Проклятый манускрипт - Ванденберг Филипп. Страница 26

Он был смущен. Лицо ее чем-то напоминало Уту, фигуру, стоявшую в Наумбургском соборе, — самое прекрасное воплощение в камне к северу от Альп. А тело Афры не шло ни в какое сравнение с телами Умных Дев, украшавших главный портал Магдебургского собора.

Афра с улыбкой смотрела на Ульриха. Она с удивлением обнаружила, что Ульрих фон Энзинген, известный архитектор, может смутиться. Когда она глядела на него, то видела отчетливые признаки неуверенности. Он избегал ее взгляда, и впервые в жизни Афра почувствовала, что она в силах полностью подчинить себе мужчину.

— Что же вы молчите? — попыталась она разговорить Ульриха. — Могу себе представить почему. Вы находите, что такое роскошное платье не подходит простой трактирщице из столовой. Не так ли?

— Наоборот, — возразил Ульрих. — При виде тебя у меня перехватило дыхание. Я бы скорее сказал, что такая красивая девушка, как ты, не подходит для работы в столовой.

— Вы смеетесь надо мной, мастер Ульрих!

— Ни в коем случае! — Он подошел к Афре на шаг. — С момента нашей первой встречи, там, в хижине наверху, я потрясен твоей красотой.

— Вам очень хорошо удавалось это скрывать, — ответила Афра. Комплименты Ульриха придали ей уверенности. — Я приняла Вас за чудака, женившегося на архитектуре. В любом случае, вы показали себя не с лучшей стороны, хотя я спасла вам жизнь.

— Я знаю. А насчет чудака ты не совсем не права. Все настоящие деятели искусства поглощены только своим искусством и собой. И в этом нет никакой разницы между поэтами, художниками и архитекторами. Но есть у них еще кое-что общее: муза, женщина неземной красоты, которой они поклоняются и которую превозносят в своих произведениях. Вспомни, кого воспевал Вальтер из Фогельвейде [8]в своих «Сказочных песнях». Или, к примеру, Губерт ван Эйк, [9]известнейший художник нашего времени. Его мадонны — отнюдь не святые, они — женщины, достойные преклонения, с обнаженной грудью и чувственными губами. А фигуры, которые выставляют мои собратья по цеху на порталах соборов, как будто бы к вящей славе Господа, на самом деле являются воплощением их муз или мечтами мужчин, воплощенными в камне.

Ульрих подошел еще на шаг. Афра непроизвольно отступила назад. Вот и наступило то, чего она боялась, на что так надеялась. Как ей хотелось близости с ним, как мечталось, чтобы это случилось, а вот теперь она отходит от него. Чего же она хочет? Она с огромным удовольствием провалилась бы сквозь землю.

Ульрих заметил ее нерешительность и остановился.

— Не бойся меня, — тихо сказал он.

— Я не боюсь вас, мастер Ульрих, — ответила Афра.

— Ты наверняка еще никогда не спала с мужчиной.

Афра почувствовала, что кровь бросилась ей в лицо. Все ее чувства взбунтовались. Как вести себя? Должна ли она солгать и ответить: «Нет, мастер Ульрих, вы будете первым»? Или рассказать ему о том, что произошло с ней много лет назад?

Под влиянием минутного порыва она сказала пусть неполную, но правду:

— Мой господин, у которого я с двенадцати лет работала за хлеб и кров, изнасиловал меня, когда мне было четырнадцать. Когда через два года он попытался это повторить, я убежала. Теперь вы знаете, как обстоят со мной дела.

Афра заплакала. Если бы Ульрих спросил, почему она плачет, она не знала бы, что ему ответить. В голове не было ни единой мысли. Она даже не заметила, что Ульрих сочувственно обнял ее и стал нежно гладить по спине.

— Ты забудешь об этом, — спокойно заметил он. Внезапно Афре показалось, что она проснулась. Но сон, который она видела, был действительностью. Когда она осознала, что оказалась в его объятиях, по всему ее телу пробежала приятная волна. Девушка почувствовала жгучее желание прижаться к нему. И она уступила этому желанию. Только что она проливала слезы и вот уже начала безудержно хохотать. Да, Афра смеялась над своими слезами и вытирала их кулаком.

— Извините, на меня что-то нашло.

