Проклятый манускрипт - Ванденберг Филипп. Страница 27

Рыбацкий квартал был погружен во мрак. То тут, то там мелькали отсветы факелов ночных гуляк, возвращавшихся с танцев. Пьяный наткнулся на мастера Ульриха, пробормотал извинения и скрылся. В двух шагах от дома Бернварда слонялся человек с фонарем. Подойдя ближе, архитектор узнал Геро Гульденмунта. Но внезапно фонарь погас, стало темно, и фигура скрылась в ближайшем переулке.

Этой ночью и несколько последующих дней Афра витала в облаках. Она убежала от своего прошлого. Ее жизнь, которая до недавнего времени обуславливалась только повседневностью, внезапно приняла другое течение. Афре хотелось жить и переживать. Врожденная застенчивость и отчужденность, которая подходила ей как трактирщице из столовой при соборе, сменилась самоуверенностью. Иногда Афра вела себя даже несколько вызывающе. Она наслаждалась свободным обращением с каменотесами и плотниками, слушала их комплименты, шуточки и колкости и смело отвечала на них, да так, что грубые насмешки сразу смолкали.

Конечно же, от строителей не укрылось, что мастер Ульрих фон Энзинген, которого раньше никогда не было видно в столовой, теперь обедал исключительно здесь. А если внимательно последить за тем, как Афра подавала архитектору посуду, то можно было увидеть, как их пальцы нежно соприкасались. Это давало повод для сплетен. Кроме того, Ульрих и Афра не делали тайны из своей привязанности друг к другу, когда встречались после работы.

Ульрих раскрыл Афре глаза на архитектуру, объяснил ей разницу между старым и новым стилем, между крестовым сводом и крестовым ребристым сводом, рассказал о золотом сечении, невообразимым образом услаждающем глаз человека, как серенада услаждает слух той, кому она посвящается. Все же содержание sectio aureaпо-прежнему было скрыто от Афры. Она не понимала, как разделить отрезок так, чтобы прямой угол, образуемый всем отрезком и стороной квадрата, был равен квадрату другого отрезка; даже сами закономерности, выведенные греком Евклидом, которыми играли великие архитекторы, потрясли Афру до глубины души. Она стала смотреть на собор другими глазами, и, когда у нее было время, она, бывало, посвящала деталям архитектурного сооружения целый час.

Изредка, ночью, Афра и Ульрих любили друг друга высоко на лесах или, если погода была хорошей, на берегу реки. А поскольку при этом пострадало новое зеленое платье, Ульрих заказал мастеру Варро два новых, одно красное, второе желтое.

Афра давно перестала стыдиться и одевалась как богатая горожанка, хотя модные платья вызывали злые пересуды. В столовой она нередко слышала: «Она хорошо его обслуживает».

То, что именно желтое платье принесет в ее жизнь жуткие перемены, казалось Афре таким же нереальным, как и ясное солнце в день поминовения усопших. Но все было так, и никак иначе.

Варро да Фонтана привез на платья дорогие ткани из Италии, там желтый цвет считался особенно благородным. Ни портной родом с юга, ни Афра не знали, что к северу от Альп желтый цвет имеет совершенно другое значение. Желтые платья носили для привлечения к себе внимания банщицы и проститутки.

Первыми новое платье заметили торговки. Когда Афра шла по рынку, на котором раньше сама продавала рыбу, она услышала злые окрики:

— Наверное, прибыльное это дело — расставлять ноги! Тьфу, пошла прочь!

Многие плевали ей под ноги или при встрече поворачивались к ней спиной. Афра не понимала, почему произошла такая перемена в отношении к ней, и продолжала носить злосчастное желтое платье.

В субботу, когда в столовой обильно ели и выпивали, случилось нечто невообразимое. Плотник, которого за его высокий рост называли Великаном, бросил Афре на стол пять пфеннигов и, подогреваемый пивными парами, крикнул:

— Иди сюда, маленькая шлюшка, обслужи меня прямо здесь, на столе!

Крики строителей внезапно стихли. Все глаза были устремлены на Афру, а Великан тем временем доставал из штанов свое хозяйство.

Афра замерла.

— Ты что, думаешь, я из тех, кого можно купить за пять пфеннигов?! — ответила Афра. И, бросив презрительный взгляд на его бесформенное мужское достоинство, добавила:

— Ничего более отвратительного я в своей жизни не видела.

