Всадник без головы (худ. Н. Качергин) - Рид Томас Майн. Страница 61

Луиза Пойндекстер не видела для себя другого выхода, как только ехать к берегам Аламо. Не было никого, кто бы мог удержать ее, никого, кто бы сказал ей: «Нет!»

Розыски по делу убийства продолжались всю ночь, и никто еще не вернулся.

Луиза хотела узнать всю правду. Одно из двух: либо она успокоит свое сердце, либо оно будет разбито. Даже последнее казалось ей лучше тех мучительных сомнений, в которых она беспомощно металась. Воля самого отца едва ли могла бы удержать ее от этой поездки.

* * *

Солнечный восход застал Луизу в седле. Выехав из ворот Каса-дель-Корво, она направилась в прерию по уже знакомой тропе. Двадцать миль отделяли Каса-дель-Корво от уединенной хижины мустангера. Не прошло и двух часов, как Луиза примчалась на своем быстроногом мустанге к цели своего путешествия. Луиза уже не испытывала отчаяния — печаль ее сердца озарялась искрами надежды.

Но они погасли, как только она переступила порог хакале. Подавленный крик вырвался из ее груди. Казалось, он был последним воплем наболевшего сердца. В хижине была женщина.

Всадник без головы (худ. Н. Качергин) - pic_20.png

Для молодой креолки всё стало ясно… Она видела перед собой женщину, автора любовного письма. Свидание, повидимому, все-таки состоялось.

Боль, стиснувшая сердце Луизы, едва ли может быть передана словами.

Не менее ясны и не менее мучительны были и выводы Исидоры. Мексиканка поняла, что для нее уже больше нет места в сердце Мориса. Слишком долго ловила она бессвязные речи больного, чтобы сомневаться в горькой правде. На пороге стояла женщина, которая заняла ее место.

Лицом к лицу, с горящими глазами, стояли они друг перед другом. Обе, страстно влюбленные в одного и того же человека, обе, терзаемые ревностью, обе вблизи него — увы, не чувствовавшего присутствия ни той, ни другой. Каждая из них считала другую своей счастливой соперницей. Луиза не слыхала тех слов, которые бы успокоили ее, но они до сих пор звучали в ушах Исидоры, терзая ее сердце.

Это была сцена безмолвной вражды. Они не обменялись ни словом. Ни одна из них не просила объяснений у другой — в этом не было необходимости. Бывают моменты, когда слова излишни. Это был взаимный вызов оскорбленной любви, выраженный только огненными взглядами и презрительными складками в уголках рта.

Эта сцена едва ли длилась больше двадцати секунд. Она кончилась тем, что Луиза Пойндекстер повернулась и направилась к выходу. В хижине Мориса Джеральда нет места для нее!

Исидора тоже вышла, почти наступая на шлейф своей соперницы. Одна мысль была в ее голове: в хижине Мориса Джеральда нет места для нее!

Казалось, они обе торопились покинуть как можно скорее хакале. Серая лошадь стояла ближе, мустанг — дальше. Исидора первая была в седле. Когда она проезжала мимо Луизы, та уже тоже садилась на лошадь, готовясь тронуться в путь. Снова соперницы обменялись взглядами. Ни один из них нельзя было назвать торжествующим, но в них не видно было и прощения.

Взгляд креолки был полон грусти, гнева и удивления. Последний же взгляд Исидоры, сопровождавшийся вульгарным восклицанием: «Сагау!», был полон бессильной злобы.

Глава LX

ПРЕДАТЕЛЬНИЦА

Под ярким солнцем, сияющим над Аламо, ехала Исидора, полная мрачных мыслей. Ее терзала жажда мести.

Это чувство спасало ее от отчаяния.

Исидора остановилась перед крутым подъемом. Над ней простирались огромные темные ветви кипариса. Эта мрачная тень была ближе ее наболевшему сердцу, чем радостные лучи солнца.

