Проклятый манускрипт - Ванденберг Филипп. Страница 44

Афра взяла протянутую монетку, а другой рукой протянула новую.

Нищий не понял, что произошло. Недоумевая, он разглядывал деньги.

— Но это же полгульдена! Во имя Святой Девы, вы понимаете, что вы делаете?

— Я понимаю, — тихо ответила Афра. — Понимаю.

Рассказ нищего пробудил в Афре воспоминания о своей собственной судьбе. В последние годы ей удалось изгнать из воспоминаний картинку с беспомощным свертком, висящим на ветке дерева, и девушка стала думать, что все это ей приснилось. Ульриху о рождении ребенка она тоже не рассказывала.

И вот теперь все вернулось опять: как она рожала, вцепившись в дерево, как что-то выпало из нее на мох, кровь, которую она вытерла нижней юбкой, и квакающие звуки, издаваемые ребенком, разносившиеся по всему лесу. Что, интересно, случилось с мальчиком? Или же его растерзали дикие звери? Неизвестность вызывала угрызения совести.

Тем временем настал вечер, и Афра поднялась в свою комнату на верхнем этаже дома. С улицы было слышно, как шумят гуляки, которые как раз в это время начинали искать развлечений. Афра ничего не могла поделать с собой и бессильно заплакала. Слезы смягчали боль, мучившую ее.

Десять лет, думала она, исполнилось мальчику, если он еще жив. Кто он? Стройный юноша в элегантном платье? Или замученный слуга ландфогта? Или нищий оборванец, без устали бредущий из города в город и выпрашивающий у людей кусок хлеба? Афра подумала, что не сможет узнать собственного ребенка, если их пути пересекутся на Соборной площади. В голове стучала одна мысль: как ты могла такое допустить?

Оставленная один на один со своим горем и печалью, Афра услышала какой-то шорох. Думая, что это вернулся Ульрих, она утерла слезы и стала спускаться вниз.

— Ульрих, это ты? — тихонько позвала девушка в темноту.

Ответа не последовало. Внезапно ее охватил необъяснимый страх. Сломя голову Афра бросилась в кухню в задней части дома и вытащила лучину из огня. Ею зажгла фонарь.

И вот — тот же шорох, словно дверь в петлях проворачивается. Выставив перед собой фонарь, как оружие, Афра стала пробираться вперед, чтобы посмотреть, что случилось. Входная дверь была закрыта. Круглые стекла на первом этаже защищали от любопытных взглядов с улицы, но они же и мешали выглянуть наружу. Поэтому Афра поднялась наверх. Она чуть-чуть приоткрыла окно, выходившее на Братский переулок, и посмотрела вниз. Ей показалось, что в стенной нише дома напротив она увидела темную фигуру, но девушка была слишком взволнована, чтобы быть уверенной в том, что не ошибается.

Афра по-прежнему думала, что все это ей кажется, когда две руки обхватили ее сзади за шею и начали сжиматься. Афра ловила ртом воздух. Тут у нее перед лицом промелькнул ароматный полог. Последней ее мыслью было: это не сон! Потом на нее опустилась ночь, мягкая черная ночь.

Словно из другого мира, до Афры донесся голос Ульриха, сначала тихий и робкий, потом все более громкий и настойчивый. Она чувствовала, что ее трясут, потом ощутила несколько пощечин. Открывать глаза ей было очень трудно и стоило огромных усилий.

— Что случилось? — ошеломленно спросила Афра, осознав, что лежит на полу, и увидев склоненное над ней лицо Ульриха.

— Не беспокойся, все в порядке, — ответил Ульрих. От нее не укрылось, что он своим телом специально заслонял ей обзор.

— Что случилось? — повторила она свой вопрос.

— Я думал, ты мне объяснишь!

— Я? Я помню только две руки, душащие меня, и полог.

— Полог?

— Да, от него исходил какой-то странный запах. Потом у меня в глазах потемнело.

— Этот полог? — Ульрих протянул Афре ядовито-зеленый клочок ткани с золотистым узором.

— Может быть, да. Я не знаю. — Она села. — Боже мой! — пробормотала девушка. — Я уже думала, что умерла.

В комнате был погром. Стулья были перевернуты, сундук открыт, шкаф тоже. Прошло какое-то время, прежде чем Афра осознала, что случилось.

