Лоцман - Купер Джеймс Фенимор. Страница 14

Поймите меня правильно, Барнстейбл: я ни в коем случае не желаю, чтобы вы отважились высадиться на берег, и заклинаю вас нашей любовью не проливать крови. Однако, для того чтобы вы лучше представляли себе место, где мы томимся, и людей, которые нас окружают, я опишу вам и тюрьму и гарнизон. Здание целиком построено из камня, поэтому вторгнуться в него с малыми силами невозможно. В нем столько поворотов и закоулков, что рассказать о них я просто не в силах. Комнаты, которые мы занимаем, находятся наверху, на третьем этаже флигеля, который, если вы настроены романтически, можно назвать башней. В действительности это просто крыло замка. Ах, если б я могла улететь с помощью этого крыла! Если вы случайно окажетесь поблизости, то узнаете наши комнаты по трем закопченным флюгерам, которые вертятся над остроконечной крышей, а также по обычно открытым окнам. Напротив наших окон, на расстоянии полумили, находятся какие-то необитаемые развалины, почти скрытые от взоров небольшой рощей. Под сводами этих развалин можно найти если не слишком комфортабельное, но все же убежище. Пользуясь объяснениями, которые вы когда-то мне дали, я приготовила набор сигнальных флажков из шелка различных цветов и небольшой разговорник, который, мне кажется, может нам пригодиться. Эти фразы тщательно пронумерованы соответственно сочетаниям флажков. Прилагаю этот сборник сигналов к письму. У меня остается комплект флажков вместе с ключом к ним, а вы должны приготовить себе второй комплект. Если представится возможность, мы, по крайней мере, проведем несколько минут в приятной беседе: вы - с крыши старой башни в развалинах, а я - из восточного окна моего будуара!

Теперь я расскажу вам о гарнизоне. Кроме коменданта, должность которого исполняет сам полковник Говард со всем пылом своей прежней военной профессии, есть еще его помощник, Кит Диллон, несчастье жизни Сесилии. У него длинная физиономия с черными глазами, полными презрения ко всему на свете, и кожа такого же цвета. Этот джентльмен, как вам известно, - дальний родственник Говардов, а теперь он возымел желание породниться с ними ближе. Он, правда, беден, зато, как ежедневно повторяет полковник, добрый верноподданный, а не мятежник. Когда я поинтересовалась, почему в эти тревожные времена Диллон не поднял оружие в защиту любимого венценосца, полковник ответил, что это не его обязанность, ибо он воспитан для служения закону и готовится занять одно из самых важных судейских мест в колониях. Полковник добавил, что надеется дожить до тех времен, когда многообещающий молодой человек приговорит некоторых джентльменов (имен он не назвал) к достойному наказанию. Это, конечно, было весьма утешительно, и я смолчала. Однако Диллон вместе с нами покинул Каролину и сейчас находится в аббатстве, намереваясь и впредь оставаться здесь, если вы не поймаете его и не произнесете над ним приговора, которым он грозит вам. Именно этого джентльмена полковник хочет видеть мужем Сесилии, и, с тех пор как до нас дошли слухи о вашем прибытии к английским берегам, осада почти перешла в штурм. Это привело к тому, что кузина сначала сама заперлась в своей комнате, а потом ее там запер полковник. И сейчас ей даже не разрешают выходить из флигеля, в котором мы живем. Кроме этих двух главных тюремщиков, нас охраняют четверо слуг мужского пола: двое негров и двое белых, и офицер с двадцатью солдатами, присланный к нам из соседнего города по особому приглашению полковника. Они останутся здесь до тех пор, пока берег не будет очищен от «пиратов»! Да, так сладкозвучно они именуют вас, а когда их собственные солдаты высаживаются на берег, грабят, разбойничают, убивают мужчин и оскорбляют женщин, их называют героями! Очень интересно придумывать клички и составлять словари. Ваша вина, если окажется, что мой словарь был составлен напрасно. Когда я припоминаю все оскорбления и ругательства, которыми здесь, в Англии, осыпают мою родину и мой народ, я выхожу из себя и забываю о том, что я женщина. Но я не хочу, чтобы мое раздражение привело вас к какому-нибудь необдуманному поступку. Помните о собственной жизни, помните об их тюрьмах, помните о вашем добром имени и не забывайте, не забывайте вашу

Кэтрин Плауден.

