Власть меча - Смит Уилбур. Страница 68

Их расставание было постепенным – не милосердным ударом гильотины, а медленным вторжением в последующие дни событий и людей, которые разлучали их, разводили, так что им приходилось скрывать слезы при каждом новом рывке, при каждом повороте в этой затянувшейся агонии.

С того утра, когда они достигли пограничной станции Рунду и вышли на берег, где их ждал полицейский сержант, старший на станции, они постоянно находились с чужими людьми, всегда вынужденные быть настороже, и каждый взгляд, которым они тайком обменивались, каждое слово или вороватая ласка заставляли их все острее сознавать неизбежность расставания. Это мучение завершилось, только когда пыльный полицейский грузовик через последние холмы доставил их в Виндхук.

Их ждали: любящая Изабелла, трогательная в инвалидном кресле, и ее дочери, смеющиеся, озорные феи, соперничающие за объятия Блэйна; начальник полиции и секретарь администратора территории, толпы чиновников, корреспондентов и фотографов; Твентимен-Джонс и Эйб Абрахамс, сэр Гарри и леди Кортни, приехавшие из своего поместья в Ледибурге, как только услышали об ограблении; бесконечные выражения озабоченности и сочувствия, телеграммы от премьер-министра и от оума бааса – генерала Сматса, а также от сотен друзей и деловых партнеров.

Но Сантэн чувствовала отчужденность от этой суеты. Она смотрела на мир сквозь тонкую пелену, которая приглушала звуки и растушевывала картины, делая их похожими на сон, как будто половина ее по-прежнему плыла по прекрасной зеленой реке, теплой мягкой ночью занималась любовью под гудение москитов за защитной сеткой, шла рука об руку с любимым – высоким, сильным, добрым, с мягкими зелеными глазами, руками пианиста и смешными торчащими ушами.

Из своего вагона она позвонила Шасе и постаралась с воодушевлением встретить известие, что он теперь капитан крикетной команды и что его отметки по математике наконец стали лучше.

– Не знаю, когда я вернусь в Вельтевреден, chеri. Мне очень о многом нужно позаботиться. Боюсь, алмазы нам не вернуть. Предстоят переговоры с банком, мне придется отдавать новые распоряжения. Нет, конечно нет, глупый мальчик! Конечно, мы не бедны, еще нет, но миллион фунтов – большая потеря. Здесь будет суд. Да, он ужасный человек, Шаса, но я не знаю, повесят ли его. Боже, нет! Нам не позволят посмотреть…

В первый день разлуки она дважды звонила в резиденцию в надежде, что подойдет Блэйн, но отвечали женщины – секретарь или Изабелла, и оба раза Сантэн вешала трубку, ничего не сказав.

На следующий день они встретились в кабинете администратора. Блэйн созвал пресс-конференцию, и в приемной собралась толпа журналистов и фотографов. И опять присутствовала Изабелла, а Блэйн стоял за ней, внимательный, озабоченный и невозможно красивый. От Сантэн потребовалось все ее лицедейство, чтобы по-дружески обменяться с ним рукопожатием, потом пошутить с прессой и даже позировать рядом с Блэйном, ни разу не позволив себе ни малейших проявлений чувств. Но потом, на обратном пути в контору «Горно-финансовой компании Кортни», ей пришлось свернуть на боковую дорогу и немного посидеть, собираясь с силами. У нее не было возможности обменяться с Блэйном ни одним словом наедине.

Ее ждал Эйб. Едва она появилась, он вслед за ней поднялся по лестнице и вошел в кабинет.

– Сантэн, вы опоздали. Вас ждут в конференц-зале уже почти час. И нельзя сказать, что проявляют терпение.

– Пусть ждут! – ответила она с уверенностью, которой не чувствовала. – Им придется к этому привыкнуть.

Банк был ее самым крупным кредитором.

– Их ужасно испугала потеря камней, Сантэн.

Директора банка потребовали встречи, как только услышали, что она приехала в город.

– Где доктор Твентимен-Джонс?

– С ними, поливает маслом бурные воды. – Эйб положил перед ней толстую папку. – Вот расписание выплаты процентов.

Она просмотрела документы. Впрочем, она помнила эти цифры наизусть. И могла бы не заглядывая в бумаги назвать даты, и суммы, и тарифы. Она уже подробно продумала свою стратегию, но все это по-прежнему казалось туманным и невсамделишным, как в детской игре.

