Мичман Изи - Марриет Фредерик. Страница 12

— К сожалению, я не могу удовлетворить вашу маленькую просьбу, — ответил Джек холодно. — Я отправлюсь на корабль, когда это будет мне угодно, и прошу вас не беспокоиться на мой счёт.

Джек позвонил в колокольчик. Слуга, подслушивавший разговор под дверью, тут же появился, и прежде чем мистер Собридж, потерявший дар речи от наглости Джека, мог что-нибудь произнести, Джек сказал:

— Слуга, проводите этого джентльмена вниз.

— Клянусь богом войны! — взревел первый лейтенант. — Уж я постараюсь спровадить вас на корабль, молокосос! А когда вы окажетесь на судне, я покажу вам разницу между мичманом и первым лейтенантом.

— Сэр, я могу строить наши отношения только на принципе взаимного равенства, — возразил Джек. — Ибо мы все рождены равными, надеюсь, вы с этим согласны?

— Равными?! Чёрт возьми, уж не собираетесь ли вы командовать кораблём? Клянусь, я постараюсь рассеять ваше невежество в ближайшем будущем. А сейчас я отправляюсь к капитану Вилсону и доложу ему о вашем поведении. Зарубите себе на носу: если сегодня вечером вы не явитесь на корабль, то завтра на рассвете я пошлю сержанта с нарядом матросов притащить вас силой.

— В свою очередь будьте уверены, сэр, что я не премину сообщить капитану Вилсону, что я считаю вас наглецом и грубияном, и посоветую ему избавиться от вас, так как для меня будет крайне неудобно оставаться на борту судна в обществе такого неотёсанного мужлана.

— Нет, он, должно быть, с ума спятил! — воскликнул Собридж, который от удивления даже забыл рассердиться. — Ей-Богу, он совершенно рехнулся!

— Нет, сэр, я не сумасшедший, — возразил Джек, — я философ!

— Философ?! — изумился Собридж. — Что за чёрт, чего ещё можно от него дождаться? Ну ладно, шутник вы этакий, я проверю вашу философию на деле.

— Именно для этой цели я и решил отправиться в море, и если вы всё-таки останетесь на борту судна, я надеюсь, мы обсудим этот вопрос с вами, и вы ознакомитесь с идеями равенства и прав человека.

— Клянусь Создателем, я скорее ознакомлю вас с тридцатью шестью статьями Морского устава, правда, если вы останетесь на судне. Ну довольно — я отправляюсь к капитану, чтобы доложить ему о вашем поведении, и оставляю вас с вашим обедом, если у вас ещё не пропал аппетит.

— Сэр, премного вам обязан, но не опасайтесь за мой аппетит! К сожалению, я не могу пригласить вас к обеду, поскольку ожидаю нескольких воспитанных молодых джентльменов, которых может шокировать ваше присутствие. Желаю вам доброго здоровья, сэр.

— Вот уже двадцать лет, как я на службе! — зарычал Собридж. — Но чёрт побери, ещё никогда… Нет, он явно спятил, просто-напросто какой-то сумасшедший!

Джек и сам немного удивился. Если бы Собридж пришёл в военной форме, дело могло бы принять другой оборот, но чтобы простой человек с чёрными баками и лохматыми волосами в потёртом фраке и казимировой жилетке осмелился назвать его сумасшедшим — это не укладывалось в его голове.

— Придётся рассказать капитану Вилсону всё, что я думаю о его помощнике, — рассуждал Джек, но в это время явились гости, и Джек вскоре забыл об этой встрече.

Тем временем Собридж зашёл к капитану Вилсону и застал его дома. Он сделал правдивый доклад обо всём, что случилось, и закончил его требованием, высказанным сердитым тоном: либо тут же уволить нашего героя, либо предать его трибуналу.

— Подождите, Собридж, — сказал капитан Вилсон. — Садитесь и, как говорит мистер Изи, давайте обсудим этот вопрос, а уж потом я оставлю дело на ваше усмотрение. Что касается трибунала, об этом не может быть и речи, поскольку мистер Изи ещё не приступил к службе, а потом он мог и не знать о том, что вы первый лейтенант или вообще офицер, так как явились к нему в штатском.

— Верно, — сказал Собридж, — об этом я и не подумал.

— Ну, а насчёт его увольнения, вернее, отказа в приёме на службу, тут надо принять во внимание, что мистер Изи воспитывался в деревне и никогда в жизни не видел ничего крупнее пруда, а о службе знает не больше, чем годовалый ребёнок. Я вообще сомневаюсь, что он когда-нибудь слышал о чине лейтенанта. Судя по его поведению, он понятия не имеет о власти первого лейтенанта.

— Тут вы правы, — ответил Собридж сухо.

— Поэтому я не считаю, что его поведение, обусловленное простым невежеством, заслуживает строгого наказания. Я взываю к вашему чувству справедливости, Собридж.