Много дней спустя, когда девушка вспоминала события этого вечера — а это происходило не раз, — она качала головой и спрашивала себя, как могло случиться то, что случилось потом: Ульрих все еще обнимал ее, когда она отошла на шаг и опустилась на постель. Она лежала перед ним, совершенно беспомощная. На секунду оба замерли. Потом Афра взялась за подол платья, задрала его выше срамного места и таким образом предложила себя мастеру Ульриху.

— Я хочу тебя, — услышала она шепот Ульриха фон Энзингена.

— Я тоже хочу тебя, — серьезно ответила она.

Когда Ульрих лег сверху и вошел в нее коротким сильным движением, Афра хотела закричать, не от боли, а от наслаждения. Она испытала то, что никогда раньше не испытывала: парение в облаках, головокружение, отсутствие всяких мыслей. Были забыты ужас и отвращение, которые долгое время поднимались в ней, когда она думала о том, что ее может коснуться мужчина. Ульрих любил ее так нежно и самозабвенно, что ей хотелось, чтобы это никогда не кончалось.

— Хочешь ли ты быть моей музой? — спросил архитектор, и голос его звучал почти по-детски.

— Да, хочу! — воскликнула Афра.

И, обхватив Афру за талию так, что она выгнулась дугой, как арка портала, и продолжая в ней свои похожие на волны движения, он сказал:

— Тогда я поставлю тебе памятник в своем соборе. Пусть тебя помнят века, прекрасная моя муза.

Движения его стали сильнее. А прерывистое дыхание привело Афру в восторг. Она выгнулась, чувствуя силу, исходившую от его мужественности. И внезапно Афру охватило внутреннее пламя. Ей показалось, что вокруг зазвучали прекрасные звуки хоралов. Раз, другой, а потом Афра опустилась на постель.

Она лежала с закрытыми глазами и не решалась взглянуть на Ульриха. И хотя из-за тяжести его тела она с трудом дышала, ей хотелось, чтобы он продолжал лежать на ней вечно.

— Надеюсь, я не испортил твое прекрасное платье, — словно издалека услышала она голос Ульриха.

Это замечание показалось ей не совсем уместным. За то, что она сейчас пережила, Афра готова была отдать и свое платье, и все, что у нее было. Но, возможно, Ульрих фон Энзинген был так же охвачен чувствами…

Прошло некоторое время, прежде чем Афра снова смогла ясно рассуждать. Первая мысль, которая пришла ей в голову, была: рыбак и его жена! Даже подумать страшно, что будет, если они застанут ее с мастером Ульрихом.

— Ульрих, — нерешительно начала Афра, — будет лучше, если…

— Я знаю, — прервал ее Ульрих и поднялся с нее. Он поцеловал девушку в губы и сел на край кровати. — Хотя ты уже не ребенок. Рыбаку не в чем тебя упрекнуть.

Афра встала и пригладила свое зеленое платье. И, поправляя косу, сказала:

— У тебя есть жена, и ты знаешь, что это значит для такой, как я.

Ульрих фон Энзинген закричал:

— Никто, ты слышишь, никто не посмеет тебя обвинить! Я сумею этому помешать.

— Что ты хочешь этим сказать? — Афра вопросительно посмотрела на Ульриха.

— Городского судью самого можно обвинить в любовной связи. Но для этого нужны свидетели. А вообще он поостережется делать это. Потому что иначе ему пришлось бы обвинить и себя, и свою любимую. Ни для кого не секрет, что два раза в неделю Бенедикт спит с женой городского писаря Арнольда. Последнее обвинение в прелюбодеянии в этом городе было подано семь лет назад. — Он схватил Афру за руки. — Я защищу тебя.

Слова Ульриха подействовали на нее успокаивающе. Еще никто никогда ей такого не говорил. Но, когда они стояли так друг напротив друга, Афру охватили сомнения: а стоило ли отдаваться на волю чувств к Ульриху?

Казалось, он прочел ее мысли.

— Ты сожалеешь? — спросил архитектор.

— Сожалею? — Афра попыталась загладить неловкость. — Я не хотела бы пропустить ни одной минуты последнего часа, поверь мне. Но сейчас будет лучше, если ты уйдешь раньше, чем вернутся Бернвард и Агнес.

Ульрих кивнул. Потом он поцеловал Афру в лоб и исчез.