Под парусом вокруг Старого Света: Записки мечтательной вороны - Тигай Аркадий Григорьевич. Страница 5
Стою и я под струями дождя, накапливая раздражение: «Какого черта, из-за идиотского педантизма мокнуть на пустом перекрестке? А кто меня потом будет лечить, если рассопливлюсь? И где на яхте сушить шмотки?»
Упертые финны между тем, стоят как пришитые. Наконец, не выдержав, совершаю воображаемый плевок и решительно иду через дорогу.
«Куда?! — заверещала в душе европейская барышня. — Ты же только что обещал соответствовать!» — «Без фанатизма, девушка». — «Рыдал от умиления!» — «Ханжа! Целка-мазурка!» — «Клялся в законопослушании! — Клялся… Я и не отказываюсь, только не сейчас, потом, когда не будет дождя и тяжелых сумок, и вообще: потом, потом, потом, черт побери!»
Невозмутимые чухонцы провожали меня индифферентными взглядами.
«В следующий раз обязательно, друзья мои, — мысленно пообещал я финнам. — В следующей жизни!»
Во время перехода в Таллин я подсчитал собственный «коэффициент везучести»: двигатель вышел из строя, но не безнадежно. Трубка порвалась, но вовремя обнаружена. Пароход наехал, но мы увернулись. Шторм загнал в шхеры, но именно в то место, где можно отремонтировать двигатель… В процентах получалось пятьдесят на пятьдесят.
В Таллине, куда мы, как и в Финляндию, зашли без визы, коэффициент подтвердился — нас впустили без паспортов, но не дальше ближайшего магазина и не больше чем на час. Те же пятьдесят на пятьдесят. Для такой затеи, как путешествие вокруг Европы, процент невелик. Следовало, как в картах, «ломать игру»: в тот же день мы ушли в Дирхами, где без виз и паспортов благополучно отшвартовались у пустынного пирса — бдительные эстонские пограничники и таможенники до этой рыбацкой деревушки, видимо, еще не добрались. Увы, одно из величайших наслаждений, а именно удовольствие от безнаказанного нарушения закона, омрачилось нестерпимой болью в зубе.
Напоминаю, что питерские «специалисты» по судовым дизелям именовались фирмой «Дуэт». Стоматологическая клиника, которую я посетил за две недели до похода, тоже тяготела к искусству — название ее было «Ренуар», и так же, как «Дуэт», она выступала на гребне моды и передовых технологий.
У входа в клинику меня встретил человек с лицом раскаявшегося убийцы, у которого на лацкане безупречного пиджака красовался жетон со странной надписью: «Даун-менеджер». Заботливо облачив мои ноги в полиэтиленовые бахилы, «убийца» передал меня девушке, чья должность значилась уже как «секонд-менеджер». Девица проводила меня в обширный вестибюль, сладчайшим голосом сказала: «Соблаговолите подождать одну минуту» — и испарилась.
Нет нужды описывать интерьер вестибюля с расписными потолками, кожаными диванами и грудами глянцевых журналов, рассыпанных по столам. Журналы призывали покупать эксклюзивные «бентли» и недорогие средневековые замки в Калабрии и французской Ривьере. Сидящие в креслах клиенты «Ренуара» чинно листали журналы, очевидно прицениваясь к средневековым замкам.
— Господин Тигай, вас ждут в приемной номер два, — сказал по трансляции медоточивый голос, после чего уже в сопровождении «фест-менеджера» я был препровожден в кабинет.
Тут меня положили в кресло, по всей видимости снятое с космического корабля, о чем свидетельствовало бесчисленное количество рычагов и манипуляторов. Сверху запеленали салфеткой. Затем раздался мелодичный звон, кресло приняло горизонтальное положение, и надо мной склонилось лицо, закрытое маской. Запахло тонкими духами.
— Добрый день, — произнесла маска. — Меня зовут Раиса Валентиновна. Откройте рот.
Осмотрев подозрительный зуб, Раиса Валентиновна сказала, что надо лечить, и назвала цену. Я бы упал, но космическое кресло не позволило. Улизнуть же из-под Раисы Валентиновны не было никакой возможности — мне уже протягивали договор с подробным описанием прав и обязанностей сторон: «Стоматологическая помощь на возмездной основе…», и так на четырех страницах. Сумма «возмездной основы» значилась в долларах. Отступать было поздно и некуда — космический трон мягко обволакивал тело.