— Возможно, сэр, что вы и правы. Ещё он сказал мне, что он философ, и болтал что-то о равенстве и правах человека, заявил, что он признаёт только отношения равенства между нами и просил обсудить с ним этот вопрос. Так вот, сэр, если каждый мичман начнёт обсуждать вопросы всякий раз, когда получит приказ, дисциплина на корабле полетит ко всем чертям.

— Всё это так, Собридж, и вы мне напомнили о том, что я упустил из виду в то время, когда давал обещание принять мистера Изи на корабль. Я припоминаю, что у его отца, моего дальнего родственника, голова забита совершенно сумасбродными идеями, такими же, какие вы услышали от сына. Мне как-то пришлось обедать у них в доме, и во время обеда отец распространялся о принципах естественного равенства и прав человека, к большому удовольствию всех гостей, потешавшихся на его счёт. Помнится, я высказал ему своё мнение, что такие идеи не нашли бы применения на службе, в которой я имею честь состоять, ибо в противном случае наступил бы конец всякой дисциплине. В то время я совсем не предполагал, что его сын, у которого тогда было столько же шансов поступить на морскую службу, как у архиепископа Кентерберийского, ибо его отец очень богат — что-то семь или восемь тысяч фунтов годового дохода, — поступит на корабль, которым я командую, и будет распространять здесь те же взгляды, что и у отца. Жаль, очень жаль…

— Этот товар не найдёт сбыта на нашем рынке, — заметил Собридж.

— Тут я с вами согласен, но, будучи сам отцом, я не могу не испытывать тревоги за то, как мы внушаем те или иные абстрактные либо философские идеи юношеству. Даже если они сами по себе правильны, они всё же опасны, как острый нож в руках ребёнка, ну, а если они ложны, молодой, восприимчивый ум юноши впитывает их как губка, и их можно искоренить только с большим трудом, да и то, когда они уже оказали своё пагубное воздействие.

— Значит, вы полагаете, что эти идеи глубоко укоренились в уме паренька и мы не сможем помочь ему избавиться от них?

— Я этого не утверждаю, но всё же не забудьте, что они усвоены им в ранней молодости из уст того, кто пользовался у него полным доверием, — от отца, а сын не набрался достаточного жизненного опыта, чтобы убедиться в их ошибочности.

— В таком случае, сэр, позвольте мне выразить своё мнение на этот счёт, и, делая это, уверяю вас, я исхожу только из интересов службы. Если, как вы говорите, мы не можем искоренить идеи юноши в силу его независимости, то не лучше ли будет для него самого, как и для службы, отослать его домой? Как офицер, он вряд ли может быть полезен на флоте, а на сослуживцев может оказать дурное влияние. При всём моём к вам уважении, капитан Вилсон, я заявляю как ваш помощник, что я обеспокоен возможностью ослабления дисциплины на корабле с появлением на нём этого молодого человека, для которого служба не представляет интереса.

— Дорогой Собридж, — ответил капитан, пройдясь несколько раз по комнате взад и вперёд, — мы вместе поступали на службу и были однокашниками много лет. Вы хорошо знаете, что я просил вас принять должность моего старшего помощника не только благодаря нашей многолетней дружбе, но и благодаря вашим деловым качествам, столь мало оценённым начальством. Поэтому я предоставляю на ваш суд все обстоятельства дела, и вы сами будете решать его. Более того, я обещаю — как вы решите, так и будет.

Представьте себе, что вы сами командир, обременённый большой семьёй, состоящей из жены и семерых детей, и вот вы много лет пытаетесь выбиться из нужды, но, несмотря на жесточайшую экономию, всё больше и больше влезаете в долги. Наконец после долгих просьб и унижений вы добиваетесь назначения на прекрасный корабль с перспективой разделаться с долгами и выбиться из нищеты благодаря призовым деньгам и двойному жалованию. Теперь представьте себе, что все ваши надежды могут рассыпаться в прах, потому что у вас нет средств на экипировку, нет денег, чтобы расплатиться с долгами, срок которых истекает, и вам грозит тюрьма за их неуплату, да к тому же вы не можете оставить своей семье никаких средств для существования во время своего долгого плавания, потому что аванс выдают в половинном размере от суммы, на которую вы рассчитываете. И вот в таком затруднительном положении вы обращаетесь с просьбой к человеку, который приходится вам весьма отдалённым родственником и с которым вы поддерживаете связь от случая к случаю, вы обращаетесь к нему с просьбой о займе двух-трёх сотен фунтов, ожидая от него отказа (по пословице «в долг просить — сраму не избыть»), так вот, к вашему удивлению, этот щедрый человек выдаёт вам чек на тысячу фунтов, не требуя ни процентов, ни законного обеспечения, и просит отдать долг в любое удобное для вас время — я спрашиваю вас, Собридж, какие бы вы испытывали чувства к этому человеку?