— Пергамент? — спросил Ульрих и пристально посмотрел на нее.

«Пергамент!» — пронеслось в голове у Афры. Кто-то приходил за пергаментом. Прошлое настигло их.

Она с трудом поднялась, побрела к шкафу. Платья были разбросаны по полу. Но зеленое платье по-прежнему висело на своем месте. Афра тщательно ощупала платье. Внезапно она остановилась. Обернулась. Только что ее лицо было серьезным, и вот оно изменилось, девушка улыбнулась и вдруг разразилась громким смехом. Голос ее срывался, и она, как ненормальная, заплясала по разоренной комнате.

Ульрих удивленно наблюдал за ней. Постепенно ему стало понятно, что Афра зашила пергамент в платье и таким образом уберегла его от воров. Когда она наконец успокоилась, Ульрих сказал:

— Мне кажется, наша жизнь в опасности из-за этого пергамента. Нужно подумать, не можем ли мы спрятать его понадежнее.

Афра расставила разбросанные стулья и принялась наводить порядок. При этом она постоянно качала головой.

— Насколько я вижу, пока что ничего не пропало, совершенно ничего. Даже серебряные кубки не заинтересовали грабителей. Действительно, остается только пергамент, его и искали. И при этом совершенно естественно возникает вопрос: кто знал о его существовании?

— Ты опередила меня с вопросом. Ответ таков: алхимик.

— Но алхимик не мог знать, что мы переехали в Страсбург… — Она внезапно умолкла и задумалась.

— Что? — поинтересовался Ульрих.

— Я должна тебе кое в чем признаться. Тогда, после того как мы побывали у Рубальдуса, я еще раз ходила к алхимику. Я хотела предложить ему десять гульденов, если он поделится со мной информацией о пергаменте.

— А почему ты не говорила мне об этом до сих пор?

Афра смущенно отвернулась.

— И что из этого вышло? — продолжал расспрашивать Ульрих.

— Ничего. Рубальдус утром поспешно выехал из дома. Клара, которая назвала себя его подстилкой и у которой мне удалось снискать доверие, сказала, что Рубальдус поехал к епископу Аугсбургскому. И она думала, что этот внезапный отъезд связан с пергаментом. При этом нам он говорил, что ничего не знает.

— Алхимики по сути своей великолепные актеры.

— Ты имеешь в виду, что Рубальдус очень хорошо понимал, о чем идет речь в пергаменте, и только притворялся, что ничего не понимает?

— Я не знаю. Можно обмануться даже относительно нищего. Не говоря уже об алхимике. Если он вскоре после нашего визита поехал к епископу Аугсбургскому, это только подтверждает значимость пергамента. Кто знает, может быть, о нем сообщили даже Папе в Риме или Авиньоне или еще куда-нибудь. И тогда помилуй нас Боже!

— Ты преувеличиваешь, Ульрих!

Архитектор пожал плечами.

— У римской церкви есть целая сеть агентов и доносчиков, поэтому разыскать архитектора вместе с его любимой очень просто. Тут уже ясно, что пергамент должен исчезнуть.

— Но как, Ульрих?

— В соборе достаточно уголков, просто созданных для того, чтобы замуровать в них такой пергамент. Я вспоминаю о том, что было увековечено в стенах кафедрального собора Ульма, — он пренебрежительно махнул рукой. — Многие, и не только высокое духовенство, считают, что за драгоценности, деньги, золото, украшения и имя можно купить кусочек неба или кусочек бессмертия. Они надеются, что, когда в день Страшного суда собор рухнет, их добро и их имена станут видны и они будут первыми, кто отправится на небо.

— Какая чушь! А ты в это веришь?

— На самом деле нет. Но у людей можно отнять все, кроме веры. Вера — это бегство от реальности. И чем хуже времена, тем крепче вера. Сейчас времена тяжелые. И это — причина того, почему люди строят такие высокие соборы, каких не было никогда раньше за всю историю человечества.

— В таком случае наши соборы — это самые настоящие сокровищницы!

— Это верно во всех отношениях. Собственно говоря, я поклялся всем святым, что никому не скажу об этом. Но тебе я доверяю. И, кроме того, я не назвал тебе мест, где эти сокровища обычно прячут.

Афра молчала. Через некоторое время она сказала:

— Это значит, что даже в соборе, в котором ты никогда не был, ты знаешь, где спрятаны сокровища?