Собравшиеся вокруг них загорланили и застучали кулаками по столу.

— Вот деньги, так что давай, отрабатывай их! — крикнул Великан и, раскинув руки, направился к Афре. Он схватил ее железной хваткой и прижал к столу. Столпившиеся вокруг них мужчины вытянули шеи.

Афра отчаянно отбивалась.

— Да помогите же мне! — кричала она, но мужчины только стояли и смотрели. Сопротивляться силе Великана было просто невозможно. Из последних сил Афра ударила его коленом между ног. Великан, громко вскрикнув, присел, отпустил Афру и скрючился на полу. Афра поднялась и бросилась к выходу, боясь, что остальные ее задержат. И тут в дверях показался Ульрих фон Энзинген. Крики строителей смолкли.

Архитектор обнял Афру. Она всхлипывала. Ульрих нежно провел рукой по ее волосам, не спуская рассерженного взгляда со своих подчиненных.

— Все в порядке? — тихо спросил он.

Афра кивнула. Ульрих разжал объятия и подошел к Великану, по-прежнему лежавшему на полу, скрючившись от боли.

— Вставай, свинья, — едва слышно проговорил Ульрих и больно пнул плотника в бок. — Вставай, чтобы все могли посмотреть, как выглядит свинья.

Великан пробормотал извинения и поднялся. Едва он выпрямился, как мастер Ульрих схватил двумя руками стул, размахнулся и опустил его плотнику на голову. Стул рассыпался в щепки, а Великан молча осел на пол.

— Выбросьте его на улицу, от него воняет, — прошипел мастер Ульрих, обращаясь к столпившимся вокруг мужчинам. — А когда он придет в себя, скажите ему, чтобы ноги его больше не было на стройке. Вы меня поняли?

Таким разъяренным мастера Ульриха еще не видели. Строители испуганно потянули Великана за одежду. Рана у него на голове сильно кровоточила, и он в самом деле был похож на зарезанную свинью. И, когда строители тащили Великана на улицу, за ним оставался темный след.

С того самого дня жители Ульма стали показывать на Афру пальцем. В столовую никто не ходил. На улице девушку все избегали.

Со времени того происшествия прошло уже две недели, когда как-то утром рыбак Бернвард обнаружил под своей дверью отрубленную куриную ногу.

— Знаешь, что это означает? — взволнованно спросил он.

Афра испуганно посмотрела на него.

Лицо Бернварда потемнело.

— Тебя хотят обвинить в колдовстве.

Афра почувствовала, как в сердце кольнуло.

— Но почему? Я же ничего не сделала!

— Мастер Ульрих — женатый мужчина, у него очень набожная жена. И твое желтое платье не способствует тому, чтобы тебя считали порядочной женщиной. Вы перегнули палку, и теперь тебе придется за это платить.

— Что же мне делать?

Бернвард пожал плечами. Потом к ним подошла Агнес, его жена. Она всегда относилась к Афре хорошо. Агнес взяла Афру за руку и мягко сказала:

— Никогда не знаешь, чем это может закончиться. Но если хочешь совет, тогда уходи, Афра. Ты умеешь работать и всюду найдешь себе место. С этими людьми не стоит шутить. Сами они — большие негодяи, но хотят казаться святыми. Послушайся моего совета. Так будет лучше для тебя.

Услышав эти слова, Афра расплакалась. В Ульме она обрела родину. Впервые в жизни она чувствовала себя в своем окружении свободно и спокойно. Но прежде всего — здесь был Ульрих. Девушка даже думать не хотела о том, что ее краткое счастье, которое выпало ей на долю, уже закончилось.

— Нет, нет и еще раз нет! — яростно закричала Афра. — Я остаюсь, потому что на мне нет вины. Пусть попробуют обвинить меня!

У Ульриха фон Энзингена тоже внезапно оказалось больше врагов, чем друзей. Среди ремесленников образовались группы, поставившие себе целью саботировать его работу. Каменотесы больше не выбирали лучшие камни, а брали самые ломкие. А в тех балках, которые поставляли плотники, все чаще обнаруживались сучки. Даже старшие мастера, с которыми мастер Ульрих был в прекрасных отношениях, вдруг стали его избегать и теперь получали указания у сына Ульриха, Маттеуса, который уже закончил обучение и сам стал мастером.