P.S. Я чуть не забыла сказать вам, что в сборнике сигналов вы найдете более подробное описание нашей тюрьмы, сведения о ее расположении и план всей местности».

Дочитав послание, Гриффит возвратил его тому, кому оно было адресовано, и, откинувшись на спинку стула, глубоко задумался.

- Я знал, что она здесь, иначе я принял бы пост, который мне предлагали наши комиссары в Париже, - наконец промолвил он. - Я надеялся, что счастливый случай поможет мне встретиться с ней, но никак не ожидал, что окажусь в такой близости от нее! Раз у нас есть эти сведения, мы должны действовать быстро и решительно. Бедняжка! Что только ей не приходится сейчас испытывать!

- Какой у нее прекрасный почерк! - воскликнул Барнстейбл. - Четкие буквы, изящные и маленькие, как ее пальчики. Гриффит, вот если бы ей вести вахтенный журнал!

- Сесилии Говард прикасаться к грубой бумаге вахтенного журнала? - удивленно воскликнул Гриффит, но, заметив, что Барнстейбл углубился в письмо возлюбленной, понял, что каждый из них думает о своей любимой, и, улыбнувшись, замолчал.

После нескольких минут хладнокровного размышления Гриффит попросил друга рассказать ему, как и при каких обстоятельствах он встретился с Кэтрин Плауден. Барнстейбл кратко изложил все события, уже известные читателю.

- Значит, - сказал Гриффит, - Мерри - единственный, кроме нас, кто знает об этой встрече. Думаю, что, дорожа честью своей родственницы, он не будет болтать.

- Ее честь не нуждается в защите, мистер Гриффит! - вскричал Барнстейбл. - Она такая же незапятнанная, как паруса над вашей головой, и…

- Тише, милый Ричард! Прошу прощения: вероятно, мои слова можно истолковать несколько иначе, чем я предполагал. Но очень важно, чтобы все наши шаги были осторожны и оставались тайной.

- Мы должны увезти их обеих, - сказал Барнстейбл, уже забыв о минутном недоразумении, - и сделать это раньше, чем нашему старику заблагорассудится покинуть эти берега. Вам что-нибудь известно о его инструкциях или он молчит о них?

- Он безмолвен как могила. Впервые мы покинули порт без того, чтобы он откровенно поговорил со мной о целях нашего плавания. И с тех пор как мы вышли из Бреста, он еще ни слова мне не сказал.

- Причиной этому ваша застенчивость - все вы такие в Джерси! Подождите, пока я с моим восточным любопытством подойду к нему. Клянусь честью, через час мне все будет известно!

- Коса найдет на камень - вот и все, чем это кончится, - засмеялся Гриффит. - Увидите, он будет увертываться так же ловко, как вы - допрашивать его.

- Во всяком случае, у меня нынче будет возможность попытаться. Он послал за мной для участия в офицерском совете - вероятно, по какому-то важному вопросу.

- Ничего не слышал, - ответил Гриффит, подняв пытливый взгляд на приятеля. - Что он собирается объявить?

- Об этом вам придется спросить у вашего лоцмана, потому что во время разговора со мной старик каждую минуту посматривал на него, словно ожидая команды для маневра.

- Вокруг этого человека и в наших отношениях с ним есть какая-то тайна, постичь которую я не в силах, - сказал Гриффит. - Но я слышу - меня зовет Мануэль. Нас ждут в капитанской каюте. Помните, вы не должны покинуть фрегат, не повидавшись со мной еще раз!

- Нет-нет, мой дорогой друг, после общего совета у капитана мы удалимся на частный совет!

Молодые люди встали, и Гриффит, сбросив куртку, в которой выходил на палубу, надел парадный сюртук. Взяв шпагу, он направился вслед за товарищем по проходу, уже нами описанному, на батарейную палубу, откуда они вошли, приветствуя собравшихся, в командирский салон.

ГЛАВА VII

Семпроний, говори!

Аддисон, «Катон»