Птица солнца - Смит Уилбур. Страница 19

– Да, что греха таить, мой брат Ксаи мастер перевирать. Вспомни его рассказ о Лунном городе.

– Какое прекрасное название! Давай сохраним его, – предложила Салли. – А как ты думаешь, может, дедушка Ксаи и впрямь видел белого призрака?

– Вероятно, это был один из старых охотников или путешественников. Вспомни, мы сами чуть не получили статус духов.

– И не только фигурально, но и буквально, – напомнила Салли.

Луна во всем своем великолепии шествовала по небу, разговор шел своим чередом. Время от времени серьезное обсуждение переходило в выкрики:

– О Бен, это чудесно! У нас целый финикийский город, который предстоит исследовать. И все это только наше!

Или:

– Боже, Сал! Всю жизнь я мечтал о чем-то подобном.

Лишь далеко заполночь мы вернулись на землю, и Салли задала вопрос, имеющий практическое значение.

– Что нам делать, Бен? Нужно ли сообщать Лорену Стервесанту?

Я медленно налил себе еще виски, обдумывая вопрос.

– Как ты думаешь, Сал, не прорыть ли нам небольшой шурф, совсем небольшой, в основании? Только чтобы убедиться, что мы не выставим себя на посмешище.

– Бен, ты знаешь первейшее правило. Не рой наудачу. Ты можешь разрушить что-нибудь ценное. Надо подождать организованных раскопок, в нужной последовательности.

– Знаю, Сал. Просто не могу сдержаться. Один маленький шурф?

– Ну хорошо, – она улыбнулась. – Всего один маленький шурф.

– Наверно, надо поспать. Уже третий час.

Когда мы засыпали, Салли пробормотала мне в щеку:

– Я по-прежнему гадаю, что же произошло с нашим городом. Если бушмен не соврал, стены и башни рассеялись в воздухе.

– Да. Интересно будет выяснить.

Со всей силой характера, которую я иногда проявляю, я отверг искушение выкопать траншею внутри храмовой стены и выбрал место на фундаменте внешней стены в надежде причинить минимальный ущерб.

Салли жадно следила за моими действиями и иногда не просто советовала, а вмешивалась, я же с помощью обрывков своей рубашки наметил очертания будущей траншеи. Узкая щель три фута шириной и двадцать длиной, под прямым углом к основанию, должна была открыть пересечение горизонтов.

В своем блокноте Салли тщательно отметила положение каждого нашего условного знака. Я подготовил фотоаппараты, инструменты и брезент с «лендровера». Наша траншея пройдет всего в тридцати ярдах от палатки. Мы разбили лагерь буквально на древней стене.

Я расстелил брезент (буду складывать туда землю из траншеи), потом снял рубашку и отбросил в сторону. Я больше не стыдился обнажать свое тело при Салли. Поплевал на ладони, запомнил расположение ленточек, взял кирку и взглянул на Салли. Та в широкополой шляпе сидела на брезенте, поджав ноги.

– Готова? – я улыбнулся ей.

– До конца, партнер? – спросила она, и я был неприятно поражен. Это наши с Лореном слова. Другим мы их не говорим. Потом я вдруг подумал: «Какого дьявола? Ее я ведь тоже люблю».

– До конца, девушка, – согласился я и взмахнул киркой. Приятно было ощутить в руках легкую, как перышко, кирку; ее жало глубоко врезалось в песчаную почву. Я работал неторопливо, время от времени меняя кирку на лопату, но скоро пот ручейками заструился по моему телу и пропитал брюки. Землю из траншеи я выбрасывал на брезент. Салли начала тщательно ее просеивать. Она весело болтала во время работы, я в ответ только ухал, очередной раз взмахивая киркой.

К полудню я отрыл траншею на всю длину и на глубину в три фута. На восемнадцатидюймовой глубине песчаную почву сменил темный красноватый суглинок, еще влажный от недавних дождей. Мы отдохнули, поели консервов и выпили бутылку виндхукского пива, чтобы восполнить потерянную мной влагу.

– Знаешь, – Салли задумчиво смотрела на меня, – когда привыкнешь, в твоем теле обнаруживается странная красота.

Я покраснел до слез.

Я работал еще с час, потом кирка выбросила что-то черное. Я ударил еще раз – опять черное. Я отбросил кирку и нагнулся к дну траншеи.