«Черт с ними, с деньгами! — подумал я. — Зато не буду о зубах волноваться, одной проблемой меньше».
Подмахнул бумаги, и Раиса Валентиновна приступила.
Она с двумя ассистентами больше часа хлопотала вокруг моего зуба.
Мягко гудела машина, шипел слюноотсос. Раиса Валентиновна обменивалась с ассистентами таинственными репликами: «Дайкал… септонес… геркулайт». Особенно запомнилось мне слово «пьезон».
Потом, с толстой папкой истории моей болезни, я был представлен менеджеру по финансам. Потом платил деньги в расчетном узле, уставленном компьютерами…
Описывать дальнейшие подробности нет нужды — побывать на подобном спектакле может любой гражданин, имеющий в кармане три-четыре сотни долларов.
Вылеченный зуб заболел ровно через десять дней, за три дня до начала путешествия.
Потрясая договором, я помчался в «Ренуар», где меня встретили с удивлением.
— Во-первых, мы вас первый раз видим! — сказали мне.
— Что?
— А во-вторых, мы вам все сделали первоклассно. Вот и рентген подтверждает. — Раиса Валентиновна показала на экране монитора черно-белые разводы. — Видите, как прекрасно пройдены корневые каналы, до самого верха. И переодонт в норме, и корень чистый.
— Какой, к черту, корень! — завопил я. — Болит, а мне на полгода в море уходить.
— Плывите на здоровье!
— Так ведь болит!
— Просто после лечения у зуба повышенная чувствительность, — объяснила Раиса Валентиновна и сняла маску. Под маской оказалась прелестная молодая ведьма. — Не паникуйте, — нежно сказала она. — Надо полоскать, и все пройдет… — и проворковала еще несколько научных терминов типа «пьезон».
Дал себя уговорить, старый дурак.
И вот теперь, с бесполезным полосканием за щекой, с головой, раскалывающейся от боли, я спрашиваю себя: каким образом я, прожженный старый бобер, которого ни обмануть, ни объехать, не узнал во всех этих передовых «дуэтах» и «ренуарах» самодовольную ухмылку бессмертного Женьки Редькова? Тут тебе и «даун-менеджеры», и «геркулайты», и «полный пьезон»!
Давным-давно в наших кинематографических палестинах служил администратором некто Женя Редьков, и слыл он человеком прогрессивных взглядов, по сегодняшней терминологии — «продвинутым». Себя продвинутый Женя называл почему-то Юджином, курил сигары, прикуривая от газовой зажигалки, что по тем временам считалось «круто», но администратором был, сказать по правде, никудышным: за какое бы дело ни брался, заваливал непременно по причине бездарности. Отличался, кроме прочего, вороватостью и брехливостью, но был на редкость деятелен, не ленив, бойкоязычен и весьма информирован, то есть производил впечатление не просто прогрессивного человека, но и допущенного к информации, остальным прочим смертным недоступной. Создавалось это впечатление при помощи двух десятков иностранных слов, которыми Женька густо сдабривал свою трескотню, и респектабельности вида — галстук-бабочка, неизменный портфель и шляпа. Приглядевшись внимательней, правда, можно было заметить, что бабочку Юджин соорудил из куска подкладочной тряпки, а шляпа «стетсон» произведена в городе Великие Луки. По этому самопалу ложная респектабельность и деловитость Редькова легко распознавались, и герой представал во всей своей никчемности, не вводя в заблуждение окружающих дешевым понтом. Потому-то кинематографическая карьера Юджина закончилась довольно быстро — со студии его поперли, после чего неунывающий Редьков благополучно перескочил вместе с бабочкой, сигарой и беглым английским куда-то на тарную базу. Но так было когда-то. Ныне же, когда эпоха тотального дефицита канула в Лету, узнать разодетых по фирме Редьковых, сидящих за компьютерами в евростандартных офисах, практически невозможно. Тут-то для них и начался настоящий ренессанс, и синдром Редькова накрыл страну, как пандемия гриппа.