«Мне нужно было убить ее на месте. Не вернуться ли, чтобы бросить ей смертельный вызов? Но если я и убью ее, что толку? Ведь этим не вернешь его сердце. Оно потеряно, потеряно навсегда! Только ее образ царит в нем. А для меня не осталось даже искры надежды!. Нет, это он должен умереть! Он сделал меня несчастной. Но если я убью его, что тогда? Во что превратится моя жизнь? В нестерпимую пытку! А сейчас… разве это не пытка? Я не могу больше терпеть! И не вижу другого выхода, кроме мести. Не только она, но и он — оба должны умереть!.. Но не сейчас, а тогда, когда он сможет осознать, от чьей руки он погиб! О, пусть чувствует всю силу моей мести!. Святая дева, дай мне силы отомстить!»

Исидора пришпорила лошадь и быстро поднялась по крутому откосу.

Выехав на равнину, она не остановилась и не дала лошади отдохнуть, а помчалась неистовым галопом по прерии.

Предоставленный самому себе, конь скакал в каком-то неопределенном направлении. Всадница, казалось, не обращала на это никакого внимания. Со склоненной головой, погрузившись в глубокие думы, она не замечала ничего вокруг.

Только после того, как ее конь остановился, Исидора, очнувшись, заметила на открытой равнине группу всадников.

«Индейцы? Нет, белые. Техасцы», — решила она.

Не имея никакого основания бояться всадников, мексиканская девушка не хотела встречаться с ними сейчас. В другое время она не стала бы избегать встречи, но в минуту горя ей не хотелось попасть под обстрел вопросов и любопытных взглядов.

Еще есть время скрыться. По-видимому, всадники еще не заметили ее. Круто свернув в чащу леса, можно остаться незамеченной.

Но не успела Исидора этого сделать, как ее конь громко заржал. Двадцать других лошадей ответили ему.

Все же еще можно уйти. Наверняка всадники бросятся в погоню за ней. Но догонят ли ее, особенно по этим тропинкам леса, так хорошо ей знакомым?

Она уже готова была пришпорить свою лошадь, но тотчас снова повернула ее назад и очутилась лицом к лицу с отрядом, который мчался прямо на нее.

«Разбойники? Нет! Слишком хорошо одеты для бродяг. Это, должно быть, отряд разведчиков во главе с отцом убитого Генри. Да, да, это они. О боже! Вот возможность отомстить, она идет прямо мне в руки. В этом, наверно, воля божья».

Вместо того чтобы свернуть в заросли, Исидора выехала на открытое место и с вызывающим видом направилась навстречу всадникам. У нее созрел предательский план. Она натягивает поводья и ждет их приближения.

Через минуту мексиканка оказалась в центре обступившего ее со всех сторон отряда.

Это обстоятельство ее ничуть не встревожило. Она не испугалась людей, так бесцеремонно окруживших ее. Некоторых из них она знала по виду. Пожилого человека, который, повидимому, являлся их руководителем, она никогда не видела, но инстинктивно догадывалась, кто он. Это, вероятно, отец убитого юноши и девушки, которую она хочет видеть убитой или, во всяком случае, опозоренной. О, какой благоприятный случай!

— Вы говорите по-французски, мадемуазель? — спросил ее Вудли Пойндекстер.

— Плохо, сэр. Лучше говорите по-английски.

— О, по-английски? Тем лучше для нас. Скажите мне, мисс, вы никого не встретили по дороге? Я хочу сказать — не встретили ли вы каких-либо всадников или, быть может, заметили чей-нибудь лагерь?

Исидора не то колебалась, не то обдумывала свой ответ.

Плантатор продолжал свои расспросы с чрезвычайной вежливостью:

— Разрешите вас спросить: где вы живете?

— На Рио-Гранде, сеньор.

— Вы сейчас прямо оттуда?

— Нет, с Леоны.

— С Леоны!

— Это племянница старого Мартинеца, — объяснил один из присутствующих. — Его плантации прилегают к вашим, мистер Пойндекстер.

— Да, я племянница дона Сильвио Мартинеца.

— Значит, вы едете прямо из дому? Простите, может быть это вам покажется навязчивостью с моей стороны, но уверяю, мисс, мы расспрашиваем вас не из праздного любопытства. Нас побуждают к этому очень серьезные причины, более чем серьезные.

— Да, я еду прямо из гасиенды Мартинеца, — ответила Исидора, делая вид, что не обратила внимания на последнюю фразу плантатора. — Я выехала из дома моего дяди ровно два часа назад.

— Тогда, без сомнения, вы слышали, что совершено убийство?