– Что там? – сейчас же спросила Салли.

– Пепел, – сказал я. – Угли.

– Древний очаг, – предположила она.

– Возможно, – я решил не спешить соглашаться, чтобы потом иметь возможность подтрунивать над ее торопливостью. – Возьмем образцы для датирования.

Теперь я работал осторожно, стараясь вскрыть слой с пеплом, не задев его. Мы собрали образцы, выяснив, что толщина слоя пепла в разных местах колеблется от четверти дюйма до двух дюймов. Салли отметила глубину залегания и положение каждого образца, а я сфотографировал траншею и наши метки.

Потом мы распрямились и переглянулись.

– Слишком велико для очага, – сказала она, и я кивнул. – Дальше углубляться не надо, Бен. Кирка и лопата тут не годятся.

– Знаю, – сказал я. – Половину траншеи мы оставим, постараемся не трогать слой пепла, но в другой части я намерен добраться до основания.

– Я рада, что ты так сказал, – захлопала в ладоши Салли. – Я тоже так считаю.

– Начинай с того конца, а я с этого. Пойдем друг другу навстречу. – Мы начали снимать слой пепла с половины траншеи. Сразу под пеплом я обнаружил слой твердой глины и (хоть и не сказал этого) решил, что это строительная шпатлевка. Это был явно искусственный слой, он не мог появиться сам по себе.

– Осторожней, – предупредил я Салли.

– Велел человек с киркой и лопатой, – саркастически пробормотала она, не поднимая головы, и почти немедленно сделала первое открытие в руинах Лунного города.

Я пишу это, а передо мной – ее блокнот с грязными следами пальцев на страницах, где крупным девичьим почерком написано:

Траншея 1. Знак АС. 6.П.4. Глубина 4'2,5".

Предмет. Одна стеклянная бусина. Овальная. Голубая. Окружность 2,5 мм. С отверстием. Слегка смята.

Прим.: Найдена в слое пепла на уровне 1.

№ находки 1.

Эта лаконичная запись не дает представления о нашей радости, о том, как мы обнимались и смеялись при свете солнца. Типичная финикийская голубая торговая бусина. Я зажал этот крошечный стеклянный шарик в кулаке.

– Сберегу ее и затолкаю им в зад, – пригрозил я.

– Если зад у них такой же узкий, как мозги, тебе придется попотеть, дорогой Бен.

Я начал работать маленькой киркой и через пятнадцать минут сделал второе открытие. Обгорелый обломок кости.

– Человеческая? – спросила Салли.

– Возможно, – ответил я. – Головка бедренной кости человека, ствол сгорел.

– Каннибализм? Кремация? – предположила Салли.

– Можно только гадать.

– А ты сам что думаешь?

Я долго молчал, собираясь с мыслями, потом сказал:

– Я думаю, на этом уровне Лунный город был разграблен и сожжен, его обитатели перебиты, стены снесены и здания разрушены.

Салли негромко присвистнула, изумленно глядя на меня.

– И все это на основании одной бусины и куска кости – вот кто самый большой выдумщик нашего времени!

* * *

Вечером в ответ на громогласные расспросы Ларкина я сказал:

– Спасибо, Питер. У нас все в порядке. Нет, нам ничего не нужно. Да. Хорошо. Пожалуйста, передайте мистеру Стервесанту, что перемен никаких, сообщить нечего.

Я выключил радио, стараясь не смотреть на Салли.

– Да, – строго заметила она, – ты должен стыдиться такой гнусной лжи.

– Ты же сама сказала, что это всего лишь бусина и обломок кости.

Но два вечера спустя я лишился оправданий, поскольку, углубив траншею до семи футов пяти дюймов, обнаружил первый из четырех горизонтальных рядов каменной кладки. Прямоугольные камни искусно обтесаны. Зазоры между ними такие тонкие, что туда не просунуть даже лезвие ножа. Камни больше, чем в постройках Зимбабве, явно предназначенные для того, чтобы выдерживать вес большого здания. Средняя их величина – четыре на два и на два фута. Высечены из красного песчаника, схожего с тем, из которого состояли холмы, и при первом же взгляде на эти камни становилось ясно: это работа искусных ремесленников, представителей высокоразвитой и богатой цивилизации.

В тот вечер я связался с Ларкиным.