые машины. Желтый песчаный туман заволок все вокруг. По равнине неслись густые желтые облака и смерчи, взвивающиеся в низкое серое небо. Из-под колес машин резко забрасывались вбок длинные хвосты песка. В щелях кабины над ухом — наглый, издевательский свист ветра на высоких нотах. Но, когда мы на следующий день подъезжали к Баин-Дзаку, тишина, покой и прозрачность воздуха были поразительны. При спуске с края щебнистого плато красные обрывы Баин-Дзака, прозванные американцами «пылающими утесами», в дневном солнце были не красными, а цвета червонного золота. Нагретый воздух на черном щебне в дне котловины стелился вокруг утесов как бы голубеющей водой. Получилось красочное зрелище золотого замка с высокими стенами и башнями, стоящего посредине мутно-голубого озера.
Еще в аймаке мы получили записку от Эглона, извещавшего о находке нового «неведомого зверя». Вручив товарищам почту и обменявшись несколькими словами, я поспешил посмотреть находку. У подошвы красных стен, на верхушке небольшого холмика, лежал на брюхе скелет невиданного динозавра, около четырех метров длины. Толстые ребра, словно обручи, опоясывали необыкновенно широкое и плоское тело, короткие лапы были подогнуты под брюхо, а вытянутый струной хвост заканчивался широкой костной лепешкой из двух секирообразных шипов. Хвост был сплошь оплетен окостеневшими сухожилиями и усажен с боков длинными шипами. Отдельные шипы усеивали все тело животного и обрамляли лапы с наружной стороны. Это животное, оборонявшееся от нападений хвостом, превращенным в ударную булаву, принадлежало к панцирным динозаврам. Найденный нами экземпляр еще не имел сплошного костяного покрытия, как более поздние панцирные динозавры — анкилозавры, выкопанные нами в Баин-Ширэ. Это был предок анкилозавров, и потому красные пески Баин-Дзака должны считаться более древними, чем пурпурные глины Баин-Ширэ. Новый динозавр получил впоследствии от описавшего его Малеева наименование сирмозавра, что значит «ползающий ящер». Он обитал в сухих местах и, вероятно, находил себе убежище, закапываясь в песок. По общему строению тела новый динозавр очень походил на фри-нозому — шипоносную жаботелую ящерицу современных мексиканских пустынь, не только внешним обликом, но и образом жизни. Я сразу же понял, что мы натолкнулись на неведомого до сих пор ящера. Кости скелета оказались чрезвычайно хрупкими и при неосторожном прикосновении рассыпались в зернистый белый порошок. Очень осторожно мы вырезали из рыхлого песчаника, или, вернее, плотного песка, в котором лежал скелет, почти правильный куб. Эглон тщательно заделал его в монолит около четырех тонн весом. Хвост отделили и заключили в длинный ящик. Впоследствии этот монолит, укрепленный поперечными ребрами и окованный железными наугольниками, выдержал все перегрузки. Скелет сирмозавра выставлен сейчас в Палеонтологическом музее Академии наук СССР.
Здесь же были найдены остатки и других ящеров — предков рогатых динозавров — протоцератопсов, а также разной формы и величины яйца, принадлежавшие небольшим динозаврам.
Особенно тщательному исследованию мы подвергли палеоценовые отложения Гашато. Эти отложения, открытые американцами, мы посетили в 1946 году, но неудачно.
Палеоцен — эпоха в самом начале третичного периода, непосредственно следующая за меловым, когда на всей Земле еще господствовали исполинские пресмыкающиеся, а редкие и мелкие млекопитающие не играли значительной роли в наземной жизни. В палеоцене уже только млекопитающие представляют собой господствовавшее население материков. Гигантские ящеры исчезают с концом мелового периода. С этих пор на Земле продолжают существование только таящиеся в своих древних убежищах жизни пресмыкающиеся — крокодилы и черепахи. Между палеоценом и верхними слоями мела проходит рубеж великого перелома в истории животного мира. Действительно, в палеоцене мы находим только млекопитающих и сразу все главные их группы, включая даже летающих зверей — рукокрылых и линию предков человека — приматов.