– Я должна узнать что-то новое, прежде чем мы войдем в логово льва? – спросила она.

– Телеграмма от Ллойда из Лондона. В страховке отказано. Груз был без охраны.

Сантэн кивнула.

– Мы этого ожидали. Подать на них в суд? Что посоветуете?

– Я считаю, это будет напрасная трата сил и времени.

– Еще что-нибудь?

– «Де Бирс». Сообщение от самого сэра Эрнеста Оппенгеймера.

– Уже принюхивается поблизости, да? – Сантэн вздохнула, пытаясь настроиться на деловой лад, но вместо этого подумала о Блэйне. Увидела, как он склоняется к инвалидному креслу. Она выбросила эту картину из головы и сосредоточилась на том, что говорил Эйб.

– Сэр Эрнест приезжает из Кимберли. Будет в Виндхуке в четверг.

– Какое совпадение, – цинично улыбнулась она.

– Он просит о встрече, как можно быстрей.

– У него нюх гиены и зоркость стервятника, – сказала Сантэн. – Он чует кровь умирающего животного за сто лиг.

– Ему нужна шахта Х’ани, Сантэн. Он тринадцать лет жаждет получить ее.

– Всем нужна Х’ани, Эйб. Банку, сэру Эрнесту, всем хищникам. Клянусь Господом, я не отдам ее без боя!

Они встали, и Эйб спросил:

– Вы готовы?

Сантэн взглянула в зеркало над камином, коснулась волос, языком провела по губам, и неожиданно все снова обрело четкость. Она шла в бой, голова у нее была ясная, ум острый… она улыбнулась сияющей, уверенной, снисходительной улыбкой. Она снова была готова.

– Идемте, – сказала она, и они вошли в длинный зал, с огромным столом из дорогой древесины и шестью большими поэтичными фресками Пернифа [16], изображающими виды пустыни. Сантэн задрала подбородок, и глаза ее уверенно сверкнули.

– Прошу прощения, джентльмены, – легко сказала она, обрушивая на них всю силу своего обаяния и сексуальной привлекательности и глядя, как они никнут перед ней. – Заверяю вас, что теперь я целиком в вашем распоряжении. Все мое внимание будет принадлежать вам столько, сколько потребуется.

В глубине ее души по-прежнему зияла пустота. На несколько кратких мгновений ее заполнил Блэйн, но теперь Сантэн отгородилась от него и укрепилась, снова была неприступна. Сантэн села в кожаное кресло во главе стола и про себя повторила, как мантру: «Х’ани принадлежит мне – никто ее у меня не отберет».

Манфред Деларей шел в темноте так же быстро, как двое взрослых мужчин, которые вели его на север. Унижение и боль расставания с отцом породили в нем новое упрямство и железную решимость. Отец назвал его девчонкой-плаксой.

– Но теперь я мужчина, – говорил он себе, широким шагом поспешая за темной фигурой Сварта Хендрика. – Я больше никогда не стану плакать. Я мужчина и буду доказывать это каждый день своей жизни. Я докажу тебе, па. Если ты еще смотришь на меня, тебе больше никогда не придется меня стыдиться.

Потом он подумал об отце, как тот одиноко умирает на холме, и горе оказалось непереносимым. Вопреки решимости мальчика, слезы грозили задушить его, и потребовалась вся его сила воли, чтобы отогнать их.

– Теперь я мужчина. – Он сосредоточился на этом. И действительно – он был высок, как мужчина, почти не уступал ростом Хендрику, а длинные ноги без устали несли его вперед. – Ты будешь гордиться мной, папа. Клянусь. Клянусь в этом перед Богом.

Он не сбавлял шага и ни разу не пожаловался за всю долгую ночь. Когда солнце поднялось над вершинами деревьев, они вышли к реке.

Как только напились, Хендрик снова повел их на север. Они шли петляя, днем удаляясь от реки и прячась в сухих лесах мопани, а ночью возвращались к воде, утоляли жажду и все часы темноты шли по берегу.

Так минуло двенадцать трудных ночей, прежде чем Хендрик решил, что они избавились от преследования.

– Когда мы перейдем реку, Хенни? – спросил Манфред.